***
Невысокая девушка в пестром платье потуже затянула хвост из русых волос с вклинившимися среди них фиолетовыми и бирюзовыми прядями, отчего прячущиеся в них ленточки протестующе звякнули бубенчиками, так и норовя свеситься в котелок, в котором булькал ароматный травяной отвар. — Ну уж нет, так дело не пойдёт, — пробормотала себе под нос Лита, накидывая на голову зеленую косынку и капая в котелок из фигурного флакона лиловую жидкость с запахом лаванды, — волосы и бубенчики в умиротворяющем зелье уж точно ни к чему. Наконец, зелье начало пениться и распространять смесь ароматов лаванды и мяты. — Так-то лучше, — улыбнулась целительница, отворачиваясь, снимая с огня весело свистящий чайник и перекладывая на тарелку оладьи. За ее спиной раздался скрип лестницы, и, обернувшись, она увидела брата, сонно взлохмачивающего русые волосы. — О, Шим, я как раз думала тебя будить, доброе утро, садись завтракать, как раз только пожарились. Паренек с любопытством посмотрел на кипящее варево и плюхнулся на стул, придвигая к себе чашку кофе с молоком и блюдце с оладьями и сметаной, перемешанной с джемом. — Что это ты такое варишь? — кивнул он на исходящее сиреневым паром зелье, намазывая оладью джемом и сметаной и широко зевая. — Да опять полным-полно заказов на сонный бальзам и умиротворяющую настойку. Все как с ума в последнее время сошли, даже Мирта из кофейного автомата, и то вся на нервах. А у меня запасы, между прочим, не резиновые. Так что давай-ка доедай и марш в лес, наловишь там солнечных зайцев и трав наберешь побольше. Только умоляю, не притаскивай никаких животных. Нам одного только ворона, которого ты принес неделю назад, за глаза хватит. — Но Рест хороший! — Шим тут же бросился на защиту пернатого любимца. — И разговоры у него интересные! — Я не спорю, сама к нему привязалась, но попробуй объясни посетителям, особенно приезжим, что раз ворон тут же взлетает на им на голову, на лету каркая что-то философское, то это у него приветствие такое. Не все, знаешь ли, к этому привыкли, некоторые пугаются. Негодующе фыркнув, Шимиге принялся энергично работать челюстями, одновременно с этим подкармливая оладьей севшую ему на плечо птицу. В благодарность Рест ласково клюнул его в ухо и перелетел на высокий насест в углу. Привычно подхватив плетеную корзину и трость, мальчик вышел за дверь, беззаботно насвистывая какую-то песенку, а Лита, улыбнувшись ему вслед и начертив в воздухе за его спиной обережный знак, вернулась к зелью. Колокольчик над дверью уже вовсю трезвонил, оповещая о визите первого за день посетителя. В этот день от покупателей, как и всегда, не было отбоя, так что к вечеру от и так достаточно скромных запасов ингредиентов не осталось практически ничего, и Лита очень надеялась, что брат принесет все необходимое. Выпроводив наконец последнюю клиентку, которой требовался какой-то супер-сложный бальзам, призывающий вдохновение для создания долговременных иллюзий, девушка устало тряхнула головой и принялась оттирать жесткой щеткой въевшиеся в кожу коричневые следы от полынного сока. Плеск воды и шум начавшегося августовского ливня слились воедино, и поэтому она не сразу смогла разобрать тихое постукивание, звяканье и кряхтение. Убедившись, что ей не кажется, Лита распахнула дверь и увидела мокрого до нитки брата, стоящего под непривычно тускло горящим радужным фонарем. В его волосах запутались веточки и листья и играли зеленые и фиолетовые блики, в руке была зажата полная трав и баночек с чем-то живым и сияющим корзина, а на шее болтался меховой воротник, которого — Лита могла в этом поклясться — утром не было. Как только Шим перешагнул порог лавки, стало понятно, что «воротник» на его шее живее всех живых. Разглядев среди черно-коричневого меха белую умильную морду с розовым носом, целительница закатила глаза, но тут же улыбнулась и, бросив брату «Заходи уже и дуй отогреваться в ванную», захлопнула дверь. Стоило Шиму переступить порог, обвивающему его шею зверю надоело изображать из себя благовоспитанную горжетку, и на пол грациозно, хоть и