Surface tension

Солнце садилось в облака. Длинный день, сумасшедший и бестолковый. Все, что происходило сейчас в ее душе, Нюша легко могла определить как растерянность и непонимание, но спокойнее ей от этого не становилось. Зачем-то накричала на Бараша... ведь он, по сути, ни в чем не виноват. Витать в облаках для влюбленного поэта (а Бараш, несомненно, влюблен) – обычное дело. И выронил стихи он именно потому, что его резко сдернули с возвышенных фантазий о прекрасной принцессе на грешную землю. Определенно, нужно быть сдержаннее, иначе все «джентельмены» разбегутся. Кто тогда ей будет рояли в дом затаскивать и цветы дарить? И вообще, может, стоит присмотреться к Барашу повнимательнее? Они почти ровесники. Бараш любит ее всем сердцем и уже давно, несмотря на ее переменчивое отношение к его чувствам. Терпит ее капризы, сам, конечно, тоже не подарок, но ведь так и веселее. И только мысли упорно возвращались в заваленный книгами и непонятным оборудованием дом-лабораторию, где она провела несколько самых непонятных часов в своей жизни. Раньше ничего такого не было. Взять хотя бы тот день, когда в творческом энтузиазме она закрасила побелкой книжные полки со всем их содержимым. «Красота требует жертв!» Или когда приходила убираться... сметала пыль метелкой Совуньи и попутно отчитывала Лосяша, который с лихорадочно блестящими после бессонной ночи глазами что-то быстро печатал на компьютере. Как он при таком режиме еще с ума-то не сошел? Нет, конечно, не Нюше его учить. Она для этого еще слишком ребенок. Просто ей вдруг захотелось быть к нему ближе. Что-то значить для него. Нюша вздохнула и дернула себя за косичку. Да разве нужна ему избалованная вниманием девчонка, не способная отличить графит от графина? Мягкие майские сумерки окутывали долину умиротворением. Хрюшка поднялась по лестнице к дому Совуньи и без стука открыла дверь. Нет, это не говорило о ее плохом воспитании. Сова не любила, когда к ней стучались, говорила, что это напоминает о жизни в большом мире, где все были друг другу чужими. Странноватая точка зрения, Нюша такой подход не разделяла. А вдруг она не причёсана, а к ней вломится, скажем, тот же Бараш? Но Совунья, в ее-то годы, имеет право на маленькие чудачества. Когда Нюше будет столько лет, кто знает, что ей самой в голову взбредет. Совунья обернулась на тихий скрип открывающейся двери. Взволнованно всплеснула крыльями и вскочила с табуретки. – Нюша! Какой сюрприз. Проходи-проходи, ты как раз к чаю. Знакомься, это Лосиния. Лосинию хрюшка смерила подозрительно-высокомерным взглядом. Конечно, Бараш мог приуменьшить достоинства ее внешности, чтобы угодить возлюбленной, а таинственная ученица Лосяша – оказаться ослепительной красавицей. Но – нет, слава богу, нет. Вполне обычная, блондинка, кстати. Черты лица правильные, не лишенные изящества, но до красоты – как пешком до другого конца долины. Хоть бы копыта для приличия накрасила... – Очень приятно, - лосиха привстала со своего места за столом. Ее маленькие ушки, торчащие из-под густой шевелюры, заинтересованно приподнялись. – Бараш рассказывал о вас. Решив продемонстрировать хорошие манеры, Нюша сделала реверанс. – Я рада. Добрый вечер, - и, придвинув табуретку, тоже уселась за стол. Совунья мигом поставила перед ней чашку. – По какому поводу собрание? В окно были видны розовые в лучах заходящего солнца облака. Чтобы хоть как-то унять свою подозрительность, Нюша постаралась отвлечься на погоду. Пока еще не случилось ничего, что могло бы ее встревожить. Лосиния принцессе долины не соперница, таких не выбирают Мисс Вселенной. Да и возраст уже не тот... Нюша мысленно улыбнулась. Возможно, они даже поладят. А почему нет? Делить им, по сути, нечего, тем более рано или поздно Лосиния уедет. – И с какой целью вы к нам? – поинтересовалась Нюша, решив завязать светскую беседу за чашечкой чая. - Она хочет сделать то, чего никому из нас не удалось, - хмыкнула Совунья, накладывая себе варенье. – Серьезно, милая, я сомневаюсь, что у тебя получится. Тем более вы сто лет не виделись. Наш Лосяш, образно говоря, корнями прирос к своему бардаку, его отсюда не выманишь. Пока интернета не было, они с Пином еще хоть как-то в город выбирались – за реактивами, за оборудованием... а сейчас-то что, никуда ездить не надо. Лосиния подперла копытом щеку. Она не возражала. Если