Единственно правильное

Конечно же, я не знал, что дома, после очередного насыщенного приключениями дня в школе, меня будут ожидать Кевин и Зак, собравшиеся со мной переговорить на полном серьёзе. Зная об этом, наверное, не так спешил бы с уроков. Закрыв за собой железную дверь, я разделся и сразу пошёл на кухню, по пути закинув тяжёлый портфель в свою комнату. На кухне-то и ждали меня дедушки, о чём-то переговариваясь, сидя за столом. Я был несколько удивлён и даже насторожился — обычно Кевин возвращался после пяти, а Зак и того позже. — Вы сегодня рано… Что на работе? — поинтересовался я, наливая себе немного воды в стакан. — На работе всё, как всегда. Мы хотели поговорить с тобой, и поэтому сказали Гэри проследить за всем за нас, — прямо отвечал омега, сплетя тонкие пальцы в замке. — Как дела в школе? Невинный вопрос был задан настолько серьезно, что я сразу догадался, что они о чём-то знают. Но о чём? О снижении моей успеваемости? Прогулах? До них дошли слухи обо мне? Но кто и для чего.? — Нам звонили из школы. Сначала твоя классная руководительница, потом директор. Вызывал на беседу, — ответил на мои вопросы Зак, смотря мягко и чуть обеспокоенно. Кевин же явно был взвинчен, он сжимал руки до побеления, а потом принялся постукивать ногтями по столу, разрывая тем самым секунды полной тишины. — Что не так? Меня ни в чём не обвиняли, дедушки были целиком и полностью за меня, поддерживали и верили, несмотря на то, что, вполне вероятно, наговорили им моя учительница и сам директор. Ведь такого никогда не было. Я всегда отличался собранностью и ответственностью, меня просто не за что было упрекнуть. Разве что, в наивности, простодушии да упрямстве, когда дело касалось моих убеждений. А сейчас… Из-за каких-то личных счётов, из-за всеобщей неприязни, из-за этих альф и омег! Не только альфы травили меня в школе. Омеги тоже делали это, но, в большинстве случаев, лишь словами и подколками. Главная же их задача была в распространении слухов. А классная беседа, что и раньше была балаганом, сейчас раз за разом возвращалась к обсуждению новых «подвигов» Сэма и его группы. Омеги даже вели счёт и он был явно не в мою пользу. 38:2 — так гласили цифры, и это, когда с моего возвращения прошло чуть более недели. Один балл в мою пользу — за пощёчину. Второй я набрал, когда попытался мирно поговорить с Сэмом, но он, вместо того, чтобы выслушать, начал прикалываться, созвал на представление несколько своих дружков и велел извиниться перед ним. Скрипнув зубами, я вздохнул и, собравшись с духом, выдавил почти искреннее и громкое «Прости! Давай забудем о разногласиях». Он явно был доволен, но продолжал глумиться, сказав, что это прозвучало «как-то неискренно». — Можешь попробовать умолять, — ухмылялся одиннадцатиклассник, а я пытался успокоится и не показывать, насколько мне хочется ему врезать. — Я действительно не виноват в том, что случилось год назад. Более того, это было давно. Я не хочу неприятностей, — я унижался. Унижался перед гурьбой альф, сразу как-то возвысившейся надо мной. Но делал это только потому, что страдало моё будущее. Мне не нужны плохие характеристики от учителей. Как и не нужны плохие оценки. Было откровенно плевать, что думают эти недоразвитые подростки, желающие поразвлечься. Мне просто было дело до того, кем я стану после этого дурдома. — Даже если так… Ты отказал Филу. Это дело касается и нас. Так ведь, парни? — столь дружный коллектив подтверждающе заугукал, оценивающе поглядывая на меня. — Так что уладь всё с ним и мы подумаем над тем, чтобы больше тебя не трогать. — И как же мне это сделать? — ломая себя, я потупил взгляд. — Подставься, — пожал плечами, как ни в чём не бывало, Сэм. — Удовлетвори его любопытство. Альфы довольно загоготали. Кто-то выдал, что «Не рискнул бы проводить такие эксперименты». А я сгорал от доли стыда, негодования и ярости. Но пытался успокоится. Может, случиться чудо, и я смогу как-то договориться с Филом. Естественно, и в мыслях не было, чтобы ложиться под него. Правда, от чего-то