Огонь чувств

      Девушка идет по протоптанной дороге к храму практически на автомате. Наверное, она даже с закрытыми глазами может дойти до него от своего дома. За последние пять лет она, не сдаваясь и не теряя надежду, практически каждый вечер отправляется в храм, чтобы помолиться Госпоже Судьбе и попросить хотя бы немного огня. Но уже не для обретения своей второй половинки, а для того, чтобы почувствовать хоть что-нибудь. Хотя бы чуточку радости от приобретения новой книги или даже негодование от очередного сочувствующего взгляда.       Вот уже двадцать три года девушка не чувствует ничего: ни счастья, ни грусти, ни жалости, ни тем более любви. Она – практически живой робот. Человек без огня. Значит, человек без чувств.       Да, она знала, что ее огонь потух практически сразу после рождения из-за генетической болезни, которая не давала огню развиваться и расти. Это было редкостью, практически один случай на миллион. И да, она отхватила этот миллионный случай.       Все детство ее свелось к тому, что она училась различать эмоции людей и правильно на них реагировать. Это давалось ей с огромным трудом. Она никак не могла понять, грустно ли человеку или у него просто несварение. Сложно было отличить, плачет человек от боли или это неведомые ей слезы счастья.       И от этого происходило с ней множество ужасно неловких ситуаций, которые не сильно смущали ее, но заставляли сторониться ее людей.       Она не могла понять, почему ей так тяжело. Ведь люди без огня, несомненно, существовали. Но обычно это были люди взрослые или старые, которые потеряли свою половинку. После такой потери, человек терял свою любовь, которая была главным чувством, поддерживающим огонь, и пламя в их груди постепенно затухало. Обычно в таких случаях, чтобы не страдать из-за утраты, люди шли в храм и просили свою покровительницу, Госпожу Судьбу, забрать остатки их затухающего огня и лишить их некоторых чувств. Если их желание исполнялось, то они переставали чувствовать. Но они знали, каково это, чувствовать! Обидно ей было потому, что они знали, с чем расставались и имели шанс сравнить.       Большая часть из них уходили в госслужащие, на такие должности, где чувства мешали принимать решения. Из таких людей получались превосходные судьи ввиду их абсолютного беспристрастия. Также очень ценились подобные люди в профессиях, где жалость могла помешать выполнять поручения различной степени мерзости. И жили эти люди только работой.       Но все же она не теряла надежды, веруя, что Госпожа сжалится над ней и подарит огонек, пусть даже небольшой, пусть даже самый тусклый. Она будет хранить его и поддерживать изо всех сил.       Конечно, она знала, что их Госпожа принципиальна в вопросе возвращения огня. И никому из тех, у кого она по их просьбе забирала огонь, она его не вернула. Даже если они одумывались и молили ее об этом каждый день на коленях. Об этом она знала не понаслышке. Ее крестный так и не смог вернуть свой огонь, который так бездумно потерял. Иногда он сопровождал ее в храм в надежде попытать счастья.       И она продолжала надеяться на чудо и снисходительность Госпожи, ведь свой огонь она потеряла не добровольно, а по воле природы и жестокой шутки генетики.       В детстве она не так сильно задумывалась над отсутствием своих чувств. Ведь ей казалось, что находясь в кругу близких людей, она что-то ощущает, что-то теплое. Особенно когда мама рассказывала ей о том, как познакомилась с папой. В тот момент, глядя на яркий огонь в маминой груди, она мысленно протягивала к нему руки, чтобы почувствовать это тепло. А тот, словно отвечая ей, разгорался больше, обволакивал ее, даря покой и спокойствие.       Но со временем, по мере взросления ей все чаще и чаще вспоминались строки из легенды:       У каждого человека на свете есть пара, человек, идеально ему подходящий. Он может быть даже на другом краю земли, но, как только твой человек появится, огонь в груди отзовется. И будет вести тебя к твоей половинке, предназначенной тебе Судьбой, где бы она ни находилась. И ее потянет к тебе. И когда предначертанная встреча состоится, то ничто уже не сможет разлучить пару, обретшую друг друга.       Не сказать, что ее тяготило такое состояние. Ведь отсутствие чувств и наличие холодного расчета давали ей множество преимуществ. Несмотря на это иногда она чувствовала себя ущербной, хоть и старалась этого не показывать, скрываясь за маской. В целом старалась выглядеть жизнерадостной, а в редкие моменты все же позволяла себе поплакать в подушку, мечтая, чтобы и в ее жизни появилось то самое чувство, которое испытали уже все ее немногочисленные подруги и поделились с ней. То чувство, которое сразу было заметно всем, даже если ее подруги и сестры старались не выглядеть настолько счастливыми, чтобы не огорчать ее. Но улыбка то и дело проскальзывала на их лицах. И ничто не могло заставить исчезнуть тот самый блеск в глазах, даже старательно насупленный или хмурый вид.       И к своему совершеннолетию, когда все ее ровесники, которые отправлялись на поиски своей половинки, вернулись и обрели любовь, она практически потеряла надежду на такое счастье. И с тех пор мысли ее были только об обретении хоть каких-либо чувств.       