слегка припадая на правую переднюю лапу, спрыгнул небольшой хорёк. — О великие духи города и леса, неделю назад ворон, сегодня хорёк, что дальше? Стая волков? — простонала Лита, глядя на брата смеющимися серыми глазами. Шимиге принялся было бормотать какие-то оправдания о выскочившей ему прямо под ноги животинке, но чихнул и, сконфузившись окончательно, замолчал. — Ладно, главное, чтобы эта животинка мне все флаконы и склянки не переколотила и от ворона перья да клюв не оставила, остальное переживем. Дуй в ванну, спасатель пушистых. Удостоверившись, что брат действительно скрылся на втором этаже, а хорёк свернулся клубком в углу и мирно заснул, Лита принялась колдовать над чайником. — Так, значит, мята, ромашка, чабрец, мед, малина и горсть солнечных лучей, — бормотала она себе под нос, ловко и почти не глядя сортируя лежащие на полках и в корзине травы и отправляя их в маленький разноцветный заварочный чайник. Стоило только вытирающему на ходу волосы Шиму спуститься вниз, как хорёк моментально подскочил и, подбежав к нему, принялся крутиться под ногами, тыкаясь мордочкой. Закончившая возиться с травами Лита весело фыркнула и, отряхнув руки от травинок и солнечной пыли, поставила перед братом чашку с горячим чаем и тарелку печенья с орехами и медом. Увидев это, зверек тут же положил голову травнику на колени и принялся умильно пофыркивать, явно что-то выпрашивая. — Ну и дела, я думала, ты хищника притащил, а это чудо печеньем соблазнилось, — удивилась Лита, отламывая кусочек печенья и подсовывая его под хорячий нос. — Глянь-ка, а ведь трескает же! — Зверек действительно с наслаждением грыз лакомство и на что-то мясное явно не претендовал. — Я ж говорил, что она совершенно… чхи! безобидная, — победно улыбнулся Шим, чуть не расплескав по столу остатки чая и шмыгнув носом. Вместо ответа Лита звонко свистнула, подзывая ворона, и, отрывисто сказав ему несколько слов, зазвенела склянками на полках. Смешав в большой глиняной чашке зеленоватые пахнущие полынью кристаллы из темно-синего пузатого флакона и ярко-желтую жидкость из треугольной колбы, целительница плеснула туда еще чая и поставила ее перед братом. — Пей, а то совсем разболеешься. Залпом, и марш спать, — скомандовала она, с тревогой глядя на его лицо, начинающее покрываться нездоровым румянцем. В этот момент раздалось громкое хлопанье крыльев, и к Шиму подлетел ворон, сжимающий в клюве вешалку с висящим на ней огромным желтым свитером. — Р-рест пр-ринес свитер-р, — прокаркал он, ласково ущипнув владельца за ухо. Закутавшись в принесенную одежду так, что лицо утопало в воротнике почти до глаз, а из рукавов торчали только кончики пальцев, Шим послушно отхлебнул из чашки и удивленно округлил глаза: — Пахнет почему-то полынью, а на вкус лимон, солёная карамель и мята. Вкусно, однако, такого ты еще не делала. В ответ целительница лишь лукаво улыбнулась: — Сам ведь знаешь, иногда бывает так, что что-то не является тем, чем кажется. — И то правда, — согласился паренек и, допив зелье, широко зевнул и поднялся на ноги вместе с подскочившим с места хорьком. — Спокойной, ночи, сестрица. — Сказочных снов, и надеюсь, этот наглец не решит прыгнуть на твою кровать, — ответила Лита, задумчиво глядя на странно мигающий фонарь за окном. Ее грызло смутное дурное предчувствие. Так и не поняв, что ее смутило, целительница махнула рукой и тоже отправилась спать, перед этим заглянув к беспокойно спящему брату и отметив нагло свернувшегося-таки на его одеяле хорька. Поправив перья на висящем в изголовье кровати желто-зеленом ловце снов и выпустив на потолок комнаты пригоршню слабо сияющих звезд, она прошептала несколько слов и тихо закрыла за собой дверь. Через несколько часов Литу разбудил неясный шум за окном и пронзительный звон колокольчика, спустя две минуты сменившийся стуком в дверь. Подойдя к окну, она увидела, что на улице почему-то не горит ни единого фонаря, несмотря на то, что небо еще даже не начинало переходить из ночной чернильной темноты в рассветные синие сумерки. — Что происходит? — пробормотала