было твёрдое убеждение, что или так, или никак. Виновник сыр-бора, образовавшегося в коридоре, как-раз возвращался в класс к началу урока. Все альфы довольно встретили его, явно ожидая, что я сейчас подскочу к нему с просьбами простить. Тело покрылось мурашками — меня окружали много еле уловимых и различимых запахов, но запах гари так и врезался в моё сознание, подбрасывая воспоминания о мерзких ощущениях рук Фила на своей коже и его крепкого тела, прижавшегося к моему слишком близко. — Фил. Я хотел попросить прощения. И прекратите всё это, пожалуйста, — смотря альфе прямо в глаза, надеясь добиться хоть чего-то. — А мы должны? Ты сам напросился на всё это, — наслаждаясь моментом, надменно осклабился мой одноклассник. — Всё началось с того, что ты… — я оставил предложение незаконченным и резко начал новое. — Я не хотел ничего такого! Просто прими мои извинения и давай прекратим эту бессмысленную травлю! — Извинения мне даром не сдались. Я все ещё хочу тебя, Клифф, — заигрывающие нотки, проскользнувшие в его голосе, прозвучали для меня беспощадным приговором. Я готов был завыть от безвыходности. А вокруг подливали масла в огонь перешёптывания: — Ему омег мало? — Зачем ему это чудище? — Это ж реально стрёмно. — Да ну, я б тоже попробовал. — Что вы за извращенцы такие? — На один раз ничего так парень. — И невинный. Вот Фил и страдает хернёй. — Да с жиру он бесится, самоутверждается. — Рили, он же у нас гроза омежьих задниц. — Этот даже не пахнет. — И странный он, ни с кем ни водится… — А с кем такому водиться? Никого, под стать ему, не существует в природе. Последнее замечание особенно позабавило всех присутствующих. Я пытался успокоить дрожь в руках и предпринять ещё одну попытку: — Фил, правда, я не хочу… Не хочу ни с кем связываться. Я не игрушка, не надо… Тебе это не нужно, — я не мог найти слов, чтобы сказать, что чувствую. Не мог подобрать фразы, что смогла бы образумить альф. — Я сам знаю, что мне нужно, — отрезал Фил. — Я тебе не нравлюсь, я никому не могу нравится и это — факт. То, что ты хочешь со мной просто поразвлечься… Это не повод, чтобы портить мне жизнь. Тут не может быть ничего личного, просто найди другого. Пожалуйста, Фил, хватит этой бессмысленной игры, — я опустил голову настолько низко, что пряди волос скрыли мои зелёные глаза. — Слышь, Хант, хватит что-то там бормотать себе под нос, — явно разозлился Фил. Ему надоело моё сопротивление. — Я не прошу ничего такого. Тебе же самому понравится. Я делаю это только потому, что ты строишь из себя недотрогу. То, что для других норма, для тебя — нечто сверхъестественно. Это выводит из себя. Строишь из себя правильного, а ведь ты — не лучше других. И ведь ты, больной урод, даже не пахнешь. Ты хоть в зеркало смотрел? Лучше бы пользовался шансом и был благодарен. Всего лишь секс, а ты раздуваешь из этого проблему. Фил прихватил руками мой подбородок, и заставил меня поднять взгляд. Его лицо было слишком близко: безразлично прикрытые очень тёмные карие глаза, раздражённо приподнявшийся уголок бледных губ, сосредоточенно сведённые густые брови и вечно взъерошенные каштановые волосы. Почему все говнюки такие красивые? И, да… Вроде, правда. Правда — из-за чего волноваться? Я могу избавиться от издевательств за одну лишь ночь. Ночь, полную стыда, унижения, боли и омерзения. Почему Фил не может отказаться от своей бредовой затеи? Почему он так заинтересован в этом? Чего добивается? Чтобы я понял, что тоже не без греха? Чтобы признал, что это приятно? И чтобы узнать, что со мной не так? У Фила есть мысли и желания, на которых он сейчас зациклен, и они непосредственно касаются меня. Из чего у него вообще возникла подобная абсурдная идея? — Либо ты ляжешь под меня, либо не видать тебе спокойной жизни, — угрожающе рыкнул парень. — Фил, пожалуйста, правда, хватит… — снова попытка образумить. Это всё бессмыслица полная! — Заткнись уже, сука! — вскипел Фил, резко толкая меня к стене и со всей дури вжимая в неё, от чего у меня выбивает воздух из легких. — Хватит уже