***
Много времени не потребовалось. Буквально через час Химчан стоял перед ним в кабинете со связанными руками. Дрожащие, как листочки, парнишки околачивались недалеко от пепелища и сдали организатора с поличным даже без вопросов. Видимо, их замучила совесть. Пак долго смотрел на них, решая, что делать, а затем отпустил. В глазах обоих читалось раскаяние, к тому же, они были слишком молоды, чтобы научиться отказывать. Тем более, старшим и знатным людям. — Вы позорите семью, — выплюнул советник, пока Чимин думал, как разговорить его. Альфа даже обрадовался. Он приподнял брови, показывая, что слушает. — Это отродье не достойно и близко стоять с тем, кто носит такую знатную фамилию, — продолжал мужчина, распаляясь с каждым словом всё больше. Чимин только фыркнул, медленно встал из-за стола, неспешно приближаясь к советнику. И ударил его по лицу так, что уже второе плечо хрустнуло и заныло. Химчан не устоял на ногах, мешком оседая на пол. Из носа у него потекла тонкая струйка крови. — И поэтому ты решил сжечь его? — на слове «сжечь» сердце Чимина пронзило болью и злобой. Захотелось ударить ещё, посильней. Но он выдохнул и невинно поинтересовался: — Кипящее масло тебя устроит? Или ты хотел бы четвертование? — Ваша матушка, — улыбнулся советник, и Чимин ощутил, как леденящая волна прокатилась по телу, — решила так. Она отдала мне прямой приказ. По глазам дворянин видел, что он не врёт. Но ему так не хотелось в это верить. Что его собственная мать готова пойти на убийство. И ради чего? Ради монет и власти, надуманной чести семьи. Чимина затошнило. — Вот и поезжай за ней, она сама решит, что с тобой делать, — голос звучал так, словно не принадлежал ему. — Ты не выполнил единственный доверенный приказ, она будет очень зла. И найдёт что-нибудь поинтересней масла. С этими словами Чимин вышел, позволив страже вытащить бывшего советника в конюшни и приковать его там. До отъезда. За разговорами альфа не заметил, как взошла луна. Но спать ему не хотелось. Теперь, когда заговорщиков нашли, охрана у покоев перестала быть обязательной, и Пак отпустил уставших парней домой. В комнатах Юнги почти не было света, лишь пара тонких свечей. Чонгук с Тэхёном заснули прямо на полу, трогательно прижавшись друг к другу во сне. Чимин усмехнулся, глядя на их переплетённые тела. Он растолкал обоих и велел им идти спать, пообещав, что посидит с Юнги. Сонных и уставших мелких было легко уговорить, они покорно поплелись в свои комнаты. Закрыв за ними дверь, Чимин вернулся на кровать, ложась рядом и зевая. Почему-то рядом с омегой его начало клонить в сон. Он прикрыл глаза, собираясь отдохнуть всего секундочку, как рядом раздался хриплый кашель. Дворянин тут же сбросил сонливость и приподнялся, разглядывая лицо Мина. — Чимин? — прохрипел Юнги едва разборчиво. Чимин тут же взял его за руку, давая ощутить себя, и пытался проморгаться, чтобы избавиться от жжения в глазах. Скульптор сжал его пальцы. — Как ты? — поинтересовался альфа, надеясь, что голос не слишком дрожит. — Всё болит, — прошипел омега, пару секунд прислушиваясь к ощущениям в теле. — Мне с самого начала показалось, что идея с переездом такая себе, но теперь я в этом уверен. Сердце Чимина пропустило удар, он помотал головой, надеясь, что ослышался. — Что? — Я шучу, дурак, — Юнги хихикнул, а альфа внутренне похолодел. Он ударился головой? Сотрясение? Сходит с ума? Предсмертный бред? — Чувство юмора не твоя сильная сторона, — осторожно откликнулся Чимин, готовый по первому подозрению бежать за лекарем. — Как ты смеешь говорить так своей паре? — Мин показушно надул губы, не понимая, что дворянин находится на грани истерики. Потом омега принюхался и замер. — Я чувствую запах крови. Твоей крови. Что произошло? Пак судорожно выдохнул, с радостью замечая признаки нормального поведения. Он рассказал Юнги всю историю их путешествия и ждал его реакции. Он боялся, что омега замкнётся в себе или разочаруется. — Мне всё равно, если лекарства нет, — поспешно добавил он. — В конце концов, ты жил без зрения всю жизнь, сможешь и дальше. Ведь так? Юнги помолчал, покусывая губы и обдумывая ответ. — У меня есть зрение, — наконец сказал