она себе под нос, открывая дверь перед барабанящей в нее посетительницей, в которой с удивлением узнала госпожу Циннамон — миловидную старушку, хозяйку стоявшей напротив булочной, из которой круглый год доносился аромат разнообразной выпечки, а ее булочки с корицей и кардамоном считались лучшими в городе. Кое-кто даже поговаривал, что выпечка госпожи Циннамон избавляет от осенней хандры и исполняет мелкие желания. Так или иначе, от покупателей в ее лавочке никогда не было отбоя. Однако сейчас улыбчивая булочница выглядела до смерти перепуганной, цветастое платье было испачкано в оставшейся после дождя грязи, в волосах запутались жухлые листья, и вдобавок, заметив, что ее левое запястье висит, как плеть, Лита распахнула дверь пошире и ободряюще улыбнулась: — Проходите и рассказывайте, что случилось. Протиснувшись в лавку булочница пристроила сломанный зонтик в одном из углов и обессиленно рухнула в кресло, вытянув ноги. Поставив перед гостьей чашку чая, Лита зазвенела пузырьками и склянками, выискивая то, что может пригодиться. — Что с вами случилось, госпожа Цинамонн? — сочувственно спросила девушка, расставляя и раскладывая на столе все необходимое. — Да не поверишь, всю жизнь тут живу, а такое на моей памяти впервые. Выглянула в окно и увидела, что на нашем берегу погасли все фонари. Будто все духи-фонарники разом улетели из наших краев. А тут еще мои звездные щенята вдруг расшалились и убежали в сад. Погналась за ними, упала и повредила руку. — Фонарники улетели? Сколько тут живу, тоже не припомню такого. Надо разобраться, — хмыкнула целительница, аккуратно фиксируя запястье булочницы повязкой с ароматной травяной мазью. — И не говори, деточка, дурной это знак, сама ведь знаешь, фонари в нашем городе — не только средство освещения. — Как не знать, — вздохнула Лита, подливая гостье горячего чаю. — С тех пор, как Фонарщик покинул город, здесь черт знает что творится. Да и само его исчезновение — история на редкость темная: жил себе человек в городе много лет, жил, все его знали, а потом в один день взял и исчез, даже следа не осталось. Самое странное — никто не может вспомнить его лица. Все помнят только темно-фиолетовый расшитый созвездиями плащ и пронзительные глаза, в упор смотрящие на каждого из-под капюшона, — задумчиво произнесла госпожа Циннамон, отхлебывая ароматный чай. Лита хотела было что-то спросить, но стоило ей открыть рот, как сверху послышался грохот, звон, крик, визг и шипение. На автомате выдернув из лежащей на столике подушечки для иголок небольшую булавку, она взбежала по лестнице, перепрыгивая через ступеньки и спотыкаясь. В голове билась единственная мысль: «Только бы ничего не сломал, только бы ничего не сломал, только бы ничего не…» БУМ! Ударившаяся о косяк дверь распахнулась перед ее носом, и вперед вылетел обезумевший хорек, похожий на мохнатую ракету. За ним можно было разглядеть все-таки скатившегося с кровати Шимиге и перевернутую кружку с капающим на пол лекарством на тумбочке. Инстинктивно отклонившись при виде хорька, девушка коротко вскрикнула, чуть не сбив с ног изумленно смотрящую из-за ее спины госпожу Циннамон. — Что случилось? — испуганно воскликнула старушка, чудом удержавшись на ногах. Хорек пронесся мимо нее вниз по лестнице. Но Лита не обратила на животное никакого внимания и не ответила булочнице, она не отрывала взгляда от поднимающегося на ноги брата. С виду он был абсолютно цел, не считая яркого румянца и лихорадочно блестящих глаз. — Я могу вам чем-нибудь помочь? — встревоженно спросила пожилая дама. — Да, пожалуйста, если не трудно, принесите мне… — начала было Лита, хлопоча вокруг Шима, но конец ее фразы потонул в оглушительном грохоте, звоне, пищании хорька и воплях Реста, донесшихся снизу. — О великие Боги Леса! Больше ни единого зверя не будет в этом доме! — взвыла девушка и, убедившись, что с братом все относительно в порядке, перепоручила его булочнице и помчалась вниз. Спустившись, она на несколько секунд потеряла дар речи. По комнате будто прошлось небольшое торнадо, весь пол и стол были