Эпилог
Кажется, она не ошиблась. Это здесь. Так и не сумев унять дрожь в руках, Азокертс осторожно постучала в дверь и замерла, ожидая. Конечно, здесь довольно-таки глухое, очень уединенное место, но все же, вдруг ее брат поспешил разослать гонцов во все концы королевства, и ее уже поджидают? Азокертс вздрогнула: тогда все пропало, ей уже не уйти, а значит, придется… умереть. Но вот беда: умирать ей, честно говоря, совсем не хотелось. — Чем могу служить? — дверь распахнулась, и Азокертс увидела перед собой старуху, закутанную с ног до головы в довольно-таки поношенный черный плащ. — Мне бы… — она нервно сглотнула, — мне срочно нужно видеть хозяйку этого дома. — Ты, — старуха подняла кверху фонарь, который держала в руках, несмотря на то, что на дворе был полдень, и светило солнце, — выходит, пришла сюда, как и все остальные… бесстыдницы. Ну, проходи, раз уж приехала, не зря ведь забралась в такую даль! Она повела Азокертс по извилистым коридорам и лестницам; наконец, в конце одного из этих казавшихся бесконечными коридоров Азокертс увидела еще одну дверь. Старуха три раза постучала и, услышав раздавшийся изнутри голос, пропустила Азокертс вперед — в небольшой, но весьма уютный кабинет. — Вот, привела вновь прибывшую девицу, госпожа, — поклонилась она еще одной старухе, сидевшей за массивным дубовым столом. — Она сказала, что хочет видеть вас. — Спасибо, сестра Привратница, ты можешь идти, — проговорила хозяйка кабинета на удивление приятным мягким голосом. — Садитесь, сударыня, — вслед за этим она указала Азокертс на стул. — Садитесь и расскажите, что вас привело сюда. Интересно, подумала вдруг Азокертс, если сказать правду, какова будет реакция? Но разумеется, она и словом не обмолвится о том, кто она такая, и почему ищет приюта. Честно говоря, Азокертс уже и не надеялась выйти сухой из воды. До этого ей можно сказать везло, пусть она и ходила по лезвию ножа. Однако же, верно говорят: ничто не длится вечно, и рано или поздно удача отворачивается даже от самых счастливых и везучих. А что касается Азокертс, то, если разобраться, ей никогда в жизни не везло, что называется, по-крупному. Да, нужно быть честной: на этот раз она проиграла по всем статьям, ничего у нее не получилось. Для начала, она влюбилась в человека, которому не хватило смелости побороться за свое чувство. Катсорп ведь попросту плыл по течению, пока Азокетс лезла из кожи вон, пытаясь убедить свое семейство в том, что хочет быть только с этим человеком, и ни с кем иным. Потом он погиб, а Цертих воспользовался ее горем, настроил Азокертс против всех членов королевского семейства. Азокертс думала, что он по-настоящему любил брата, и действительно хотел помочь ей. Оказалось же, что Цертих желал одного: заполучить корону, а Азокертс была для него лишь орудием. Он использовал ее, и при первой же возможности предал, как самый последний мерзавец. Азокертс была готова на все: убила бы, пожалуй, любого, включая родную мать, только бы быть рядом с ним и отомстить за свою несбывшуюся, настоящую любовь. Она помогла убить Росинку, чтобы заставить брата страдать, она чуть было не убила деда и младшего брата ради того, чтобы Цертих не угодил в тюрьму, она без колебаний использовала в своих целях Орбод и Алиса, и ей было совершенно все равно, что с ними будет. И вдруг получается, что… все зря! Она рисковала собой и разрушила свою жизнь ради полнейшего ничтожества, недостойного даже пыли под ногами! Теперь Азокертс хотела отомстить ему, убить своими руками, а перед этим — посмотреть в глаза. Чтобы он знал, почему и за что умирает, и раскаялся во всех своих пакостях. Однако, этим планам тоже было не суждено сбыться, ее схватили и отправили в Башню смерти. В ту минуту, когда ее привезли туда, Азокертс испугалась не на шутку. Она сразу же поняла, что дед и Ргит не шутили, и теперь ей нечего ждать пощады, а милый братец наверняка, не задумываясь, с превеликой радостью подпишет ей смертный приговор. Наверное, так оно и получилось бы, вне всяких сомнений, Азокертс уже была бы мертва, если ей вдруг не повезло по-настоящему. Это было поистине сказочное везение. Она бездумно ходила из угла в угол своей тесной камеры, как вдруг зарешеченное окошко на двери открылось и чей-то голос позвал ее: — Ваше высочество! Я принес вам поесть. Она вздрогнула от неожиданности и подошла к двери. — Кто вы? — спросила Азокертс. — Вы, должно быть, не помните меня, ваше высочество, — отозвался голос, — но… когда-то давно, когда мы были детьми, мы часто играли вместе. Я — сын начальника дворцовой стражи, госпожа. Клов. Я служу здесь на кухне. То есть, вернее будет сказать, приношу