Мрак сияющего света

Тэхён приехал уже вечером, когда Юнги закончил работу над носом Чимина. Омега как раз вытирал руки, собираясь поужинать с Гуком, когда Ким ворвался в их дом, принося с собой волну резкого запаха лаванды. Даже не глядя на Чонгука, Мин мог сказать, что сейчас альфа наверняка изо всех сил распетушился, чтобы завладеть вниманием своего омеги. — Собирайтесь! — тяжело дыша от бега, велел им слуга. — Сегодня во владениях господина будет праздник. — Что за повод? — поинтересовался Гук оживлённо. Он разве что на месте не подпрыгивал от воодушевления. Юнги чуть усмехнулся, сдерживая в себе лопающуюся маленькими пузырьками радость, какая бывает, когда дорогой тебе человек счастлив. — У наследного принца сегодня день рождения. Во всех имениях устраивают фестивали в его честь. Но господин Пак превзошёл самого себя. Там будут фокусники и музыканты! Палатки с едой всякой, я точно видел медовые крендельки и рёбрышки, когда к вам бежал. А ещё, по-моему, гадалка какая-то известная, но мне кажется, что это всё враньё. Она мне в том году нагадала, что я замуж выйду за императорского служащего, представляете. Бред какой, а? Тэхён фыркнул от смеха, следом и Чонгук тоже рассмеялся, только вот как-то нервно, но Юнги не придал этому значения. Он и сам позволил себе улыбку, слушая увлечённый рассказ Тэ, в котором так и скользило мечтательное предвкушение. А при словах «рёбрышки» его голодный желудок громогласно объявил о своей заинтересованности. — Хё-ён, давай сходим, ну хён, — заканючил Гук, укладывая голову ему на плечо. Юнги прекрасно понял, что младший не слезет с него живьём и будет долго припоминать отказ при каждом удобном и неудобном случае. — Разве на дни рождения принцев фестивали устраивает не Император? — спросил он только затем, чтобы подольше оттянуть своё неминуемое согласие. Гук недовольно заворчал что-то у него над ухом, но Юнги даже не потрудился вслушаться. Он тут взрослый и ответственный, или что? — Обычно да, — охотно закивал слуга. — Но принц Намджун сейчас в Китайской Империи обговаривает детали будущей свадьбы и вернётся ещё нескоро. Так что каждая семья и пытается повыпендриваться, чтобы показать Императору свою преданность. Ну, так хён мне сказал. — Ладно, — вздохнул Юнги, когда Чонгук вцепился мёртвой хваткой в его руку. Тот победно вскрикнул и понёсся приготовить им обоим самые красивые одежды.  — Не бойся, хён, — мягко обратился Тэ к омеге. — Всё будет хорошо. Скульптор молча кивнул и попытался проглотить плохое предчувствие, холодной дрожью поднимающееся внутри него.

***

Юнги почувствовал себя странно ещё на подъезде к имению. Вокруг них сновали люди, обдавая своими запахами, они разговаривали, врывались в его уши бессвязным шумом. Омега ощутил, как внутри сворачиваются в тугой клубок тревога вперемешку с паникой. Чимин нашёл их почти сразу, и от его знакомого, мягкого аромата Юнги стало немного легче, боль в животе ослабла, сменяясь неприятным, но не смертельным покалыванием. Альфа завёл разговор с мелкими, пока Мин старался прийти в себя и отгородиться от болезненных ощущений. — …справимся сами, — голос Чимина пробился сквозь пелену в его сознании, он говорил уверенно, с искорками задора и веселья. — Вам тоже не помешает развлечься. — Я не хочу оставлять хёна, — буркнул Чонгук недовольно, но сомнение в его голосе можно было потрогать руками. Он покрепче сжал руку Юнги, но тот выскользнул из его ладони, поняв, о чём идёт речь. — Всё нормально, — улыбнулся он. — Вам с Тэ будет веселей вдвоём, так что идите. Гук помедлил, взвешивая все «за» и «против». Он сомневался, но Тэхён улыбался ему так тепло, а Чимин выглядел надёжным настолько, что альфа принял решение и передал ладонь Юнги его паре. — Я найду вас через два часа, — пообещал слуга, сжимая пальцы Юнги чуть сильней, прежде чем вложить его руку в руку Чимина. — Не хочу даже чувствовать твой запах сегодня, — улыбнулся ему Мин, ощущая, как его обхватывает тёплая крепкая рука его пары. Чонгук кивнул им обоим на прощание и словно замялся, не решаясь что-либо сделать. Тэхён закатил глаза и, схватив его за локоть, потащил к палаткам, откуда уже тянулся головокружительный аромат еды. Пак проследил, как они негромко