залиты зельями и усыпаны сухими травами и осколками цветного стекла. Дверь была распахнута настежь, и гуляющий по комнате сквозняк трепал страницы тетрадей с рецептами и перья на ловцах снов. Ворон, уже охрипший от каркающих воплей, раздраженно приглаживал встопорщенные перья, сидя на насесте. — Дур-рдом, самый настоящий дур-рдом, — сипло каркнул он, заметив хозяйку и недовольно щелкнув клювом вновь принялся приглаживать перья. — И не говори, форменный дурдом, — вздохнула Лита, осторожно, но быстро пробираясь между лужами, осколками и ворохами рассыпанной травы к небольшому накрепко запертому шкафчику из темного дерева, в котором хранился запас несложных лечебных снадобий. Сунув в карман халата несколько пузырьков с разноцветным содержимым, она подхватила со столика бутылочку с уксусом и поспешила наверх. — Дур-рачье, гоняются за фонар-рниками, а потом пр-ропадают, — прокаркала птица ей вслед. Что-то в его укоризненном карканье царапнуло Лите слух и на мгновение застряло в голове, но она отмахнулась от этой мысли, отложив ее на потом. Получасом позже, когда растертый уксусом и напичканный по самую макушку зельями и мятно-малиновым чаем Шим наконец заснул спокойным крепким сном, свернувшись калачиком под двумя пушистыми пледами, Лита и булочница на цыпочках спустились вниз и еще раз оглядели творящийся в лавке хаос. — Да уж, складывается впечатление, что тут как минимум ураган пронесся, — озадаченно протянула булочница, бережно собирая в стопки разлетевшиеся по комнате листки с записями. Что же тут все-таки произошло? — Я сильно подозреваю, что это новый питомец Шима, — пожала плечами Лита, сметая щеткой очередную цветную россыпь стеклянного крошева, бывшую когда-то фигурным флаконом в форме ящерицы. — Его любовь к животным не имеет границ, и я ее на самом деле даже разделяю, но вот это — уже перебор. И ведь затаился где-то теперь и спит, хитрая пушистая морда, — против воли расплывшись в улыбке ответила целительница. — Леопар-ды, фонар-рники, карр-р, дур-рачье, пр-ропадают, — сонно воскликнул спавший до этого ворон. Спросонья он частично утрачивал способность к связной речи. — О каких леопардах он все талдычет? — удивленно спросила булочница, задумчиво глядя на насест. — Понятия не имею, — ответила Лита, пожимая плечами, — да куда же запропастилось это животное? Целительница тихонько засвистела и зачмокала губами, пытаясь выманить упрямую животинку из укрытия. — Мне кажется, Рест не просто так говорит о каких-то леопардах и пропажах: что, если этот погром и исчезновение хорька как-то связаны с Фонарщиком и фонарниками? — пожилая дама закончила сортировать уцелевшие минералы в специальном подписанном ящичке и устало опустилась в кресло, вытянув ноги. — Вы думаете, он отправился искать фонарников? — задумчиво протянула Лита, вытягивая из кармана пачку сигарет, и, отойдя к окну, щелкнула зажигалкой и выдохнула в отчего-то по-прежнему темное усыпанное звездами небо голубоватый пахнущий ментолом дым. — Тогда я сейчас отправлюсь его искать, заодно разберемся, что происходит, — выбросив окурок за окно, девушка решительно оттолкнулась ладонями от подоконника и, разбудив недовольно отряхивающегося Реста, направилась к двери. — Присмотрите за Шимом, я постараюсь вернуться как можно скорее. Быстро натянув любимый коричневый джемпер, она посадила Реста на плечо и вышла из лавки. Озорной ветер тотчас же бросил ей на лицо звякнувшие бубенчиками косы и заставил ворона недовольно каркнуть и хлопнуть крыльями. — Безобр-разие, фор-рменное безобр-разие, — возмутился он и тяжело облетел вокруг девушки, разминая затекшие со сна крылья. — Пошли уже, ворчун, надо искать это меховое счастье да разбираться, почему в городе не горит ни единого фонаря, — вздохнула целительница и внезапно легко подпрыгнула. За ее спиной с легким шелестом развернулись пробившиеся прямо сквозь тонкую теплую шерсть свитера узкие крылья с пепельно-золотистым оперением. — Вот, так-то быстрее пойдет, — пробормотала она, чувствуя, как поле зрения затягивается невесомой золотистой дымкой, преображая