***
— Ты чего? Макс, ты чего? — тяжелый голос требовательно вытаскивал его из липкой дремы. Голос трясся весь, будто что-то нехорошее случилось. — Я...Я тут, я хорошо, — в голове гудело медным звоном. — Ебаный в рот, — облегченно выдохнуло по ту стороны дремы, — Ебаный в рот, Свобода, ты же потонуть мог. Какого хрена тебя на ночь понесло сюда с бухлом? Почему не сказал, что сюда идешь? Почему, а? — Где? — Что «где»? — Потонуть мог где? — В пизде, — голос был злее черта теперь, — В море мог потонуть. Захлебнуться. Как ты еще плавать не пошел, припиз… — Нееее, ты что, — Макс, глаз не открывая, покачал головой, — Дурак что ли? Море — оно же далеко. Во Владивостоке море. — Ты только пил? — поинтересовался голос. Макс почувствовал, что голову ему приподняли (гонг-гонг-гонг в висках — больновато) и положили куда-то повыше. — Таблетку еще съел, — пояснил Макс непонятливому голосу. Голова лежит на чьих-то коленях. Вроде даже к шее крепится. — Ну и дебил, — бормотнул голос. Так сидели они минут пять или даже десять. Макс глаза все никак разлепить не мог, а голос больше говорить ничего не хотел. — Сережа? — Ну? — Давай тут побудем. — Мы не уходим никуда. — Я имею в виду… — Макс запнулся; слова, в отличие от мотыльков-мыслей, приходили на язык куда вязче, а белые звезды еще не все вылетели из головы, — Я имею в виду — после того как меня отпустит, давай тут... — Мы не уходим никуда, — глухо прозвучало в ответ, — Мы сидим здесь. «Мы». Больше Макс ничего к этой мысли придумать не смог. «Мы» — и полно, и хватит.II
3 августа 2018 г. в 00:30
«Да я пёс! Чертова большая собака, воу-воу. Воу! Я бегу прямо по небу, вокруг меня страсть, стратосфера, странное, странно по небу бежать, разве нет? Не-а. Не…а».
Макс лежал на песке, загребая себе руками, будто рисовал снежного ангела. Море раз за разом ласково лизало голую пятку — один кроссовок лежал неподалеку. Песок в волосах, во рту — Макс иногда досадливо клацал зубами, пытаясь согнать с языка колкие камешки.
«Повыть на луну? Воооу. А собаки воют? Вольют собаки луну в абсолют возводят».
Он перекатился, лег на живот. Щеку на землю положил. Холодная до горячности. В глазах — белые звезды, хотя на небо он уже минуты три не смотрит. Или это были три часа? Три вечности? Без понятия.
Максу необычайно хорошо думалось сейчас. Мысли в голове взрывались фейерверками, а если какая не хотела гореть, то ее можно было тут же отбросить. «Не нужно», — решал Макс, подумав, к примеру, о том, что можно идти назад, в сторону дома. И к дому, стало быть, не шел. А что нужно? Белые звезды в глазах. Чтобы их стало больше, надо еще глотнуть из бутылки. Макс шеребонил рукой по земле, находил уже сто раз до того опрокинутую бутлю и послушно делал из нее пару глотков. Туда, кажется, воды налилось — хрен знает, соленое. Но звезды послушно появлялись.
«Посмотрел бы кто. Ну, серьезно. Ну, посмотрел бы кто, нет, сидят там. Звезды в телефонах там, тоже сияют, но посмотрел бы тут кто». Макс бешено вертел головой, вытрясывая из нее белые искры — делился. Пару раз кричал громко, звал. Того, кому бы тоже поглядеть не мешало. Море рокотало обрывками этих криков. Макс хотел составить кусочки вместе, и это казалось важным. Жа. Жа — это жар, наверное. Се — сеть. Рё — нет слов таких. Вместе кусочки эти Макс сам сложить не мог. Море загадало мудреную загадку. Вокруг все черное, по морю — белая полоса луны, как будто молоко на стекло пролили.
«Я петь могу. Так надо спеть, да? Кому спеть? А зачем кому? Могу себе». Но петь не пел, просто думал — сейчас бы вот надо. Сидел себе тихо, тряс головой. В какой-то момент вскочил, начал бегать, потому что псам положено гулять, после вновь сел, потому что бессмысленно все. Глаза потяжелели, само собой заснулось сначала в голове, а потом и на лице. Здорово. Наконец-то тишина.