разговаривают, удаляясь, кажется, смеются, и улыбнулся сам. Вечер обещал быть интересным. Чимин поудобнее перехватил ладонь омеги, приближая его к себе. Он знал, что Юнги не будут интересны фокусники или представления, поэтому потянул его к большой поляне у костра, где уже собрались музыканты и певцы. Они настраивали инструменты, распевались, вовсю веселились и общались с такими же бродячими менестрелями, какими являлись сами. Альфа усадил Юнги на большое поваленное дерево, подальше от обжигающего пламени и гудящей толпы. К ним тут же подскочили маленькие альфы и омеги, прося попробовать стряпню родителей и обязательно заглядывать к ним в лавки. Чимин выбрал привлекательный кренделёк, блестящий в свете костра от мёда, украшенный кусочками фруктов, и подал засиявшему мальчишке серебряную монетку. Остальные было поникли, но альфа дал слово непременно пройтись по рядам с едой, так что детишки немного приободрились и отправились искать новых клиентов. А сам Пак повернулся к омеге, отломил небольшой кусочек лакомства и протянул Юнги. — Попробуй, — улыбнулся он, коснувшись сладкой выпечкой губ Мина. Тот послушно открыл рот, позволив положить туда угощение, и медленно прожевал кренделёк, облизнув после этого губы. Привыкшему к простой еде желудку такой взрыв вкуса показался просто ошеломительным, он громко заурчал, требуя добавки. Юнги ощутил горячую волну стыда, окатившую его, он ожидал, что Чимин рассмеётся или как-то прокомментирует это, но тот промолчал. Лишь поднёс новый кусочек. — Очень вкусно, — облизнулся Юнги после второй порции, заставив Пака сжать его ладонь посильней. И хоть омега не мог этого видеть, он отчётливо понял, что Чим улыбается. К поляне начали стекаться простые зрители, ведь музыканты были готовы начать представление. И Чимин отложил кренделёк, а Мин ощутил, как в нос снова забиваются десятки разных запахов. Дождь, запах хвои, приторные цветочные ароматы, запах мускуса, орехов, на секунду промелькнул аромат чая, затем клубника. Юнги понял, что тонет. Голова закружилась, а в горле встал комок, даже закрытые глаза под повязкой невыносимо защипало. Он не понимал, что покрылся холодным потом, что начал дрожать, до тех пор, пока Чимин не придвинулся ближе и не протёр его влажный лоб своей тёплой сухой ладонью. — Всё в порядке? — голос альфы звучал обеспокоенно, омега чувствовал на себе его прожигающий взгляд. Юнги сам придвинулся ближе к Паку, утыкаясь носом в лёгкую ткань его одежд и впитывая в себя его запах, стараясь надышаться им как можно сильней. Чимин прижал его покрепче, обнял одной рукой плечи, успокаивая дрожь в теле омеги. Мин сделал ещё пару глубоких вдохов и затих, но не сбросил ладонь альфы, продолжая жаться к нему. Юнги хотел ответить на вопрос, но музыканты, кажется, начали свои выступления. Полилась негромкая мелодия. А вскоре к ней присоединился красивый женский голос. Он то возвышался, больно ударяя по ушам, то затихал, становясь едва слышимым. В нём звучал страх, а иногда восторг, в иной раз это была горечь, сменяющаяся едва сдерживаемым счастьем. Пение девушки пробирало до дрожи. Она рассказывала историю о любви и смерти, погружая слушателей в её собственный мир. Юнги жадно впитывал в себя этот голос, вслушивался в каждую ноту. Он словно видел наяву эту историю, впервые отсутствие зрения не стало для него помехой. Боль и шум для него исчезли, он всецело отдался музыке. Когда стихли последние звуки, омега с шумом втянул в себя воздух, осознавая, что до этого момента даже не дышал. Скульптор сжал ладонь Чимина в своей посильнее и потряс головой, сбрасывая остатки наваждения. Альфа убрал с его лба прядки волос, выбившиеся из косы, которую ему заплёл Чонгук. Рука Чимина потянулась вверх, и Юнги понял, что тот намекает ему встать. Он поднялся и покорно пошёл вслед за Паком, снова задерживая дыхание и позволяя себе только крошечные вдохи. Он усилием воли заставлял себя идти спокойно, старался не шарахаться, когда чей-нибудь запах оказывался слишком близко или слишком сильно бил по чувствительным рецепторам. Омеге было по-настоящему страшно. Он сам казался себе беззащитным калекой, и это чувство убивало его изнутри. Когда запахи людей сменили вкусные ароматы еды, Юнги