Город и открывая путь на его изнаночную сторону. Стоило золотистой дымке полностью укрыть всё вокруг, как улица преобразилась. Плитки мостовой заблестели, как после дождя, испуская радужное сияние. Однако стоявшие по обеим сторонам дороги фонари против обыкновения не вспыхивали теплым светом и казались совершенно пустыми. Лишь в некоторых из них слабо мерцали желто-оранжевые искорки, напоминающие кленовые листья. Неожиданно Рест подлетел к одному из погасших фонарей и закружился вокруг него, пронзительно каркая от волнения. Не понимая, что его так взволновало, Лита подошла и неудоуменно посмотрела на до крайности взбудораженного ворона. — И зачем ты меня звал? — Посмотр-ри на эти искр-ры, мне кажется, они здесь неспр-роста остались, — прокаркал в ответ Рест, кружась над фонарём и громко хлопая крыльями. Целительница пожала плечами и, поежившись от ночного холода, хотела было пройти дальше. Но налетевший порыв ветра распахнул дверцу фонарика, и оранжевые искры вылетели прямо девушке в лицо, ослепив на мгновение. Проморгавшись, она увидела, что искорки танцуют вокруг неё, как маленькие светлячки, выстраиваясь в разнообразные фигуры. — Это все очень-очень стр-ранно, но мне кажется, они могут указать нам дор-рогу, — прокаркал Рест, убедившись, что огоньки не причиняют никакого вреда. При этих его словах искры выстроились в ровную переливчатую рыже-золотую линию и призывно замерцали, приглашая следовать за собой. Проплутав какое-то время по темным улочкам, многие из которых были пустынными, а дома на них казались заброшенными, Лита разглядела неподалеку пушистого зверька с острыми стоячими ушами, украшенными пушистыми кисточками, нежно-кремовой переливчатой шерстью, длинным пушистым хвостом, напоминающим лисий, и изящными узкими лапами. — Это же фонарник! Значит, они всё-таки не исчезли, как все думают, а просто где-то прячутся, — прошептала Лита, опасаясь спугнуть пугливого зверька и медленно подходя поближе. Огоньки затанцевали вокруг него, бликуя на мерцающей шерсти. Внезапно ночную тишину разорвал низкий гортанный рык; особенно большой сгусток тьмы прыгнул вперёд, и Лита застыла от ужаса. Прямо на нее широкими прыжками несся огромный чёрный леопард со свирепой мордой и бледными серебристыми отсветами в виде множества пересекающихся линий на шкуре. Фонарник, заметивший опасность слишком поздно, тихонько пискнул и прижался к земле, но, к удивлению девушки, не исчез. Чем ближе подбирался хищник, тем ярче мерцала шерстка зверька, разбрасывая сияющие искры, а потом он вдруг крутанулся вокруг себя и, свившись в прозрачный золотистый вихрь, прыгнул в один из дальних фонарей и исчез. Рест, взлетевший с Литиного плеча, носился вокруг, пронзительно каркая и, казалось, окончательно растеряв способность к членораздельной речи. Леопард, впрочем, внезапно замер напротив девушки, покрутился на месте, нюхая плитки мостовой, и вновь предупреждающе зарычал. Лита усилием воли стряхнула с себя оцепенение и, повинуясь какому-то не до конца понятному даже ей самой чувству, подпрыгнула, разведя руки в стороны, и взлетела. Налетевший ветер растрепал ей волосы, в которых тотчас же запутались первые пожелтевшие и сорванные ветром листья. Крылья трепетали за спиной с такой скоростью, что за ними невозможно было уследить. Вскоре ее рука коснулась одной из звезд. Стоило этому произойти, как пальцы словно уколол миллион ледяных иголочек, но она лишь крепче сжала руки, высвобождая из звезд мягкое сияние. Прохладный голубоватый свет заструился по пальцам и вскоре пролился на асфальт сверкающим ливнем, образовав небольшую лужу, по поверхности которой тут же побежала рябь. И тут произошло нечто странное — леопард, до этого рыскавший с утробным рыком туда-сюда, вынюхивая исчезнувшую добычу, подлетел к луже и, принюхавшись, лизнул ее. Как только его морда коснулась лужицы небесного молока, линии на шкуре тотчас сложились в созвездия, а из глотки вырвалось удовлетворенное урчание. Лита, вместе с успокоившимся вороном облюбовавшая толстую ветку растущего возле дороги