скулить, мразь, и делай, что говорят, если не хочешь проблем! А что я могу, кроме как скулить? Нет, не так. Я могу. Но отдача замучает. Могу, но не значит, что это поможет. «Сука», «мразь»… Бьёт по слуху. Он не имеет право. Этот ублюдок не смеет… Я не могу сдержать злости, всколыхнувшегося негодования. Всё время я тих и спокоен, всё время безразличен. Был… Теперь это так быстро выводит из себя. Теперь от чего-то задевает, так быстро разрушает выстроенную внешнюю защиту. Не могу больше делать вид, что это не задевает, что это ничего не значит, что они несут бред, а потому не волнует. Очень волнует. Это делает больно, обидно, что никто не думает обратное. Кажется, что уже нет смысла сопротивляться. Уже мерещиться, что они все правы. Будто один я не вижу, каким жалким уродом являюсь — мозолящий всем глаза и доставляющий неприятности. Почему я должен каждый вечер думать, как оказался в такой ситуации? Почему должен пытаться держать всё в себе? Почему я не могу избавиться от этого?! Руки сами сжимаются в кулаки. Я до боли сцепляю зубы, губы мои кривятся в оскале, я сам не замечаю, как широко открытыми глазами, полными ненависти, смотрю прямо в тёмные глаза альфы. И не вижу ничего, кроме этих глаз. Прихожу в ещё большую ярость, продолжая смотреть в них. Не могу сдержаться и вкладываю в удар альфе по лицу всю силу. Голова Фила дёргается, а я вырываюсь из его хватки и на автомате отступаю на пару шагов. Ни капли не полегчало. Стало только хуже. Ещё больше долбанной жалости к себе, больше жажды врезать этим альфам, больше неконтролируемой агрессии. Так что, когда альфа, придя в себя, направляется ко мне, чтобы преподать урок, я не боюсь. Он хватает меня за волосы, приподнимает, чтобы мы были с ним на одном уровне, а я морщусь и кидаюсь на него. Повалив Фила с ног, мы оба оказались на полу и я, не теряя времени, бью его по носу. Он перехватывает мои руки, когда я поднимаю их для нового удара. Во мне всё кипит. И только голос завуча, — не гомон альф, не крики пятиклассников, не возмущения учителей — а именно его голос заставляет меня очнуться. После чего меня тут же сбрасывают с тела, рвущегося навалять мне в ответ, альфы. Его урезонивает тот же заместитель директора. И ведь кто завуч этой школы? Ещё один друг Зака. Он нередко бывает у нас дома, чтобы пообщаться с дедушкой. Со мной он тоже знаком достаточно хорошо, хотя, в основном, в этом тоже заслуга Зака. То, что всю неделю я уходил от директора безнаказанно, в общем-то, именно благодаря этому альфе. Реджи Пауэл был добродушным и мягким человеком, но всех и вся приучал к дисциплине. Делал выговоры, предупреждения, но в основном обходился без наказаний, отстранений от занятий и родителей. Зак говорил, что Реджи раньше был не столь обходительным, с момента встречи со своим омегой и появлением у них ребёнка, он очень изменился. Наверное, Реджи тоже переговорил с Заком. — Что происходит в школе, Клифф? — упавшим голосом спросил Кевин. — Я… Н-ничего особенного… — неуверенно отвечал я, голос мой предательски дрогнул. — Прогулы, драка, это средство, — Кевин указал на спрей от запахов, стоящий на краю стола, который ранее я и не заметил. — Клифф, говори, как есть. У нас же, вроде, всегда так было, да? Честно и искренне. — Да, Кевин, — вздохнул я и тяжело опустился на стул. Было бы несправедливо не отвечать им откровенностью на откровенность. Всё же, они хотели знать и волновались, так что я не мог что-либо скрыть. Я рассказал о Сэме и, хоть и пытался завуалировать возникшую ситуацию с Филом, но это нисколько не помогло. В итоге, дедушки узнали всю правду о том, как возник этот конфликт между мной и альфами, почему и какие средства они предприняли, чтобы насолить мне. Кевин погрузился в раздумья, всё ещё несколько напряжённый и враз помрачневший. Зак тоже переваривал информацию, и только ход часов прерывал тишину. — Что ты собираешься делать, Клифф? — спросил Зак. Он знал, что они с омегой тут не помощники, и я был рад, что они оба это понимают. — Я не знаю, — ответил я растеряно. — Ладно, тогда