бы она с пеной у рта начала доказывать, что уговорить Лосяша – нет ничего проще, Нюша бы только отмахнулась. Золотистые ресницы Лосинии чуть дрогнули, словно она хотела подмигнуть и передумала. Или она что-то недоговаривает? - Прошу прощения, Нюша... – хрюшка вздрогнула, когда на нее обратили внимание. – Я привыкла обращаться к своим студентам на вы. Как мне обращаться к вам? - Ой, да она еще маленькая, - снова вклинилась сова. Нюша обиженно надулась. Вот уж чего не следовало делать, так это создавать о ней впечатление как о ребенке! Обычно Нюша не возражала, но почему-то ей не хотелось, чтобы Лосиния перестала воспринимать ее всерьез. - Как вам удобно, - прибавив церемонности в голосе, ответствовала хрюшка и, набравшись смелости, задала давно интересовавший ее вопрос. – Вы были... его студенткой? Лосяш читал лекции? А правда... какой она была, когда училась в университете? Как выглядела, как вела себя... Нюша попыталась представить светловолосую Лосинию взволнованной девчонкой, с нетерпением листающей страницы зачетки или торопливо решающей задания за столом в длинной аудитории среди десятков таких же, как она, студентов. Еще, возможно, импульсивную, с подростковой непосредственностью, которая исчезает с годами. Исчезнет и у Нюши, уступив место той броне невозмутимости, которая столь явно чувствовалась в речи и движениях гостьи. А как хотелось бы всю жизнь оставаться молодой! Лосиния повертела в копытах ложечку. На мгновение Нюше показалось, что в ее взгляде мелькнуло сожаление об ушедшем времени. Возможно, только показалось, но всё же. – Нет, что вы... он не читал лекции, терпеть этого не мог. Одно дело – когда ты рассказываешь вещи, интересующие тебя самого, совсем другое – получить на руки программу курса и быть обязанным ее выполнять. Лосяш ненавидел ограничения. Сейчас, думаю, ничего не изменилось. Нюша кивнула: это правда. Ничего удивительного, что бывшая студентка знает особенности характера своего преподавателя. Совершенно обычное дело, никаких намеков на более близкие отношения между ними. Да и с чего вообще она взяла, что Лосяша и Лосинию связывало что-то большее, чем профессиональные отношения в области науки? С теми, с кем у тебя личные связи, ты продолжаешь общаться даже на расстоянии. Лосиния же свалилась как снег на голову, и он о ней ни разу не упоминал. - Подожди, так ты не была его студенткой? – между делом поинтересовалась Совунья, роясь в шкафчиках на стене. Когда она наконец вынырнула на свет, Нюша заметила у нее в крыльях небольшую пузатую бутылочку. – Вишневая настойка! – торжественно объявила сова, перехватив заинтересованный Нюшин взгляд. – Давай-ка за встречу, милая, и за удачное завершение твоего задания. А тебе, Нюшенька, компот, тебе еще рано. Лосиния растерянно моргнула. – Мне чуть-чуть. Я не говорила, что была его студенткой, - он был моим руководителем в аспирантуре. Благодарю, - она приняла из крыльев Совуньи стопку, полную темно-бордовой жидкости. - Я только поступила, почти ничего не умела, но мне всё было интересно. И Лосяшу пришлось меня учить. Как собирать данные, обсчитывать их, строить графики... самые азы, в общем-то. Иногда мы целыми ночами работали, а утром шли по домам, и коллеги на нас смотрели как на сумасшедших, - она хихикнула, прикрыв рот копытом. - О-о, узнаваемо, - Совунья рассмеялась и одним махом опрокинула настойку в клюв. – А на твоей защите он присутствовал или проспал? Лосиния помолчала. Не глядя на стол, она зачем-то перемешивала настойку ручкой чайной ложки. Наконец, словно собравшись с духом, тихо сказала: - Он не был на моей защите. Нюша напряглась. Она не разбиралась в тонкостях научной бюрократии, но по тону, каким это было сказано, сумела догадаться, что подобный факт – нечто необычное и... обидное, что ли. Болезненная рана. Лосиния сделала из стопки небольшой глоток. Продолжать она не торопилась, и что-то подсказывало Нюше, что, если пытаться более настойчиво ее разговорить, отношения Лосяша и Лосинии так и останутся тайной за семью печатями. Хрюшка на всякий случай навострила уши. - Почему так? – у Совуньи, видимо, стратегия была другая. Или просто скука и тоска по собственной ушедшей в прошлое бурной личной жизни заставляли ее с азартом охотника бросаться на чужие истории. И, какими бы бестактными ни казались Нюше подобные мысли, она всё же