Исцеленная

Писк приборов проникает в мое все еще сонное сознание, я чувствую запах медикаментов, хлора и хозяйственного мыла. Где-то слышатся голоса, шарканье шагов, покашливание. Открыв глаза, вижу грязно-серый потолок с паутинками трещин, напоминающих затейливые узоры. — Мисс Хэлоуэй? Как вы себя чувствуете? Надо мной склоняется медсестра, она стоит так близко, что я могу разглядеть россыпь веснушек на ее носу и небольшой шрам над глазом. — Хочу пить, — голос звучит сипло и больше напоминает писк. — Это нормально. Медсестра исчезает из моего поля зрения, но вскоре возвращается со стаканом воды. Приподнявшись в постели, я беру стакан из рук женщины и жадно припадаю к нему. Вода горьковатая и тоже пахнет лекарствами, но меня это не беспокоит: слишком велика жажда. — Через полчаса к вам придет мистер Диггенс — дознаватель из АБД. Переоденьтесь, — медсестра указывает на одежду, сложенную стопкой на одном из стульев. — Хорошо. Дознаватель придет, чтобы уточнить детали моего инфицирования амор делириа невроза. Лучше он, чем тетя Кэрол или Рейчел. Сейчас мне совсем не хочется слушать лекцию о том, как я подставила свою семью, какой позор навлекла на наши головы. Теперь все будут считать меня «заразной»; жизнь моих родственников, и без того не сладкая, станет еще тяжелее. Но меня не беспокоят родные, разве что малышка Грейс. Воспоминание о ней заставляет меня нахмуриться. Почему Грейс заботит меня больше остальных? Какая-то мысль скользит на самом краешке сознания, но я не могу ухватиться за нее, словно эта мысль одна из игрушек в игровом автомате, которую никак не извлечешь из стеклянной колбы, потому что щипцы трясутся. Незачем беспокоиться о мелочах, о которых я даже вспомнить не могу. Гораздо важнее сейчас другое — узнал ли Брайан Шарфф о том, что я была зараженной? Не разорвала ли его семья нашу помолвку? Репутация — вещь хрупкая, и отголоски истории с Алексом еще долго будут преследовать меня и тех, кто рядом. Поднявшись с постели, я босиком подхожу к стулу с одеждой. От соприкосновения с холодным кафельным полом стопы быстро замерзают, в палате и без того было достаточно прохладно, видимо руководители АБД не считают нужным заботиться о тепле исцеленных. Надев черный костюм спортивного кроя, я подхожу к маленькому зеркалу, висящему на стене — темные волосы торчат в разные стороны, а кожа стала еще бледнее. Чуть повернув голову вбок, рассматриваю шрам из трех точек за левым ухом — доказательство того, что я больше не заразная. Кое-как причесав волосы руками, сажусь обратно на кровать. Брайан был прав, исцеление принесло долгожданный покой. Не понимаю, почему те мелочи волновали меня. Ради Алекса, по сути чужого мне человека, я готова была бросить свою жизнь в Портленде и отправиться в Дикую Местность. Это так непривычно, но воспоминания не приносят с собой никаких эмоций — словно я вижу эпизоды чужой жизни. Неужели Алекс мог заставить мое сердце биться быстрее? Наверно, тот человек, что придумал лекарство от любви, знал, что исцеление повлечет за собой покой и душевное равновесие, и этим знанием он спас миллионы судеб. — Мисс Хэлоуэй, добрый день! Подняв голову, вижу высокого широкоплечего мужчину, напоминающего массивный комод из дубового дерева, что раньше стоял в моей спальне. Мистер Диггенс, надо полагать. — Я Альфред Диггенс, и мне поручено расследовать инцидент с вашим инфицированием, — он садится на хлипкий стул, стоящий напротив кровати. Ножки стула жалобно скрипят, грозя сломаться под непосильной ношей. Наверно, мама вот так сломалась под давлением любви к отцу. — Как зовут человека, заразившего тебя? — Алан, — я отвечаю быстрее, чем успеваю подумать над ответом. Почему я солгала? Однако пути назад нет. — Фамилия? Адрес? — мутно-зеленые глаза Диггенса словно сканируют меня, но я не смущаюсь и не краснею - на какой-то миг такая реакция кажется удивительной. Мне больше не придется мучиться от стеснительности и краснеть, теперь у нас с Ханой будет больше общего. — Не знаю. Мы познакомились на вечеринке, он спас меня от регуляторов во время облавы, — почти правда. — Лина, если что-нибудь вспомнишь — позвони по этому номеру, — Альфред протягивает мне подобие визитной карточки — маленький клочок темного картона с напечатанным на нем номером. — Хорошо. Диггенс поднимается со стула, который все же выдержал его немаленькое тело: — Этот парень заразный, Лина. — Я знаю. Последний раз оглядев меня оценивающим взглядом, Альфред выходит из палаты. Странно, что он пришел в больницу, когда мог немного подождать и допросить меня дома или вызвать к себе. Кто поймет, что на уме у представителей АБД. Вскоре после ухода Диггенса в палату приходит медсестра и сообщает о том, что я могу собираться домой. За некоторыми парнями и девушками, прошедшими процедуру, приезжают или приходят их родственники. Те, за кем приезжают, держатся важно и надменно — им никогда не приходилось несколько дней подряд есть на ужин консервированные бобы, и они наверняка получили не менее девяти баллов на эваулации. За мной никто не приедет и не придет. Поэтому, получив документы о том, что я прошла процедуру очищения от делирии, в одиночестве покидаю больничные стены. На улице пасмурно, серые облака, как темная завеса, закрывают небо и солнце. Серый. Когда-то мне нравился этот цвет, хотя в нем и нет ничего особого, так же как и в других цветах. Улицы Портленда почти пусты — лишь пара тройка школьников, прохлаждающихся во время каникул встречается по пути. Люди заняты работой, скоро и мне предстоит вернуться в магазин. Проходя мимо домов, пустующих после большой зачистки, я вспоминаю тридцать седьмой дом на Брукс-стрит, однако воспоминания не приносят ни радости, ни грусти — как картинка в одном из школьных учебников. Я пытаюсь вспомнить, каково это, бывать в том доме, но ничего не выходит. Когда-то в детстве мама повела меня к стоматологу — удалить зуб. Врач сделал мне укол, после которого я не чувствовала нижнюю губу и десну, как сильно не давила на них и ни прикусывала — все было без толку. Сейчас ощущения примерно те же самые — как бы я ни пыталась вспомнить те ощущения — ничего не выходит. Процедура избавила меня от лишних переживаний и тревог. Когда я перехожу небольшую улочку с высокими многоэтажными домами, кто-то негромко окликает меня. Обернувшись, вижу парня, настороженного глядящего на меня яркими, янтарного цвета глазами, его золотисто-каштановые волосы чуть взлохмачены — Алекс не сбежал в Дикую Местность, и сейчас он стоит передо мной.