Альтернативная "Бригада". Часть третья. Холодный июль

      — Тридцать один… Тридцать два…       — Игорь Сомович…       — Тридцать три…       — Игорь Сомович! Время…       — Тридцать четыре!       — Игорь…       — Заткнитесь оба!       — Игорь Сомович… шесть минут уже…       — Оля.       — Томочка…       — Оленька…       — Нет… Нет. Пусти меня к нему.       — Оля.       — Тома, нет!       — Оля!       — Нет! Нет! Не-е-е-ет!       — Оля! Оленька!       Ольга вздрогнула и подняла голову. Принесший в Москву запоздавшую осень первый сентябрьский дождь лил, не переставая, уже второй день. Окна запотели так, что казалось, будто, послав задержавшееся тепло в смертельный нокаут, в Москву разом пришла зима.       Тишину нарушало лишь размеренное нудное тиканье часов на стене. Пятьдесят семь… Пятьдесят восемь… Пятьдесят девять… Полдень. Она уснула. Сказалась которая уже по счету бессонная ночь.       — Томочка. — Ольга повернула голову к подруге.       — Ты себя до ручки доведешь. Так нельзя.       Тамара присела рядом, мягко сжала Ольгину ладонь. На самом деле она очень хорошо ее понимала. Знала, Ольга боялась засыпать, потому что в снах ее Витя снова и снова умирал и это было невыносимо. Это и ее убивало, как чуть не убило тогда… в процедурной пансионата, когда Сомович чуть ли не отшвырнул попытавшегося успокоить его Юру к стене и в который уже раз попытался запустить сердце Пчелкина, пока… Пока на восьмой минуте график нерешительно, словно сомневаясь, все же дернулся. Каждый раз, закрывая глаза, Тамара видела вдруг начавшее биться Витино сердце. А в голове стучала единственная мысль: «Семь минут. Мозг начинает умирать после шести».       — Холодно здесь, — Ольга наклонилась к кровати и поправила одеяло на Витиной груди, — еще простудится.       Тома посмотрела на подругу и постаралась громко не вздохнуть. Ольга и сама все знала и понимала, но отчаянно верила в своего Пчелкина. Она не отходила от него ни на шаг ни в пансионате, ни в вертолете ЦЕНТРОСПАС, что доставил их в СКЛИФ, ни все эти дни, что они вдвоем провели в палате интенсивной реанимации. Пулевое ранение плеча давно затянулось, ребра срослись, ушибы и гематомы рассосались. А Витя все спал.       По правилам Тамара сразу предупредила Ольгу, что если он и придет в себя — вероятность чего оценивалась как крайней невысокая — то последствия для мозга могут быть катастрофичными. Мозг вообще настолько загадочная часть человеческого организма, несмотря на весь прогресс медицины, до сих пор остающаяся неразгаданной до конца тайной, что ни один светила нейрохирургии не мог сказать, как скажется на сознании Пчёлкина та роковая минута. Вариантов у Ольги было всего два. Впрочем, первый она пресекла сразу, на корню, не дав Тамаре — а она обязана была это сделать — даже заикнуться.       — Я никогда не дам разрешения отключить аппараты, — встретила ее Ольга одним августовским утром.       Солнце заливало улицы, настырно билось в окно, пытаясь согреть холодные медицинские стены реанимации, а Ольга все равно верила, что однажды вместе с солнцем вернется и ее Витя. Поэтому оставался второй вариант. Ждать. Сколько — не мог сказать никто. И сделать уже ничего не могли. Не по необходимости, скорее для успокоения ставили стимулирующие мозг капельницы. Витя дышал сам. Сердце его теперь работало, хоть в космос посылай. Осмотревший его ведущий кардиохирург Бакулевского центра, который как раз и помогал дистанционно в пансионате, резюмировал безусловный успех Сомовича.       Если бы не эта кома, этот продолжающийся уже два месяца сон...       К Вите пускали. Каждый день кто-нибудь приходил. То один из ребят, то сразу несколько. Кира не стали сразу волновать, на вокзале его в итоге встречал Валера — Ольга боялась оставить Витю даже на минуту. Когда сын появился в дверях, то лишь молча подошел и, одной рукой сжав ладонь отца, другой крепко обнял мать.       Ольга навсегда запомнила еще один день. Шел такой же дождь, когда дверь палаты порывисто распахнулась. Сдерживаемые ею все эти дни слезы прорвались на рубашку Введенского, а он молча обнимал ее, поглаживая по спине. С тех пор заходил каждый день.       Однажды двери ставшей их домом палаты впустили совсем уж необычного посетителя.       — Ольга Евгеньевна, в любое время все, что понадобится. Просто помните об этом, — без пафоса сказал ей генерал Бортников. Он просидел около Вити весь вечер и уехал так же незаметно, как и появился.       Так шли дни. Удивительно, хотя ничего удивительного, все верили в Витю, надеялись на лучшее. Просто слишком хорошо знали его. И себя. Знали, что будут бороться вместе с ним, за него.       — Давай, поешь, — Тамара кивнула на стоящий на столике у дивана поднос.       Ольга послушно поднялась и пересела. Поначалу она пыталась что-то говорить про отсутствие аппетита, но Тамара пригрозила принудительными питательными капельницами. Аппетита, впрочем, действительно не было, Ольга ела просто потому что надо. Ей еще Витю поднимать.       Щи были горячими и вкусными, можно было даже сказать, что она получает удовольствие. Любимое Витино рагу — овощи с тонкими ломтиками, как на азу, мясом. И салат как он любит: просто соломкой порезанный огурец со сметанной заправкой. Ольга даже улыбнулась, вспоминая, как Витя зачастую просто брал огурец и прямо так макал его в сметану и громко хрумкнув, с удовольствием откусывал.       — На следующей неделе приедет коллега главврача из Новосибирского неврологического Центра, — заговорила Тамара; пока Ольга ела, проверила показания датчиков. — У него сейчас в разработке вместе с аспирантами кафедры новая методика. Хочет посмотреть Витю. Ты как?       Тамара повернулась к Ольге, та кивнула, не задумываясь. Она была готова на все: на любую методику, экспериментальную вакцину, заговор или снадобье.       Дождавшись, когда Ольга доест, Тамара забрала поднос и вышла. Как бы ей ни хотелось побольше времени проводить с подругой и Витей, была и основная работа. Впрочем, к вечеру обязательно подтянется кто-нибудь. Скорее всего, Саша с Машей. Валера с детьми был на сборах в Самаре, Космос приходил вчера. Лиза на несколько дней улетела в Торонто, чтобы закрыть там все дела и уже навсегда вернуться в Москву. Введенский пахал за двоих, категорически отказываясь работать с кем бы то ни было, кроме Пчелкина.       — Тамара Александровна, — поймала ее уже почти в дверях кабинета Маруся, практикантка из свежего выпуска Пироговки, что поступили к ним неделю назад, — есть минутка? Я по поводу Виктора Павловича.       Про особого пациента знало все реанимационное отделение. И дело было не только в его дружбе с профессором Филатовой.       — Да, Маша, заходи, — Тамара пропустила девушку вперед, войдя следом, присела на диванчик, дождалась, когда та сядет рядом. — Слушаю тебя.       — Тамара Александровна, — Маруся вдруг вытащила из кармана медицинского халата сложенный вчетверо листок и протянула его Тамаре. — Это выдержки из моей будущей диссертации. «Проблемы, причины травматической комы и пути выхода из нее». С группой ребят мы разработали новый препарат, состоящий на первый взгляд из привычных любому медику составляющих. Но если их объединить вместе в определенных пропорциях…       Тамара взглянула на формулу препарата. Действительно, широко известные и постоянно применяемые.       — Ты считаешь, — Тамара подняла на девушку глаза, — это может помочь ему выйти из комы?       — Мы в рамках исследований, разумеется, с согласия родных, делали препарат индивидуально для нескольких находящихся в коме пациентов, — кивнула Маша, — и в восьми случаях из двенадцати люди приходили в себя, только в двух с последствиями для мозга. Но тут больше, я уверена, суть в причинах комы, простите за тавтологию. Просто я слышала ваш разговор с его женой. Она, кажется, готова на все. И я подумала…       — Хорошо, Машенька, я поговорю с Ольгой.       Девушка кивнула, смущенно улыбнувшись, и, оставив листок Тамаре, вышла из кабинета. Та немного напрягла память и вспомнила, что Маруся чаще других практикантов оказывалась в палате Пчёлкина, помогала медсестрам и ей, вот, наверное, и услышала один из разговоров.       Вечером, изучив Марусин листочек и пообщавшись кое с кем из коллег, Тамара выдала всю имеющуюся информацию Ольге.       — Я согласна, — даже не дослушав ее до конца, уверенно заявила она. — Что я должна подписать?       