В храме, как обычно, было немноголюдно. Заполнялся он, когда народ собирался по большим праздникам и в первой половине дня. Пара человек делала подношение. Священник, подготавливая все к закрытию, обернулся к девушке: - О, здравствуй, Калли! Как твой крестный? Давно он к нам не заходил. - Добрый вечер, магистр, - слегка склонила голову в приветствии. - Добрый-добрый, ты права. Хороший нынче ветер. Несет тепло с юга. Думаю, весна будет теплой, - щурясь, рассуждал глава храма. - Вы, как всегда правы, магистр, - не стала отрицать девушка. Хотя ей казалось, что ветер несет нечто другое. В теплом ветерке, радующем людей после долгих холодов, чувствовался холодок перемен. И сложно было определить, как сложится двадцать четвертая для нее весна. – Давайте я вам помогу. - Спасибо, девочка. Я тогда пойду, а то жена снова заругает, я обещал прийти пораньше и помочь ей, - с благодарностью улыбнулся тот в ответ. - А я тогда еще посижу, а потом все закрою, - раздеваясь и подходя к лавочке, ответила Калли. - Хорошо, куда положить ключи, помнишь? – уже одеваясь, на ходу спросил смотритель. - Да, магистр. Доброго вечера. - До встречи, Калли. Не засиживайся допоздна, - и дверь закрылась.       Пока девушка сидела и размышляла о чем-то, разглядывая статую Госпожи, успели разойтись все, кто оставался в храме. Очнулась она от невнятного, но громкого бормотания. Оказалось, что солнце давно успело зайти, в храме стало темно. Видны были лишь небольшие участки алтаря, освещаемые небольшими лампадками. Источником сложно различимых звуков оказался мужчина. - Наверное, он решил, что здесь никого уже нет. Надо бы как-то обозначить свое присутствие, - подумалось девушке. Только она открыла рот, как поняла, что почему то неосознанно затаила дыхание, когда обнаружила, что в храме она не одна. Отчего-то ей не хотелось выдавать своего нахождения здесь. Сложно было сказать, что сподвигло ее в тот момент, но Калли со стыдом затаилась и решила посмотреть, что будет происходить.       Мужчина же тем временем тяжело упал на колени перед статуей Госпожи и обреченно склонил голову. Приглядевшись, Калли увидела сгорбленную фигуру разбитого человека. С удивлением она признала в нем Аарона Лангривера, оружейника (владельца крупного магазина оружия) из соседнего города. С удивлением и трудом. Его нынешний вид никак не соответствовал ее воспоминаниям о нем. Все те разы, что Аарон приезжал к ним, он выглядел счастливым, уверенным в себе и довольным жизнью. Это выражалось в его гордой осанке, твердой походке и смешинками во взгляде. Но сейчас перед статуей практически лежала совершенная его противоположность. А затем вспомнилась причина такой разительной перемены.       Причина была такая же, как и у всех тех, кто приходил с мольбой к Госпоже – он потерял любимого человека. Вспомнились и грустные вести, которые донесли местные сплетники: погибла его жена. При тяжелых и трагических обстоятельствах. - Видимо, это и сломило его, - пронеслись мысли девушки, разглядывавшей сдувшуюся фигуру некогда гордого оружейника. – Неужели так велика потеря, что нет желания жить дальше? Интересно, почему нам судьбой предназначен лишь один человек, ведь людей огромное количество. Можно ли обрести любовь снова? – продолжала размышлять Калли, уже более отстраненно наблюдая за действиями просящего.       Внезапно от мыслей ее отвлек всполох света, исходящего уже не от лампадок. Он вырвался из груди Аарона. Калли с приоткрытым ртом уставилась на огонь. Словно подснежник из-под снега он вылез из груди мужчины и распустился изумительным по красоте цветком. Медленно из сердцевины бутона потянулась к руке статуи голубая нить. Сначала неуверенно, но с каждой секундой нить становилась толще, поток становился сильнее. А огонь в груди Лангривера медленно угасал.       Калли поняла, что впервые видит процесс отказа от огня. И глядя на это, внезапно ее накрыл небывалый поток эмоций: гнев вперемешку с презрением и печалью. Гнев был вызван осознанием того, что этот человек так легко отказывается от той единственной вещи, которая никогда не будет доступна ей. Той самой вещи, которую она всем своим бесчувственным сердцем желает. И никогда не получит. - Да как вы можете! Вы – идиот! Дурак! – закричала она. – Как вы можете так просто расставаться со своим огнем? Вы понимаете, что его уже не вернуть? – продолжала она кричать на мужчину, который поднял на нее затуманенный взгляд, сквозь который проскользнуло удивление.       Внезапно Аарон дернулся, попытался встать и вглядеться в нее. Встать у него не получилось, мощный уже сформировавшийся поток огня держал его в прежнем положении. Вскинув голову, мужчина судорожно всматривался в ее лицо, протянул к ней руку: - Эйса, – прохрипел он и начал заваливаться на бок.       Калли, словно оглушенная, не отрывая взгляда от начинающей слабеть нити, подошла к нему и ухватилась за протянутую руку. Аарон уже в процессе падения, притянул ее ближе к себе и сжал в объятиях: - Ты пришла ко мне. Эйса, ты вернулась. Любимая, ты здесь, - бормотал он в макушку упавшей на него девушки, продолжая стискивать ее, перед тем как потерять сознание.       Сама девушка находилась в шоке от происходящего. Только что на нее обрушилась такая волна эмоций, которую она ни разу в жизни не ощущала. Сначала гнев, затем печаль, неожиданность, ступор. А сейчас она чувствовала тепло в груди. И пульсацию огня. Пульсацию! Сердце отозвалось! Ее сердце!       Все это не поддавалось никакой логике, обычно сопровождающей девушку везде. И снова ее затопила волна. Только теперь это была волна неверия от происходящего, затаенной надежды и безграничного счастья от ощущения биения в собственной груди. - Не может быть, - это была последняя мысль перед тем, как сознание покинуло ее.