он, заставив Чимина задохнуться, как будто его пнули в живот. Скульптор слабо усмехнулся его реакции. — Мои глаза просто слишком чувствительны. Днём солнце слепит так сильно, что из глаз начинает течь кровь, и я всё равно не могу видеть. Малейший свет причиняет огромную боль. Даже ночью, если рядом есть фонари или свечи. Поэтому я решил жить так, будто не могу видеть вообще. Так легче для меня и окружающих. Чимин смотрел, как Юнги пытается осторожно пошевелить ногами. Судя по его облегчённому и в то же время мучительному вздоху, у него получилось, но это принесло огромную боль. — Как ты нашёл Чонгука? — спросил альфа, вспомнив про впечатляющие способности слуги. Юнги задумался. — Он нашёл нас, — медленно ответил он и кивнул самому себе. — Я рос в семье гончаров, если помнишь. И когда мне исполнилось тринадцать, наверное, пришёл Чонгук. Вроде бы, его выгнали из дома. Он пообещал помогать по хозяйству, если мы приютим его. Приёмные родители так хотели найти для меня друга, что сразу согласились. — Твои родители научили его стрелять из лука? — Чимин поудобнее поднялся на подушке и оказался чуть выше Юнги. Альфа затаил дыхание и, пытаясь быть как можно тише, придвинулся поближе к Мину. Теперь они лежали практически вплотную, и дворянин мог ощутить тепло его тела. В груди защемило нежностью, Чимин почувствовал почти физическую боль, смотря на свою пару. Должно быть законом запрещено быть таким милым, подумал он. — Нет, — удивлённо отозвался скульптор, не заметив или сделав вид, что не заметил, телодвижений Чимина. — Я даже не знал, что он умеет. Может, научился в деревне. Альфа угукнул, не желая вдаваться в подробности, потому что рядом с Юнги его ужасно клонило в сон. И вообще, было так спокойно, что в груди разливалось приятное тепло. Хотелось подтащить омежье тело поближе и обнять, но Чимин сдерживался. — Знаешь, — сказал он уже в полусне, закрыв глаза, — это покажется отвратительным, но пообещай мне кое-что. В следующий раз не спасай никого. Думай о себе. — А я-то надеялся, что следующего раза не будет, — проворчал Юнги тоже сонно. Дворянин не выдержал и придвинулся вплотную, коснувшись его губами. К счастью или нет, он попал в лоб омеги. И возможно, Чимину показалось, но он почувствовал, как Юнги улыбнулся.***
Чонгук плохо помнил, как они добрались до своих комнат. Точнее, своей комнаты. Точнее, чьей-то комнаты, потому что они все казались ему одинаковыми, и он мог только надеяться, что она принадлежит кому-то из них. На то, чтобы искать свою, у альфы не было ни времени, ни сил, поэтому он просто упал на широко разложенное одеяло, служившее тут кроватью, и мгновенно отключился. Чтобы теперь вот проснуться посреди ночи. И, как назло, без малейшего желания засыпать вновь. Чонгук попытался набрать воздуха, чтобы вздохнуть, но вдруг понял, что не может этого сделать. Потому что на его груди покоился Тэхён, сладко сопящий во сне. Альфа хмыкнул; дежавю. Только вот теперь ему придётся всю ночь лежать без движения и всякого шанса нормально вздохнуть. Почему омега считал его подушкой, Чонгук не знал. Но он точно хотел отдохнуть или, как минимум, полежать на животе, потому что спина неприятно саднила. Наверное, успел где-то пораниться во время драки. Поэтому он осторожно приподнял Тэхёна за плечи, стараясь даже не дышать лишний раз, и уложил рядом с собой. А затем сел, намереваясь пойти поискать свою комнату. На самом деле, это были лишь отговорки. Самое главное, почему он должен был уйти прямо сейчас, это одежды Тэ. Пояс вокруг его талии развязался во сне, открывая вид на верхнюю часть торса омеги. А смотреть там было на что. Чонгук усиленно вызывал в памяти цветочки и бабочек, но перед глазами всё равно вспыхивали картинки острых ключиц, плавно переходящих в развитые грудные мышцы. А о том, что было ниже, он запрещал себе даже думать. Потому что молодой, сильный организм очень остро реагировал на подобного рода вещи. А уж если эти «вещи» принадлежали его паре… Альфа не мог так. Его учили, что сначала нужно жениться, построить дом, обеспечить омеге защиту и комфорт, а уж потом исполнять собственные желания. И он правда хотел всего этого, хотел, как правильно. Но