Зарисовки.

Иногда (ну, ежедневно при уходе с работы) Канске даже благодарил Бога, что из-за своего костыля не может быстро ходить. Поскольку, когда-то давно, еще при строительстве, прямо за порогом их родного полицейского участка была заложена ступенька. Маленькая и корявая деталь интерьера имела вполне конкретное предназначение: немного выравнивать пол относительно земли. Ну и менее официальное: мешать побегу преступников ибо те часто не замечали её и спотыкались, облегчая поимку. К сожалению, это распространялось на всех. Чаще всего с неё наворачивались не преступники, а сами сотрудники. Поэтому, ему часто приходилось поддерживать Юи, которая точно так же спотыкалась об это творение архитектуры. Наверное, в юности бы это его смутило - подруга детства и первая любовь все же. Но теперь... это скорее обязанность и привязанность к близкой подруге, чем к возлюбленной. Он сам не знал почему его отношение к этому изменилось. Возможно, с возрастом он стал относится к этому проще и уже не считал подобное интимным. Или его чувства к ней просто перегорели и превратились из романтических в дружеские или просто сестринские. Ну, или он влюбился в кого-то другого - маловероятно, но с чем черт не шутит. Кто знает. Хотя сегодня появилось некое подтверждение третьего пункта. Хотя как подтверждение: его просто ткнули носом в этот факт. Невольно, но все же. Выходил из участка он с Комэем, по пути перебрасываясь колкостями и поддевками. Стандартное их общение, ничего удивительного. Было, пока Комэй не споткнулся об эту злополучную ступеньку. Канске подхватил его чисто инстинктивно и рефлекторно прижать к себе. Как привык подхватывать Юи. Вот только ощущения были совершенно другие. Осознав, что он прижал к себе своего друга-соперника, его разум отключился от реальности. Смущение и легкая паника - вот все что осталось в его голове, когда он осознал кого он держит. От природы жилистый и стройный Такааки как-то до нелепого правильно чувствовался в его руках. Его дыхание опаляет шею теплом, которое волной мурашек прокатывало по всему телу. Сердце билось в груди, будто пичушка о прутья клетки. -Канске... - голос Такааки приводит его в чувство и он отпускает того из объятий. Комэй сию же секунду выскользает и отворачивается от него, параллельно приводя в себя в порядок. Мельком Ямато примечает, что кончики ушей Такааки покраснели и теперь забавно выделялись среди черных прядей волос. Хотя сам он, наверное, такой же красный, как и они. -Спасибо, - голос Комэя звучит странно надломленно, будто случившееся было для него таким же шоком, как и для Канске. -Не нужно благодарностей, - фыркает он, упорно отводя взгляд. Собственный голос кажется хриплым, что начинает злить. Из-за такой ерунды так распереживался. Выдавив из себя подобие "до свидания", он убегает (торопливо уходит) с места преступления. Все лицо горит, будто перед ним окошко в печь открыли, руки подрагивают, а тепло дыхания все еще гуляет по телу. На вопросы "какого хрена" нет ни единого шанса, да и желания. Очнувшийся разум начинает анализировать ситуацию и выводы, мягко говоря, пугают. Он... влюблен в Комэя? Звучит как бред, если бы все так стройно не укладывалось в события. А попытки отрицать приводят к тому, что всплывают воспоминания говорящие, что это факт. Господи, почему до него дошло только сейчас? Впрочем, как в детстве смеялась мама: "до тебя чувства доходят как до утки - на седьмые сутки". Обидно, но теперь это обоснованной факт. Лицо все еще горит, хотя на нем это не так заметно, как на Комэе... Стоп! Красные кончики ушей. Когда Морофуши смутился во время какой-то выставки, где Канске невольно похвалил его, у него точно так же покраснели кончики ушей. Эта черта не раз и не два забавляла Ямато, ведь по ней легко понять от чего Комэй покраснел: от гнева или от смущения. При гневе...они...не...краснеют. Ой, бл*! Наверное, соседям Морофуши придется смирится с тем, что Ямато Канске частенько будет наведываться в их район и терроризировать Такааки. Впрочем, это другая история.