поставим вопрос по-другому, — кивнул серьёзно Кевин. — Что ты хотел бы сделать? — Прекратить это бессмысленное издевательство. — А если ты не можешь? — задумчиво подтолкнул к иным мыслям омега. — Поведение и решения других людей не зависит от тебя. — Знаю. Главное, что я хочу, так это закончить школу без неприятностей. Только из-за этого мне не всё-равно, — вру. Но до какой-то поры это было действительно так. Почему же вдруг всё так сильно изменилось? — Конечно, это неправильно, что тебе безразлично то, что делают с тобой люди и как к тебе относятся, но сейчас это тебя убережёт, — с толикой облегчения во взгляде, обратился ко мне дедушка. — Иной бы из-за чувств либо сделал что-то непоправимое, либо пошёл на поводу у общества. Так сделал и Лео. — Лео? Но… — я не понимал, к чему клонит Кевин. — Над Лео тоже издевались. В школе его дразнили и даже избивали из-за того, кем были мы, — его родители — и как его воспитали. Он слишком отличался. А узнали мы об этом поздно. Сам он не говорил, — пояснил Зак, явно погрузившись в воспоминания. — Да… Но сейчас важно то, как ты избавишься от возникшей проблемы, — Кевин вздохнул и посмотрел на меня очень пристально. — Они не желают слушать, не пойдут на компромисс, родители им не указ, — такой вот бунтарской характер у нынешнего поколения — а если попытаться искать справедливости у директора… — Их накажут, но не исключат. Они только больше насядут на тебя. Пусть даже потом, через некоторое время, они и вылетят из школы, но отношение к тебе, как к виновнику всего произошедшего, только ухудшиться. Сейчас не у кого искать защиты, — озвучил мои мысли Зак. — Если ты переведёшься?.. — Там будет то же самое. Не думаю, что школы — это места для благоразумных сформировавшихся личностей, — съехидничал, сумев чуть успокоиться, Кевин. И снова тишина. Мы знаем, что можно сделать, но не решаемся озвучить. Ведь я знаю, что это противоречит идее воспитания, которое дедушки хотели мне дать. Они хотели, чтобы я умел сходиться с людьми, работать в команде, уживаться в коллективе. Сейчас это нужно любому. И, если сейчас мы отступим, если я не научусь, то можно сразу отбросить мечты о том будущем, которое я хотел и уже видел перед собой. — Я… — во рту пересохло. Если я отступлю… — Тогда… — Это значит… — Остаётся только… …Значит, что мне не на что будет надеяться в будущем. — Домашнее обучение, — закончил за меня Зак. Да… Если я сейчас всё прекращу, у меня не будет опыта, не будет возможности сходиться с людьми. Меня ещё ждет университет и учёба там, хотя и этого можно избежать. А ещё работа. Я надеялся, что смогу преодолеть разницу между мной, омегами и альфами. Решил, что, если смогу в школе, в университете, то и в жизни — тоже. Пусть и сам себе не верил. Пусть и тешил себя пустыми надеждами. Мне вообще нельзя работать в коллективе. Моя будущая жизнь будет ограничиваться только личным офисом, где царит тишина и монотонная работа с бумагами, да одинокой серой квартирой. У меня был шанс получить надежду на что-то большее. Если бы я нашёл кого-нибудь, кто смог бы понять… Если бы меня не травили и хотя-бы принимали за человека, а не чудовище… Я вижу, вижу, прекрасно вижу, что всё напрасно, что нечего мне делать рядом со столь категоричным обществом, что всё безнадёжно… Но я обещал себе, что закончу школу, университет, закончу так, что у меня не будет сомнений в собственных силах. Что я ещё докажу, что на что-то способен, что имею право на нормальную жизнь. Но кому что докажешь? Миру нету дела. Он движется в своём бешенном ритме, без разбору сбивая с пути тех, кто показался бесполезным, слабым, пустышкой… И не важно, что внутри. Всем некогда пробиваться под оболочку. Всем безразличны чужие судьбы, есть дело только до себя. — Ты ещё подумай… — кивнул Кевин, притягивая меня к себе, обнимая. — Мы пойдём. Отделаемся от директора. Омега отстранился и вышел из кухни. Зак похлопал меня утешающе по плечу и тоже ушёл. Мысли мои исчезли с хлопком двери. Осталась пустота, и всё то же беспрестанное тиканье часов.