думала, что второе предположение вернее. В жизни Совуньи и впрямь ощущался недостаток приключений. Однако Лосиния, кажется, не была настроена удовлетворять ее интерес. - Он уехал, - коротко ответила она и поднялась из-за стола. – В моей диссертации записан другой руководитель. Прошу меня извинить, я хочу выйти на воздух. За Лосинией закрылась дверь. Совунья, уставившись ей вслед, машинально протирала полотенцем бутылку с настойкой – просто чтобы чем-то занять крылья. Нюша хорошо знала этот взгляд: неудовлетворенное любопытство – страшная штука. Но сейчас ей самой это было только на руку. Совунья умеет добывать информацию. Иногда она действует вместе с Карычем, тоже тот еще старый интриган. Так или иначе, но им удастся выведать подробности этой истории. И уж разумеется, Нюша в нужный момент окажется рядом, чтобы послушать. Непохоже это на Лосяша, кого-то учить и потом бросить на полпути. - Я правильно понимаю, что смена руководителя – это странно? – уточнила Нюша, придвигая к себе уже остывший чай. Совунья кивнула. - Более чем. Что-то здесь... нет, не нечисто. Необычно. Как ты думаешь, могла между ними быть любовная история? Помнишь, я как-то рассказывала тебе, давным-давно у меня был очень близкий друг. И всё было прекрасно, пока однажды он не обидел меня. Я ждала извинений, а он... ... а он оказался негодяем. Нюша знала эту историю. Конечно, она сочувствовала сове, но аналогия была в корне неверной. Нюша для верности помотала головой. – Нет! У Лосяша с ней? Ерунда. - А, собственно, почему нет? – сова хитро взглянула на Нюшу из-под полуопущенных век. – Ты сегодня какая-то бледная, Нюшенька. Наверно, плохо кушаешь... Последнюю реплику хрюшка пропустила мимо ушей. – Она же младше! Совунья уселась напротив и, скрестив крылья на столе, опустила на них клюв. – А ты, милая, младше нее. Ты еще такой ребенок... не порти себе жизнь проблемами, которые не сможешь решить. Нюша вспыхнула. Непонятные намеки Совуньи только добавляли масла в огонь. Хотелось крикнуть, что никакой она не ребенок, что возраст не делает ее ущербной и не ограничивает ее мысли одними игрушками и конфетами, но... она промолчала. - Пожалуй, я пойду, - Нюша допила уже ставший невкусным холодный чай и встала. Однако, уже взявшись за ручку двери, остановилась. Нужно было собраться с мыслями. – Совунья... ты ведь всё знаешь. Лосяш и правда может уехать? Сова хмыкнула. – Ну уж этого я знать не могу. Лосиния принесла с собой дуновение большого мира. Если что-то в этом мире до сих пор ему дорого... - Но ведь она всего лишь зовет его на вручение Нобелевской премии, - напомнила Нюша. Она чувствовала себя тонущей в проруби, и все надежды, за которые она хваталась, оказывались осколками льда в ее копытцах. – Его дом здесь, в долине! - Мужчины не возвращаются, - из клюва Совуньи вырвался нервный смешок. – Уж поверь мне, милая, а я многое повидала на своем веку. Нет, всё же интересно, что там за история у них с диссертацией... - Если узнаешь – расскажи, - буркнула Нюша и тихо вышла. Лосиния сидела на веранде, свесив копыта на лестницу. На звук шагов она обернулась. – А, Нюша... уходите? – Ухожу, - кивнула хрюшка. – Не выспалась страшно. Как вам наша долина? Наверно, тихо после города... но романтично. - Не знаю... – в голосе лосихи зазвучала неуверенность. – Я никогда не умела определять, что романтично, а что нет. Но здесь и правда тихо. Словно попадаешь в другой мир, - она встала, пропуская Нюшу к лестнице. Проходя мимо, хрюшка смерила гостью оценивающим взглядом из-под полуопущенных ресниц. Проведя всю сознательную жизнь в долине, где титул первой красавицы безоговорочно принадлежал ей, Нюша лишь по книгам знала, что бывает, когда в одном королевстве оказывается больше одной принцессы. И считала себя к такой ситуации подготовленной. Так что, появись в долине какая-нибудь юная прекрасная незнакомка, Нюша мигом бы показала ей, где раки зимуют. Но Лосиния... На первый взгляд Лосиния казалась непрошибаемой. Уже не девочка-подросток, впадающая в депрессию от недостатка внимания. Рюшечки-бантики тоже побоку, а при таком раскладе даже несомненное первенство в количестве нарядов Нюшу не радовало. Могло ли что-то быть между ними... Лосяш и Лосиния. Нюше хотелось хорошенько ее встряхнуть и потребовать объяснений на этот счет. Но зачем? Какое ей дело до того, с кем и