заключенным еду. — Ах, да! — рассеянно кивнула Азокертс, хотя на самом деле она не помнила никакого Клова. Мало ли детей придворных росло во дворце, с какой стати она обязана помнить каждого, кто был товарищем ее детских игр? — Мне так жаль, ваше высочество! — вздохнул Клов. И тут вдруг раздражение Азокертс сменилось ликованием: а вдруг это ее шанс на спасение! Если все получится, она вновь сможет бросить вызов своим врагам. — Послушайте, Клов, — она приблизилась вплотную к решетке, — вы не представляете себе, какая удача, что мы встретились! Скажите, вы знаете… что мне уготовано? — Я слышал краем уха, ваше высочество, как господин Фирг говорил, что все зависит от того, какой приказ отдаст король. — Разумеется, — всхлипнула Азокертс, — мой брат никогда не помилует меня. Он слишком меня ненавидит! — Ненавидит? — Вам это кажется странным? Но увы, меж нами давно уже пробежала черная кошка. А тут еще его покойная жена внесла раздор в семью. Это была ужасная женщина, господин Клов! Она рассорила меня со всей родней, они отвернулись от меня. — Как же так можно? — возмутился Клов. — Я никого не виню, — покачала головой Азокертс, — это была слишком хитрая бестия. Она оклеветала меня… А потом у меня попросту не было времени, чтобы оправдаться. Все поверили ей. И сейчас я даже не могу бросить ей вызов и вывести на чистую воду! Она погибла, и тем самым невольно убедила всех в своей правоте. — Какая несправедливость! — Да, господин Клов, именно так! Вскоре он пришел снова, и им вновь удалось перекинуться несколькими словами. Клов сообщил, что на другой день назначены похороны королевы, а потом, судя по всему, король объявит дату суда над государственными преступниками. Азокертс рассказала ему о Цертихе, разумеется, немного преувеличив его злодеяния. Якобы он вызывался помочь Азокертс, вывести королеву на чистую воду, разоблачить ее козни, но в самый последний момент переметнулся на ее сторону. Правда, ему все равно никто не поверил, но его показания лишь усугубили положение самой Азокертс. Если вдуматься, это была редкостная чушь, но бедняга Клов, судя по всему, умом не отличался. Азокертс вызвала в нем воспоминания о далеком детстве, он пожалел ее, а значит, она просто не могла не воспользоваться положением и не сыграть на этом. — Я так боюсь, Клов, — заломив руки, всхлипывала Азокертс, — они хотят убить меня! Мне страшно… Спаси меня! Помоги мне бежать отсюда, и я щедро вознагражу тебя! — Но… как?! — воскликнул Клов. Азокертс всю ночь не спала, придумывая план побега, поэтому ей, разумеется, не составило труда тут же выложить Клову, как ему следует поступить. Удача еще раз улыбнулась Азокертс: в день похорон Росинки, коменданта Башни, господина Фирга, не было на месте. Он, как и полагалось, в числе остальных придворных присутствовал на церемонии погребения, а потом, к вящей радости Азокертс, не вернулся вовремя на свой пост. Судя по всему, как предположил Клов, он решил немного отдохнуть и навестить какую-нибудь таинственную незнакомку, которая покорила его сердце. Это намного упрощало дело: Клов подсыпал снотворное в вино, которое подали за ужином караульным, а заодно и в скромную трапезу Цертиха. Будь Фирг на месте, неизвестно, как бы все обернулось, он не жаловал вино и никогда не ел здесь, в Башне. Оставалось надеяться лишь на то, что получится подмешать снотворное в графин с водой, что стоял в кабинете Фирга, у него на столе. Клову пришлось бы постараться, чтобы пробраться туда, а так — все сложилось наилучшим образом. В полночь Клов открыл двери камеры Азокертс, она нежно улыбнулась ему и потребовала отвести в кабинет Фирга. Клову удалось украсть связку ключей у караульного, и потому они без труда вошли туда. Азокертс же, обыскав кабинет, забрала те ключи, которые лежали у Фирга в столе. Затем она кивнула Клову, они поспешили убраться оттуда восвояси, после чего Азокертс решительно зашагала наверх, на площадку, где держали Цертиха. — Зачем вам туда, ваше высочество? — удивился Клов. — Помолчи! — резко оборвала его Азокертс. — Ступай за мной! Они поднялись на верхнюю площадку; Цертих, прикованный к стене, спал, уронив голову на грудь и храпел, словно лежал, как прежде, на пуховой пирине. — Давай, помоги мне, — повернулась Азокертс к Клову. — Сними с него кандалы. — Но… но как же?.. — опешил Клов. — Делай, что говорю! — прошипела Азокертс. — А теперь, тащи его к самому краю! — приказала она. — Не так я хотела отомстить тебе, — прошептала Азокертс на ухо Цертиху. — Но теперь выбирать не приходится. Прощай… любимый! — с издевкой прибавила она и столкнула Цертиха вниз. — А теперь, — повернулась