вздохнул с облегчением. Несмотря на своё разнообразие, они не вызывали отвращения или боли, наоборот, организм оживился и уже требовал новой порции угощений. Крошечный кренделёк оказался моментально забыт. Чимин откармливал его, словно на убой. Они ели потрясающую лапшу, которая будто таяла на языке, пробовали пирожки из риса с разными начинками. Юнги попался осьминог, и Чиму пришлось потратить полчаса, чтобы объяснить, что это такое. Омега всё равно не понял, но осьминог был вкусным, и этого было достаточно. Потом они добрались до рёбрышек, и от их восхитительного аромата Юнги едва не умер на месте. Так что, когда альфа решил подшутить и спросил, что пахнет вкуснее — он или рёбрышки, Мин не сомневался в ответе. Чимин, кажется, обиделся, но Юнги с детства учили не лгать. На вкус рёбрышки оказались ещё лучше, чем на запах, и это окончательно добило юношу. Когда его желудок оказался набит под завязку, Юнги позволил себе сытый вздох и впервые за долгие годы почувствовал себя счастливым. Чимин рядом ещё беседовал с хозяином, который, кажется, не переставал кланяться и благодарить господина за налаживание торговых путей, снижение пошлин и прочие многочисленные вещи, в которых Мин не разбирался. Альфа же только смущённо посмеивался. Наконец он обратил внимание на пустые тарелки Юнги и поднялся, подавая своему омеге руку. Тот тоже встал, с удовлетворением ощутив тяжесть в животе. Они уже вышли, когда хозяин лавки перестал улыбаться. Он брезгливо сморщил блестящий от пота нос, глядя вслед омеге, которого поддерживал за руку господин, и велел слугам протереть начисто стулья и стол после этого калеки. Но Юнги и Чимин уже этого не слышали. Они направлялись к реке, чтобы зайти в палатку гадалки. Альфа восторженно говорил, что послал семерых лучших следопытов, чтобы найти её и попросить приехать. И она пришла, чтобы высказать ему свой отказ, но Тэхён смог уговорить её за полчаса. Как он это сделал, остаётся загадкой для всех. И ни сам омега, ни ясновидящая не выдали эту тайну. Юнги засмеялся и предположил, что Тэ просто заболтал её до полусмерти и бедной старушке пришлось пообещать ему всё что угодно, лишь бы он только отстал. Но чем ближе они подходили к палатке, тем больше становилось народу и запахов. Ветер с реки словно специально направлял их в омегу, заставляя его задыхаться. Если раньше он мог вычленить из них какой-то определённый или хотя бы аромат Чимина, то сейчас все ощущения слиплись в комок, смешались в одно едкое целое. Мешанина запахов застряла у омеги в горле, он не мог нормально дышать, с каждым разом всё сильнее чувствуя, как уплывает сознание. Юнги в момент пожалел обо всём съеденном, когда почувствовал, как огромная волна тошноты подкатывает к горлу. Во рту сразу стало противно и горько, а в живот словно вонзили тысячи кинжалов и мстительно прокрутили каждый по сотне тысяч раз. К глазам подступили слёзы, а ноги ослабли, стали будто ватными. Сердце внутри билось как сумасшедшее, грозя сломать рёбра. Мин хватал ртом воздух, словно рыба без воды, но от этого становилось только хуже. Кислород не приносил облегчения, он расползался по телу, словно ядовитый газ, заставляя каждую клеточку трепыхаться в агонии. Слабость завладела им настолько, что он не мог издать ни звука, не мог даже пошевелиться, лишь стоял, сгорбившись, и дрожал. Он оказался заперт внутри собственного тела, только и мог, что пытаться выдохнуть, выкашлять этот отвратительный смрад. Омега задыхался. В его голове клубился туман, не было ни одной чёткой мысли. Его окружила темнота, но не та привычная, каждодневная, а злая, пугающая и холодная. Лишь одна мысль, поразительно ясная, заставила всё его тело замереть. И вот так я умру? Мысль о смерти придала ему сил, и Юнги мёртвой хваткой вцепился в Чимина. Он потянул его назад, заставив альфу остановиться и обернуться. — Пойдём, — прохрипел Мин и сам ужаснулся своему голосу. Он едва шамкал губами, отчего слова были смазанными и невнятными. — Я не могу… Прошу, пойдём… — Что? — Чимин взял его ладонь двумя своими. Он явно не видел или не понимал состояния Юнги. — Мы почти пришли, уже вон там… — Чимин, — омега не закричал только потому, что у него не было на это сил. Каждый вздох