когда был вместе Лосяш? Никакого. Решительно никакого, повторила про себя Нюша и, не оборачиваясь, направилась по тропинке к дому. Ей нужен принц, который будет совершать для нее подвиги, петь под луной серенады и восхищаться ее красотой, а не погрязший в своем бардаке гениальный ученый с его вечной рассеянностью, бутербродами и напрочь сбитым распорядком дня. Просто видеть его настолько сломленным ей довелось впервые. Впервые она поняла, что Лосяшу нужен кто-то близкий, кто сумеет пробить стену отрешенности и стать его опорой в нестабильном мире науки. И вряд ли этот кто-то – первая красавица долины. Нюша чувствовала свою жизнь как никогда пустой. Была ли Лосиния хоть когда-то такой опорой? Думать об этом не хотелось. Пойти и спросить Лосяша? Ему сейчас только беспочвенной ревности не хватает. Потом, как-нибудь потом... когда красивая розовая хрюшка займет хоть какое-то место в его жизни. *** Ночью пошел дождь. Сквозь дрему Нюше казалось, что бьющие в окно струи воды забирают с собой ее тревоги, а беспорядочные лоскуты ушедшего дня раскладывают по местам. Хочет ли она пытаться и дальше следовать по пути странных, но таких волнующих и уже почти взрослых чувств? Преграда, не позволявшая никому из обитателей долины проникнуть в душу гениального лося, была куда хитроумнее, чем стандартная нелюдимость, столь часто описываемая в книгах. С Лосяшем все было сложнее. Он неизменно радушен с гостями, общителен и лёгок на подъем – и в то же время никто из них не мог похвастаться тем, что связан с ученым узами более крепкими, чем простая соседская дружба. Сменив место жительства, он и не вспомнит о них. Нюше смутно казалось, что она неумело расплетает копытцами петли плотной кольчуги. А толстая проволока, сопротивляясь, оставляет порезы на розовой шкуре. В эту ночь Нюша спала беспокойно. Проснулась она, однако, как обычно – в половине девятого. Дождь лил и лил, даже не думая прекращаться. Тропинка у крыльца превратилась в ручей, сырой блеск клумб в мутных струях тоже не добавлял радости. Хрюшка решительно влезла в резиновые сапоги, набросила дождевик и вышла из дома. Совунья, Крош и Ёжик обычно в это время уже не спят. Однако игры на свежем воздухе погода отменила одним решительным жестом, так что закадычные друзья наверняка сидят дома. Сова тоже без особой надобности в дождь не высовывается – разве что днем пойдет к Карычу жаловаться на радикулит. Есть ещё Копатыч, но этот грядки свои небось от дождя закрывает. Что он там сажает в мае, капусту? Вероятность встретить по дороге кого-то из обитателей долины была минимальна. Нюша решительно дернула пятачком, убеждая уже саму себя, что обратной дороги нет, и бодро засеменила к дому Лосяша. Просто возможность хотя бы недолго побыть вдвоем. Она потопала на крыльце, стряхивая с сапог налипшую грязь, постучалась чисто из вежливости и решительно вошла. – Лосяш! А я иду мимо, дай, думаю, сверну к тебе. Ливень-то какой! – затараторила хрюшка с преувеличенной живостью, сбрасывая сапоги и вешая плащ на крючок у двери. Если она не будет непрерывно болтать, смущение окончательно поглотит ее, - это Нюша понимала каким-то шестым чувством. Только она и Лосяш... и больше никого. «Ты ведь уже забыл свою бывшую аспирантку, правда?» Лось сидел за компьютером. Ритмичные щелчки копытом по клавиатуре свидетельствовали о том, что он снова играет в «Кто первый?». Нюше нравилась эта игра: Крош там был такой яркий, такой... летний. Летом, как известно, все проблемы отступают до сентября. Хрюшка подошла ближе, заглянула Лосяшу через плечо. На экране – и уже, по всей видимости, давно – мигала красная надпись «Игра окончена». А он... щелкал копытом по пробелу с интервалом, необходимым для преодоления барьеров. Нюша охнула и зажала копытцами рот. Нет, так дело не пойдет. Она решительно тряхнула косичкой. – Лосяш! Только второго лунатика нам тут не хватало, - хрюшка изловчилась и пнула копытцем рычаг вращающейся табуретки, разворачивая ученого лицом к себе. – Ты как? Я могу помочь? Спеть, может... – вроде у Кар-Карыча действовало. - Нет, петь не надо, - машинально ответил Лосяш, неловким движением сбрасывая на пол полупустую кружку. Остатки кофе бурой лужей расползлись по половику. Опять кофе. Нюша вздохнула. – А, это ты... – похоже, принцессу долины он заметил только сейчас. – Добрый... вечер? - Утро, - поправила