Азокертс к ошеломленному Клову, испуганно таращившему на нее глаза, — быстро вниз! Они спустились вниз и без труда вышли на улицу. Азокертс отдала Клову печать, которая все еще была при ней, принцессу, как представительницу королевской династии, не стали обыскивать. — Ты сможешь продать эту безделушку, получишь много денег. Тебе хватит, чтобы уехать из города и спрятаться. — А как же вы? — Я сумею о себе позаботиться. Прощай, Клов, спасибо тебе! Да, — спохватилась она, — чуть не забыла! Позаботься о тех солдатах, что должны были нести караул. Иначе они выдадут тебя. Прощай же! Что ж, остается надеяться, что этот идиот сделает все как надо и сбежит раньше, чем его схватят. Или по крайней мере, их хватятся не раньше, чем она доберется до безопасного места. Об этом приюте Азокертс узнала от госпожи Аретнап: хоть какая-то польза от нее! Как-то раз Азокертс подслушала разговор матери и первой статс-дамы о том, что иногда в монастыре, где прожила несколько лет Аретнап, находили приют женщины, которые ожидали рождения незаконных детей. После рождения ребенка женщина оставляла его там, а сама преспокойно возвращалась домой. При монастыре был приют, где заботились об этих брошенных детях, которых потом отправляли в сиротские дома в столице. А после госпожа Аретнап добавила, что якобы на самой границе с Королевством туманов есть приют именно для таких женщин и их детей. Несчастных воспитывают там, дают какое-никакое образование, а после они уезжают и могут найти себе место, скажем, рабочего, конюха, кухарки или гувернантки. Азокертс, честно говоря, было наплевать на всех этих детей, начиная со своего собственного. Она вообще не хотела, чтобы он увидел свет, и об этом следовало серьезно подумать. Но ее неимоверно привлекало уединенное место в глуши, к тому же, на самой границе, там ее вряд ли станут искать. Она не любила ездить верхом, но выбирать не приходилось: Азокертс забрала лошадь одного из солдат, охранявших башню, и не откладывая дела в долгий ящик пустилась в путь. Через несколько дней она была на месте, и вот теперь сидела перед хозяйкой этого дома, молясь про себя, чтобы старуха поверила в то, что она — очередная обманутая коварным соблазнителем жертва, которой нужна помощь. — Что же, госпожа… — внимательно глядя на нее из-под полуопущенных век, неторопливо произнесла хозяйка приюта. — Амуп, — выпалила Азокертс. — Меня зовут Амуп, госпожа. — Выходит, вам нужна помощь, дорогая Амуп? — Да… госпожа. — Называйте меня Настоятельницей, — прикрыв глаза, проговорила хозяйка. — Я не монахиня, но… предпочитаю, чтобы меня называли именно так. Собственно, здесь всех женщин называют не по имени, что дали им родители, а по роду занятий. Тех обязанностей, что они исполняют, живя здесь. Нужно подобрать вам подходящую работу, Амуп. Вы, я так полагаю, из знатной семьи? — Да, — кивнула Азокертс, — моя мать, ее звали… Аретнап, она недавно умерла от тяжелой болезни, бедняжка, была фрейлиной одной знатной герцогини. — Понятно… Тогда, я думаю, вам подойдет работа садовницы. Наша как раз ушла… Ведь вас, конечно, учили ухаживать за садом? Знатные дамы, насколько могу судить, любят это занятие. — Я справлюсь, — кивнула Азокертс. — Вот и славно, — улыбнулась Настоятельница. — Начнем пока с этого, — медленно проговорила она, растягивая слова. — Позднее, если вы проявите должное усердие, получите более ответственную работу. А там… Впрочем, об этом поговорим позже. Настоятельница позвонила в серебряный колокольчик, и в комнату тут же вошла Привратница, которая и привела Азокертс сюда: — Проводи нашу новую сестру Садовницу в ее комнату. Ту, что рядом с покоями Хранительницы зеркал. Пока вам надлежит как следует отдохнуть, дитя мое, — сказала она Азокертс, — а с завтрашнего утра вы можете приступить к своим обязанностям. — Вот твоя комната, — Привратница привела ее в тесную комнатушку, немногим больше тюремной камеры. — Отдыхай. Завтра я тебя разбужу. — А… где все остальные? — спросила Азокертс. Почему-то неожиданно ей сделалось жутко в этом странном месте. — Каждая у себя, — пожала плечами Привратница. — А кто такая Хранительница зеркал? — любопытство, тем не менее, так и распирало Азокертс. Тем более, что где-то ей уже доводилось слышать о каких-то Зеркальных хранителях, вот только она никак не могла вспомнить, где же именно. — Не болтай зря! — строго взглянула на нее Привратница. — И не задавай лишних вопросов. Настоятельница этого не любит! Азокертс не успела больше ничего спросить: старуха оставила ей фонарь, после чего развернулась и вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Азокертс осталась одна…Конец 1 части