казался ему последним. — Я хочу уйти. Альфа не нашёлся с ответом, и Юнги понял, что он не может больше медлить. Он или уйдёт сам, или умрёт прямо здесь. Он отчаянно вырвал руку, развернулся и пошёл прочь на дрожащих, подгибающихся ногах туда, где запах чувствовался не так сильно. Организму требовалось чудовищно много сил на то, чтобы сделать каждый шаг. Омега чувствовал, как мокрую от холодного пота кожу пробирает озноб, но он подбадривал себя мыслью, что скоро сможет нормально вздохнуть. Он не помнил этого пригорка, но, когда нога встала на наклонную поверхность и поехала вниз по влажной от росы траве, Юнги точно понял, что это конец. Если он упадёт, то сил встать у него больше не будет. И когда он оступился и полетел вниз, то меньше всего ожидал, что крепкие руки подхватят его, не давая упасть. Запах Чимина забился в нос, но сейчас даже он не успокаивал. Альфа крепко прижал его к себе, укутывая своим теплом, и быстро пошёл по направлению к свежему воздуху. Дорога домой не отложилась в памяти омеги. Он даже не помнил, дошли ли они пешком или ехали на лошади. Юнги осознал себя, только сидя в своей постели, где всё пахло домом и Гуком. На его плечах было тяжёлое одеяло, а сам он пил воду из кружки, которую явно держал Чимин. Когда Юнги чуть отклонился, показывая, что больше не хочет, Чимин взял его холодные мокрые руки в свои, принимаясь растирать кожу пальцами. Его голос звучал откуда-то снизу, и омега понял, что тот сидел на полу. — Как ты? Юнги не знал, что ему ответить. Нормально? Он чуть не умер, эти мгновения останутся с ним на всю жизнь как самые отвратительные из всех возможных. Это можно считать нормой? Плохо? Нет, его состояние было недостойно даже такой шикарной отметки. До состояния «плохо» нужно было ещё дорасти. Омега поёжился, укутываясь в одеяло плотнее, он всё ещё дрожал после пережитого. Ни разу в своей жизни он не испытывал подобного, такую мучительную боль, такой звериный страх. Он всё ещё чувствовал, как глаза щиплют слёзы, как комок в горле не даёт отдышаться. Чимин вдруг приблизился и обхватил его руками, прижался всем телом. Одна его ладонь легла на волосы Мина, уничтожая причёску и явно пытаясь погладить и успокоить. — Прости, прости, — шептал альфа беспорядочно, утыкаясь в макушку Юнги носом и вдыхая его слабый сейчас запах. Но омега не мог выносить этого. Его обоняние стало слишком чувствительным после всего, настолько, что даже аромат истинной пары не хотелось чувствовать. Будто ожидавшая этого, тошнота снова скрутила живот, пусть и слабее, чем раньше. Юнги упёрся дрожащими ладонями в грудь Чимина, пытаясь оттолкнуть его и вдохнуть свежий воздух снова. Но альфа отстранился только затем, чтобы через секунду прижаться опять. Только в этот раз губами к губам. С такого расстояния аромат был ещё сильнее, насыщенней, и это ударило Юнги ещё больнее, заставив охнуть и съёжиться. Слёзы покатились по щекам, и Мин отшатнулся. — Уйди от меня, — прошипел он зло, силясь отползти подальше от Чимина. Тот попытался схватить его за руку, но Юнги от первого же прикосновения её отдёрнул. — Прости, послушай… — Пошёл прочь, — у омеги не осталось сил притворяться и сдерживаться. Ему хотелось побыть одному, забыть о тех адских ощущениях, которые он испытал. Было больно, было противно, а ещё безумно стыдно от собственной слабости. И этих чувств ему хватило сполна. — Юнги, я не хотел… Мы же… — альфа не обращал внимания на его слова, и это почти заставило Юнги завыть от бессилия, от злости. — Нет никаких «мы», усёк? Найди себе пару, найди кого угодно, другую игрушку, только оставь меня в покое. Убирайся! Я умоляю тебя! Если бы он мог видеть, то, вероятно, ему бы стало лишь хуже от того, как дёрнулся Чимин. С какой болью и шоком он посмотрел на него и как до крови прикусил губу. У него будто вынули все кости, альфа поник, словно пустой мешок. Он поднялся на ноги, окинув омегу последним, полным предательства и боли, взглядом и молча вышел. Юнги услышал только, как мягко закрылась входная дверь. И хоть сейчас он хотел ненавидеть этого тупого шумного Пака, он не смог заглушить чувство вины и презрения к самому себе. Сейчас стало понятно, что Чимин не вернётся. Не стерпит такое. А значит, это конец.