Нюша, сдувая со лба прядь волос. – Ты что, всю ночь тут морзянку выстукивал? - Не знаю... нет, кажется. Я не следил за временем, - Лосяш чуть наклонился вперед. Нюша уже ставшим привычным движением провела копытцем по его рогам. – Нюша, скажи мне, как я мог так глупо ошибиться? - Да ладно тебе... с кем не бывает. Лосяш, это же такие пустяки. Нужно больше отдыхать, делать перерывы... так ты себя совсем загоняешь. Хотя бы обзаведись помощником! Он удивленно приподнял брови. Нюша окончательно расхрабрилась. – Предлагаю... себя! Ученый встал с табуретки – Нюше пришлось убрать копытце с его рогов – и подошел к плите. Чиркнул спичкой, поджигая газ, поставил на конфорку чайник. – Не говорите ерунды, самоотверженная моя, - не оборачиваясь, усмехнулся он. Возвращались привычные интонации его голоса. Нюша едва не вздрогнула – так ясно встала перед ней картина из ее тревожного сна. Ощущение бесполезности собственных попыток расплести хитрые узлы кольчуги, затронуть сквозь змеящиеся витки его душу. – Помощники приходят и уходят, едва успеваешь к ним привыкнуть, а наука остается – и ее нужно двигать вперед. Нюша прерывисто вздохнула. Сердце колотилось как сумасшедшее. – Но я не уйду! Если ты захочешь, чтобы я помогала тебе, я всегда буду рядом. - Нюша, оставим эту тему. Чаю? Она кивнула. – Да, пожалуй. Сахар в чай он положить забыл. Спасибо хоть не посолил, мысленно успокоила себя Нюша, принимая из копыт ученого стакан в массивном металлическом подстаканнике. Лосяш поднял с пола упавшую кружку, потряс ее кверху дном (видимо, это заменяло мытье) и плеснул туда кипятка. - Расскажи что-нибудь, - попросила Нюша: нужно было чем-то его отвлечь. Пока не вернулась бессильная опустошенность, за ночь отгородившая лося от остального мира. Он выглядел разбитым и больным, под глазами залегли тени, но уж пусть лучше так, чем этот пустой взгляд в никуда. - Что тебе рассказать? Я не знаю историй про принцесс. - Про принцесс я и сама себе расскажу, - фыркнула Нюша. – Что-нибудь научное. Ты же много всего знаешь. По крыше, стекая, шуршала вода. Погода создавала своеобразный уют: там, на улице, грязь, серость и сплошная стена дождя. О том, чтобы идти обратно, не может быть и речи. Так решила маленькая розовая хрюшка, устраиваясь поудобнее и подперев копытцами щеки. Мечты о принцах отступили куда-то далеко. Самое время начать очаровывать Лосяша... Исполнению этого сумбурно родившегося плана мешали лишь две проблемы. Первая – он был невосприимчив к старательно посылаемым ею томным взглядам. Бараш с его вечным «пожаром души» вспыхивал на раз-два уже от куда более прозрачных уловок. А этот просто не замечал. И Нюша терялась, боясь показаться смешной. И вторая – он и саму Нюшу-то замечал через раз. Как будто новый элемент его бесконечного бардака. - Я сейчас плохой собеседник, Нюша, - негромко ответил ученый и уткнулся взглядом в кружку. По именам он к соседям обращался редко, всё больше эпитетами, коих хватило бы на небольшой словарь. Хрюшка вздохнула. Входная дверь медленно приоткрылась, показалось удерживающее ручку фиолетовое крыло. Нюша только и успела мысленно пожелать оказаться с Лосяшем на необитаемом острове, как ее размышления были прерваны самым бесцеремонным образом. – Утро доброе! О, смотрю, оживаешь потихоньку, молодца! Лосиния, иди сюда. С утра ж ведь меня изводила! Нюша зажмурилась, будто ожидая удара. Тихий стук копыт, шелест дождя, доносящийся из открытой двери. Она приоткрыла один глаз, успела заметить, как вздрогнул Лосяш... а он уже, снова опрокинув кружку, бросился к мокрой насквозь лосихе. Та стояла на коврике при входе, с прически текла вода, а за ее спиной мутные косые струи устремились в дверной проем. Растеряна, не знает, как реагировать, не верит, что снова видит своего профессора, - на лице написано, даже неприлично как-то, настолько бесхитростно. Нюша тихо фыркнула и вздернула пятачок. А Лосяш крепко стиснул бывшую аспирантку в объятиях и звучно расцеловал в обе щеки. Как будто и не было ничего, - вот он, прежний. - Лосиния, ты ли это, дорогая моя! Какими судьбами? Как же занесло-то тебя сюда... – ученый тормошил словно оцепеневшую лосиху. Она неуверенно положила копыта ему на плечи, то ли пытаясь прижаться крепче, то ли оттолкнуть. Совунья умиленно сложила крылья. – С утра не давала покоя, несносная! - стараясь