дерева, тихонько присвистнула и пожалела, что не прихватила с собой корзину Шима, с которой собирать звезды было бы куда удобнее. Но, почувствовав дуновение ветра, сообразила, что делать дальше, распустила волосы, вновь расправила отозвавшиеся болью крылья и взмыла в воздух. Стоило девушке взлететь, как ее расчет оправдался: несколько разноцветных звезд с тихим мелодичным звоном тотчас же запутались в легких прядях. Набрав впридачу полные пригоршни звезд, пахнущих перечной мятой, ванилью, корицей и шоколадом, Лита опустилась на мостовую рядом с леопардом и, пританцовывая, подбросила звезды вверх, но недостаточно высоко для того, чтобы они вновь поднялись в небо. Ударившись о плитки тротуара, они разлетелись на множество радужных осколков, и по дорожке побежали ручьи ароматного звездного сияния. Напившись, леопард, на шкуре которого теперь сияли все мыслимые созвездия, широко зевнул, обнажая острые клыки, и неожиданно коротко мяукнул. — По-моему, лучше удр-рать, пока он не р-решил, что мы можем сойти за вкусный гар-рнир-р, — рассудительно прокаркал Рест, опускаясь целительнице на голову. — Это не ночь, а сплошная нер-рвотр-репка, — возмущался он, приглаживая клювом снова растрепавшиеся перья. Лита хотела было спросить, какую такую «нер-рвотр-репку» получил тот, кто как ни в чем ни бывало перелетал с ветки на ветку или сидел, где ему вздумается, а не скакал по деревьям, как заправский шимпанзе, но в этот самый момент леопард вновь мяукнул, явно кого-то подзывая. Услышав в ответ смутно знакомое пофыркивание, целительница перевела взгляд на уходящую куда-то в неизвестность тенистую аллею и остолбенела от изумления. Еще минуту назад погруженная в темноту, аллея внезапно озарилась мягким желто-оранжевым сиянием и пришла в движение. Десятки фонарников шли по ней ровной вереницей, а во главе, гордо фырча, вышагивал прихрамывающий хорек. — Ну и дела-а, — протянула Лита, глядя, как сияющие зверьки один за другим поднялись в воздух и закружились в замысловатом танце, то и дело подлетая к побледневшим предутренним звездам и касаясь их хвостами и спинками. Хорек же, видимо посчитав, что его миссия на этом окончена, подошел к леопарду и, потеревшись о его бок мордой, тихонько зафыркал. Небесная кошка лизнула его и внезапно, коротко рыкнув, взмыла в розоватое небо. Зарядившиеся от звездного света фонарники тоже поднялись в воздух и, выстроившись в какую-то замысловатую фигуру, разлетелись в стороны. Вскоре на мозаичном тротуаре остался только удовлетворенно пофыркивающий хорек да замершая в тени одного из раскидистых деревьев Лита с сонным и взъерошенным вороном на макушке. Убедившись, что он все закончилось, девушка осторожно подошла к хорьку, который по-прежнему на удивление смирно сидел посреди тротуара и оглядывался. — Ну что, пойдём, пожалуй, домой, нас там уже заждались, — улыбнулась она, подходя поближе. — Только перед этим нужно кое-что сделать, чтобы ты не сбежал, Шим очень расстроится, если ты не вернешься. — С этими словами она подпрыгнула и, осторожно схватив несколько первых, еще не горячих рассветных лучей, быстро сплела из них тонкий, но прочный поводок, и, осторожно надев его на шею хорька, направилась в свой район. Солнце поднималось все выше и выше, отражаясь в камушках мостовой и в пожелтевших листьях, кажущихся в его свете полупрозрачными и напоминающими леденцы из жженого сахара. Осененная внезапной идеей, Лита хлопнула себя по лбу и, невзирая на негодующее карканье Реста, свернула к только только открывшейся бакалейной лавке. Несколько минут спустя она тихонько постучала в дверь своего домика и, открывшая дверь мадам Циннамон приложила палец к губам. — О, вернулись, проходите, я как раз кофе варю, но потише, спит еще, хоть лихорадить перестало, кашляет только. Благодарно кивнув, девушка зашла внутрь и, устало потерев лоб, вдохнула ароматы кофе, яблок и корицы, плавающие в воздухе. — Кашляет — это поправимо, я вот сахара прикупила, сейчас кое-что сделаю. — Кофе сначала выпей, вон, бледная какая, я как раз печенья напекла, — отрезала старушка, усаживая