когда он открывал дверь, от кровати донёсся хриплый глубокий голос: — Уже уходишь? Чонгук пытался не дать себе зациклиться на этих словах, но он буквально кожей чувствовал чужое разочарование. Он обернулся к Тэхёну, который не сводил с него глаз. И Гук соврал бы, если бы сказал, что не забыл на несколько секунд обо всём. О том, где он, как его зовут, кто он вообще. Потому что попросту утонул в глазах своей пары. Запах лаванды кружил голову, но не он послужил причиной следующих действий альфы. А тихое «Останься», сорвавшееся с губ Тэ. Последнее, что он мог вспомнить ясно, это горячие губы на своих и руки, пробирающиеся ему под костюм. Остальное — только отрывками.***
Чимин проснулся, чувствуя, как кто-то подкрадывается к нему. Он рывком распахнул глаза и увидел Тэхёна почти в двух шагах. Тот менял сгоревшие свечи в подставках и явно старался остаться незамеченным. На губах омеги играла лёгкая полуулыбка. Из-за того, что Чимин сместился, а может, от слишком громкого дыхания, рядом зашевелился Юнги. — Куки? — позвал он. Тэхён услышал его и покраснел до кончиков ушей. Цвет лица у него был такой, будто он вдруг стал близким родственником помидора или собирался вот-вот взорваться. Чимин потянул носом воздух и подло ухмыльнулся. Его обоняние было не таким тонким, как у Юнги, но он всё же мог понять причину его замешательства. Если раньше запахи слуг были словно разделены невидимой границей, то теперь она исчезла, смешав лаванду и смолу в одно целое. — Это Тэхён, Юнги, — подсказал альфа, глядя, как его слуга переводит на него пылающий взгляд. Чего в нём было больше — смущения или гнева — сказать было сложно. — Странно, но запах… — Позволь объяснить, хён, — отеческим тоном произнёс Чимин. Тэхён стал медленно пятиться к выходу. — Когда альфа и омега сливаются в одно целое, то же самое происходит и с их запахами. — Сливаются? — не понял Юнги. Чимин ласково ему улыбнулся и услышал задушенный вой Кима. — О-о-о, — протянул альфа с видом умудрённой опытом барышни. — Это происходит, когда пара проводит ночь в страстных объятиях и закрепляет отношения меткой. Обычно после такого появляются де… — Вам-то откуда об этом знать, — прошипел мстительно Тэхён и вылетел из комнаты, проклиная про себя этого мелкого хёна с его низким юмором, эту работу и этот дом в целом. Чимин угомонился только к ужину. К тому времени свою порцию подколов получил и Чонгук, но тому было откровенно всё равно, потому что кроме своей пары он больше ничего не видел. Зато Тэхён видел и слышал всё, поэтому мучился за двоих и пытался мстить. Лекарь поставила Юнги на ноги за половину дня. Ему ещё больно было ходить, но он сжимал зубы и не жаловался. В то время, пока Чимин не занимался тем, что подтрунивал над слугами, Мин мог сполна насладиться его заботой. Это ещё было для него в новинку — никто, кроме Чонгука, о нём давно не беспокоился, а Чимин выполнял любую его просьбу и постоянно спрашивал о самочувствии, и это не могло не топить душу омеги в восторге. Альфа даже настаивал на том, чтобы лично покормить Юнги, потому что руки у него были обожжены, но тот категорически отказался и в момент расправился со своей едой. Просто на всякий случай, чтобы у Пака не возникало больше таких мыслей. Кроме того, Юнги чувствовал постепенно меняющееся к нему отношение людей. Теперь он редко ощущал косые взгляды, а в шёпотках обычно было: «Чуть сам не сгорел…» и «Спас Сундок». Так что скульптор позволил себе тихо радоваться и наслаждаться жизнью. Почти перед сном они все сидели в комнате, устланной толстыми коврами, слушали сказки Тэхёна, которые тот выдумывал прямо на ходу. Тот рассказывал весьма неплохо, иногда всё же срываясь на бред, вроде кроликов на луне, но его истории захватывали. И в тот момент, когда Тэ думал начать новую главу в жизни героев, в залу вошёл богато одетый мужчина, безошибочно определил Чимина и вручил ему небольшой свиток. Альфа едва глянул на печать, скреплявшую его, и побелел. Такая метка могла означать только… — В ближайшую неделю, — провозгласил пришелец хорошо поставленным голосом, — вам и господину Юнги надлежит явиться во дворец и предстать перед Его императорским величеством.