выглядеть недовольной, заворчала она. – Увидела его? Рада? Всё, теперь чай, потом наобнимаетесь. Нюша! Ставь чайник, я стол накрою. Хрюшка не стала спорить. Набрала воды, бухнула чайник на плиту. Совунья между тем сметала со стола все, что, по ее мнению, там было лишним: крошки, какие-то бумаги, фантики от конфет (это уже следы Нюшиного пребывания). В ее ловких крыльях спорилась любая работа: пока Нюша возилась с чайником, сова успела расставить приборы и с довольным видом усесться во главе стола. И ведь как быстро она здесь ориентируется... у Нюши бы задание «найди в этих завалах еще две кружки» отняло в три раза больше времени. Лосиния тем временем вытянула из прически шпильки, отжала мокрую косу и снова уложила вокруг головы. Нюша в поисках своего стиля тоже пару раз пыталась сообразить из своих волос что-то подобное, - пока не добралась до беспроигрышного варианта в виде копны завитых локонов. Она уселась напротив Совуньи и лукаво улыбнулась самой себе: ещё не хватало, чтобы Лосяш и эта простушка оказались рядом, достаточно уже и того, как он ее обнимал. Сова разлила чай, выудила откуда-то (из-под стола, что ли?) банку малинового варенья. И выжидающе сцепила крылья, положив на них клюв. Мудрейшая и уважаемая сова долины разве что не лучилась от любопытства. - Ну-с? Ты, конспиратор рогатый, почему никогда про нее не рассказывал? Сваливается, понимаешь, как снег на голову, профессора Лосяша ей подавай! – ей никак не хотелось расставаться с напускной ворчливостью. Ученый пожал плечами. – А зачем? Я не думал, что кому-то из вас интересно. Лосиния – последняя моя аспирантка, после нее я собирался защищать докторскую. Как сотрудник она бесценна, даже с моим режимом работы смирилась. Лосиния хмыкнула. К ней уже вернулось привычное спокойствие. – Потому что иначе с тобой невозможно работать. Ты вспомни, в каком шоке я первые полгода была! Честная студентка Лосиния уже пришла на работу – руководитель еще не уходил. Нет, потом привыкла, конечно, куда деваться, - она перевела взгляд на Совунью. – Я жаворонок. В далеком прошлом. За год вот этот кадр, - обвиняющий кивок в сторону Лосяша, - сломал мне режим без возможности возвращения. Мы работали втроем в одной комнате, но третий наш коллега нашел себя в науке и потерял там же. Он приходил, усаживался в углу возле вытяжки и весь рабочий день храпел под хлороформом. Просыпался где-то раз в три часа, пять минут работал – и снова на боковую. - Экстракция – процесс долгий, я же тебе объяснял... - После этой вашей экстракции в комнате не продохнуть было! А когда я просила открыть окно, кто больше всех кричал, что холодно? - Потому что январь месяц, а тебе окно открыть! Переглянулись и одновременно рассмеялись. Нюша тихо скрипнула зубами. За пять минут этой дамочке удалось то, над чем первая красавица долины безуспешно билась всю ночь: Лосиния отвлекла ученого от трагедии с экспериментом. Это казалось непостижимым. Как, абсолютно не умея себя подать, ничего не зная о последних тенденциях моды и макияжа, невзрачная гостья сумела вытряхнуть его из траура по безвременно почившей установке? Ну нет... пора менять расклад. Нюша скромно кашлянула в копытце, привлекая внимание. – Значит, вы вместе работали? Тогда почему ты сбежал и уехал сюда? Они снова переглянулись. – Пустяки, - негромко, но твердо ответил Лосяш, давая понять, что не намерен развивать тему. – Это личное. Лосиния уткнулась взглядом в стакан, ее уши печально поникли, почти скрывшись в прическе. Совунья аж на табуретке приподнялась от любопытства. – Так он и летом простыть умудряется, - мигом наябедничала она, доверительно склонившись к лосихе. Та молча кивнула. – А вообще молодец, что приехала, я смотрю, ожил наш гений науки. - А зачем ты, собственно, приехала? – запоздало поинтересовался Лосяш с таким видом, что сразу становилось понятно: он и без этой информации прекрасно бы прожил, но спросить приличия требуют. Лосиния тяжело вздохнула, словно собираясь с духом, взгляд ее стал решительнее. – Привет тебе привезла. От коллег, - отрывисто произнесла она. – И приглашение на церемонию вручения премии от Нобелевского комитета. Мне поручено убедить тебя поехать. - Исключено, - Лосяш встал из-за стола и удалился к компьютеру. – Я в этом фарсе участвовать не планирую. И вспоминать исследования, которые