Литу за стол и ставя перед ней большую цветастую кружку пахнущего корицей горячего кофе и тарелку печенья с яблочной начинкой. — Ешь и не смотри таким взглядом на мою руку, не все нужно делать без единого заклинания, это снадобья твои да мази ручной труд любят, а выпечке и капля магии не повредит. Пожав плечами, целительница сделала глоток кофе и принялась задумчиво жевать печенье, поглядывая на прикорнувшего на насесте ворона и свернувшегося клубочком хорька. Отогнав от себя навязчивое желание составить им компанию, она залпом допила кофе и, наскоро помыв посуду, загремела сковородками и фигурными формочками. Вскоре по кухне уже плыл аппетитный запах домашней карамели, мятного и анисового масла, корицы, лимона и меда. Выложив очередную порцию фигурных леденцов на застеленный пергаментной бумагой поднос, Лита широко улыбнулась. — Так-то лучше, здесь и ему хватит, и ещё и на продажу останется. А теперь последний штрих. Она щелкнула пальцами, и разложенные на пергаменте карамельно-желтые листья начали отливать зеленью и алым, солнышки — золотым, звездочки засияли мятным серебром, миниатюрные птички — синевой и сиренью, а изящные рыбки — всеми цветами радуги. Выложив последнюю порцию конфет на застеленный пергаментной бумагой поднос, Лита широко улыбнулась и, вручив крутившемуся под ногами хорьку леденец, принялась раскладывать остывшую карамель по маленьким жестяным коробочкам.***
Когда за окном сгустились синие сумерки, хорёк внезапно издал короткий звук, напоминавший кудахтанье, и со всех лап, хоть и прихрамывая, пронёсся к лестнице. — О, проснулся, видимо, — улыбнулась госпожа Циннамон, отрываясь от книги, и быстро поставила на поднос тарелку с печеньем и чашку травяного чая с медом. Поднявшись наверх, Лита увидела, что брат и вправду уже сидит на постели, из-за пледов напоминая пушистого червячка. Увидев хозяина, хорек вновь закудахтал и свернулся на одеяле клубком. При виде сестры и питомца Шим расплылся в улыбке и, погладив хорька, сунул за щеку медово-мятное солнце. — О, пушистая морда вернулась! И какая вкуснятина. Сестри-иц, а можно мне посидеть с вами, я уже не могу лежать, чесслово? Оценивающе посмотрев на два теплых пледа, пушистые пестрые носки и умоляющее выражение лица брата, целительница кивнула. — Можно. Но свитер ты все равно наденешь. Да, да, прямо на пижаму. И пледы возьмешь, — отрезала она, состроив суровую гримасу. Шим страдальчески вздохнул, но подчинился, наскоро влез в свитер и, замотавшись пледом до состояния полосатой гусенички, зашлепал вслед за сестрой на кухню. Небо за окном уже было густо-фиолетовым, и в нем то и дело хлопотливо шныряли вернувшиеся фонарники. Мадам Циннамон, согласившаяся пожить в их магазинчике до Самайна, поддавшись на уговоры Литы о том, что с травмированной рукой ей будет сложнее управиться в одиночку, а от покупателей и в лавочке целительницы отбоя нет, да и миска звездного молока для щенят найдется, сидела в кресле, пристально наблюдая за пекущимися пирожками с капустой. Украдкой стащив один из уже стынущей под полотенцем партии, Шимиге широко улыбнулся и, устроившись с ногами в глубоком кресле, принялся уплетать за обе щеки, во все глаза наблюдая за сидящей на подоконнике сестрой, подцеплявшей пальцами льющиеся сквозь окно лунные лучи и оранжевый свет фонарей и сматывавшей их в аккуратный цветастый клубок. — Что это будет и почему нитки так переливаются? — спросил он, дожевав пирожок и укутавшись в плед поплотнее. — Сюрприз, скоро сам все увидишь, — улыбнулась Лита и, внезапно, фыркнув от смеха, вплела один из голубоватых лучей луны брату в волосы, перед этим нанизав на него колокольчик. — Совсем скоро ты все-все узнаешь, этот Самайн принесет нам много сюрпризов и знакомств, я чувствую. Мальчик счастливо улыбнулся и, тряхнув волосами, принялся наблюдать за летящими в небе зверьками. Вдруг несколько фонарников подлетели к окну и, образовав телами контур солнца, замерли напротив его лица. До праздника оставались считанные дни, а в воздухе витало предвкушение радостных перемен и чудес.