Переспрашивать Ольгу, уточнять, уверенна ли она, Тамара не стала. Отзывы о препарате были хорошие, результаты анализов принимавших его тоже и даже мнение тех, чьи родные очнулись с последствиями, были исключительно благодарственными. Восемь из двенадцати — очень хороший результат для нового экспериментального препарата.       — Я составлю документ, принесу тебе на подпись и немедленно свяжусь с Пироговкой. Пока только у них эксклюзивные права на применение данного препарата. Думаю, к утру у нас все будет.       Ольга коротко кивнула и повернулась к Вите. Умыть, побрить — ежедневные утренние и вечерние процедуры, своей видимой безнадежной обреченностью уже сведшие бы с ума любую, но Ольга держалась.       Ночь прошла как обычно, стабильно и безрезультатно. Дежурившую Тамару — спасибо, смена удалась относительно спокойной, без операций — разбудил в семь утра звонок ректора Пироговки. Препарат уже везут к ним. Учитывая ситуацию, ребята делали его всю ночь.       В восемь двадцать в дверях ее кабинета появилась Маруся с небольшим контейнером в руках и синяками под глазами.       — Тремя капельницами в течение дня. Здесь на два дня, — сказала она, протягивая Тамаре контейнер. — Обычно уже к вечеру первых суток или утром вторых виден явный результат. Меняются жизненные показатели, активизируется деятельность мозга и кровоток.       — Поспи, — улыбнувшись, Тамара обняла девушку и с контейнером в руках вышла из кабинета.       Все необходимые документы и разрешения были подписаны Ольгой еще накануне вечером. Когда Тамара появилась в палате, та посмотрела на нее как на луч последней надежды.       — В жизни всегда есть место чуду, — закончив с капельницей, Тома подошла к Ольге и обняла ее. — Мое дежурство закончилось, но я остаюсь. Без преувеличения исторический момент.       Весь день Ольга не отходила от Вити, даже в туалет бегала, уже когда просто прижимало, смотрела на приборы и датчик сердца, словно боялась пропустить, когда тот дрогнет.       — Оля… Оля…       Снова уснула! И снова тот же сон, что постоянно снился ей, когда Витя был в Сирии. Он зовет ее, она слышит его родной, любимый голос.       — Витенька… — она улыбается во сне, тянет к нему руки.       — Оля…       — Ви… — она вдруг вздрагивает и резко поднимает голову.       — Кажется, я выспался за всю оставшуюся жизнь.       Реанимационная сирена орет на весь СКЛИФ. Оставив рекордсменов Гиннеса далеко позади, Тамара влетает в палату и замирает. Ради этой улыбки они не спали два месяца.       — Зараза ты, Пчёлкин.       — Знаю.       Слезы текут по запотевшему окну, по щекам Ольги и Тамары. Витя пока еще робко, неуверенно обнимает жену за шею и губами нежно собирает соленые капельки с ее лица.       А в коридоре стоит девушка Маруся и с улыбкой смотрит сквозь не до конца прикрытые жалюзи. Тринадцать. Отныне это не такое уж несчастливое число. Бросив немного грустный взгляд на седовласого красивого мужчину на кровати, Маруся вздыхает и медленно идет прочь по длинному пустому коридору.       — Девушка, постойте, — окликает ее незнакомый голос. Этого мужчину она тоже где-то уже видела…       — Чем могу помочь?.. — Маруся замирает, не зная, как обратиться.       — Бортников Александр Васильевич, — протягивает ей руку мужчина и, не дожидаясь ответа, продолжает. — У вас уже есть предложения работы? Если нет, и даже если да, очень надеюсь, что вы согласитесь пополнить ряды ФСБ. Свежие, молодые, умные кадры на вес золота. Подумайте…       Маруся оборачивается к судьбоносной палате.       — Я уже подумала, — улыбается она.       — Позвоните, когда сможете. Я предупрежу, — генерал протягивает ей визитку отдела кадров и уверенным шагом идет по коридору. Лишь когда он скрывается за дверью той самой палаты, Маруся, все так же улыбаясь, прячет визитку в карман и продолжает свой путь.       Навстречу новой жизни. ***       — Ну, и чего разлегся? Работы полно.       — Так точно, товарищ генерал, — улыбается Витя, обнимая Ольгу.       Мобильник на тумбочке взрывается как нельзя точным «Ты знаешь, так хочется жить…».       — Привет, Космосила, — тихо произносит Пчёлкин.       А вот крики на том конце перебивающих друг друга «бригадиров» слышит вся палата.       Ты знаешь, так хочется жить,       Наслаждаться восходом багряным.       Жить, чтобы просто любить       Всех, кто живет с тобой рядом…