закончил, - тоже. - Но... послушай... - Лосиния, это не обсуждается. Твоя задача не имеет путей решения. Нюша подергала себя за косичку. Лосиха ей не нравилась: весьма посредственные внешние данные не мешали ей быть самодостаточной и решительной и обладать характерным видовым отличием – упрямством. А еще говорят, что бараны упрямые... да Бараш по сравнению с этой парочкой – образец послушания! Но, несмотря на уже оформившуюся антипатию, сейчас хрюшке Лосинию было даже жаль. – С дамой нельзя так разговаривать! – напомнила Нюша специальным тоном, который, как она считала, наиболее подходит настоящей принцессе. Но тут сидевшая рядом лосиха предупреждающе покачала головой, останавливая дальнейшую дискуссию, и Нюша от удивления захлопнула рот. - А что произошло? – тихо спросила Лосиния, обернувшись к сове. – Почему вы говорите «ожил»? - А, это... – Совунья махнула крылом. – У него вчера установка взлетела в почти законченном опыте. Вот, справляет похороны. Да ты видела, наверно, осколки во дворе, - ну вот это вчера выносили. Лосиния кивнула, она о чем-то напряженно размышляла. Потом, видимо, приняв решение, встала и направилась к Лосяшу. – В чем заключался твой последний опыт? Он развернулся на табуретке и некоторое время изучал Лосинию взглядом. Потом нехотя ответил: - Я пытался улучшить прочностные характеристики веревок. Разработал методику, думал, если все получится, потом когда-нибудь оформлю на нее патент. Но – не знаю, может, тебе уже рассказали – я ошибся с параметрами отгонки. Я! Доктор наук! И как последний тупица!.. - Подожди, подожди, - Лосиния успокаивающе тронула его за копыто. – Я не совсем поняла, какая-то полимерная обработка или что? Покажи мне методику. Ученый порылся в куче бумаг на столе и наконец извлек на свет длинную распечатку, на которой был явственно заметен след бутерброда. Лосиния придвинула свободную табуретку и тоже села. Изучение схемы повлекло за собой бурную дискуссию с перекрикиванием друг друга, гневными ударами копыт по столу и потоком непонятных Нюше терминов. В процессе оба периодически вскакивали, потрясая злосчастным листом, или пытались писать на нем одновременно, причем одним и тем же карандашом. Несмотря на то, что они едва не ругались, каким-то шестым чувством Нюша понимала, что Лосяш и Лосиния, профессор и его аспирантка, знают друг друга настолько близко, что понимают с полуслова. Знают, чего друг от друга ждать. И этот, казалось бы, незначительный факт, ранил до странности больно. Страсти улеглись минут через пятнадцать. Лосяш сложил лист и убрал его в какую-то толстую книгу, Лосиния воткнула карандаш в прическу и решительно встала с табуретки. – Послушай меня. Я не химик, меня никто не учил химии. Но из меня неплохой ассистент, этого ты забыть не мог. Давай попробуем повторить этот опыт за две недели. Если у нас получится и ты добьешься своей цели, ты едешь со мной на церемонию. Если мы не успеем, я уеду и никогда больше здесь не появлюсь. Лосяш не сразу нашел, что ответить. Несколько минут он, подперев копытом щеку, смотрел в выключенный монитор. - Я никуда не поеду. Мне это не интересно, - наконец буркнул он. – Да и тебе следует быть осторожнее в своих предложениях. Это невыполнимо. А она... только фыркнула. – Ты работал один и пробовал новую методику. Запустим два параллельных эксперимента: один – контрольный, второй будем модифицировать. Поменяем катализатор, мешалку помощнее, да мало ли! Я могу работать в твоем режиме, вспомни. Ну а нет – значит, нет. Лосяш, да что ты как дитя малое! – неожиданно взорвалась она. – Или ты получаешь отработанную методику, которую потом запатентуешь, и в таком случае церемония для тебя пройдет в эйфории и гордости за себя, или ты опять ничего не теряешь, сиди тут сколько угодно в своей норе! Наука в обоих случаях только выиграет. Совунья стянула с головы шапку и теперь машинально мяла ее в крыльях. Эта девица оказалась умнее, чем она ожидала. Но два лося... два лося – это то, что в народе называют «нашла коса на камень». Ученый молчал. Лосиния выдернула из волос карандаш, бросила его на стол, и он со стуком откатился к монитору. Это оборвало словно повисшие в воздухе секунды напряжения. - Лосиния, я должен подумать. Такой ответ ее устроил. Она молча протянула копыто, он так же молча пожал. Взгляды, которыми они при этом обменялись, больше подошли бы соперникам на ринге. «Не получится». – «Посмотрим». По выражению лица Совуньи Нюша окончательно поняла, что в качестве двигателя прогресса два лося – страшная сила. - Когда ты решишь? – Я зайду к тебе. Ты ведь живешь у Совуньи? - У меня, у меня, - вклинилась упомянутая. Это сколько ж можно не обращать на нее внимания! Поняв, что сейчас самое время откланяться, сова встала из-за стола. – Идем, девочки. Впереди длинный день. Лосиния, не оборачиваясь, направилась к двери. Сова вышла следом, Нюша, еле переставляя копытца, плелась последней. Уже когда она надевала плащ, Лосяш негромко ее окликнул. Не веря своим ушам, хрюшка остановилась. Как была, в заляпанных грязью сапогах и расстегнутом дождевике. - Спасибо. – За что? Несколько неуверенных шагов обратно, бурые следы подсыхающей грязи на полу. Потом, потом она вымоет пол, не сейчас. - Ну, ведь вы, самоотверженная моя, были здесь всю прошлую ночь. Вы меня жалеете? Нюша растерялась. Нет, то была не жалость. Желание поддержать, разделить с ним его злость на самого себя, его разочарование. Одна ноша на двоих – всё легче. Но как это выразить словами... Объясняйся она с каким-нибудь Барашем – и за словом бы принцесса долины в карман не лезла. А вот с лосем все иначе. И маленькая розовая хрюшка для него – еще ребенок. - Нет, - выдавила она, стараясь скрыть вспыхнувший на щеках румянец. – Ты умный. Я просто думала, что хочу... чтобы в следующий раз у тебя всё получилось. Ну или хотя бы пусть неудача будет не твоей виной, - сбивчиво закончила Нюша, не зная, снять плащ или не стоит, всё равно она вроде как уже уходит. От этого она еще больше смущалась. Лосяш кивнул. То ли своим мыслям, то ли согласился с Нюшиным бормотанием, но в любом случае это ее подбодрило. – Лосяш... скажи, а почему ты к нам обращаешься на вы, а к ней одной, - она махнула копытцем в сторону выхода, - на ты? Этот день определенно должен был стать днем длинных пауз. - Ох, любознательная моя... если хотите, я расскажу вам одну историю. Но для этого вам придется снова разуться и пройти. Нюша торопливо скинула сапоги на коврик у двери и протопала к компьютерному столу. Уселась на свободную табуретку и приготовилась ждать. Лосяш мерил шагами комнату. - Когда я был молод... это, конечно, было не так давно, как у уважаемого Кар-Карыча, но тоже достаточно приличный срок назад... у меня была аспирантка. Она имела какой-то невразумительный диплом бакалавра, не тянущий и на среднюю курсовую, но очень хотела быть биологом. Как она сдавала вступительные экзамены, я не знаю, принимал ее не я. Но однажды утром она появилась на пороге моей лаборатории, девушка с двумя косами, уложенными вокруг ушей. И сказала, что теперь она будет работать у меня. Готова приходить к шести утра и, если того потребует задача, даже раньше. Нюша присвистнула: ей ли не знать, какую реакцию у лося вызвало это заявление. - Где-то с полгода она привыкала. К тому, что у ученых нет рабочего дня в традиционном понимании. Сутки на ногах – значит, сутки. Двое – ничего не поделаешь, держись. Она выстояла. Нет, я не пытался, заваливая ее работой, сделать из нее копию себя. Я просто хотел, чтобы она поняла, во что ввязалась. К концу первого года ее аспирантуры я был без нее как без рук. Тогда мы и начали понимать, что нас связывает уже нечто большее, чем просто работа. «Лосяш и его Лосиния», - хмыкнул он, видимо, цитируя кого-то из коллег. – На втором году аспирантуры у нее было полтора десятка публикаций и примерно столько же – конференций в «Апробации работы». И мы уже несколько месяцев были вместе. А потом... а что потом? Лосиния – женщина, а для женщин внешность всегда на первом месте. Даже для таких, как она. А она необыкновенная, Нюша, она такая же сумасшедшая, как и я. Мы чувствуем друг друга – до сих пор, потому что у нас за плечами – совместные эксперименты, сотни бессонных ночей в лаборатории и холодные бутерброды, разложенные на вытяжке. Но, как я уже сказал, для женщин внешность всегда на первом месте. Моя Лосиния – совершенно нелогично! – предпочла другого. - Какой ужас... а почему? - Видишь ли, некоторые, не побоюсь этого слова, лоси!.. А, впрочем, неважно. Ее не устроил размер моих очередных рогов. Что именно не устроило меня – ты и сама поймешь из вышесказанного. На тот момент я предпочел бы никогда ее больше не видеть. - А сейчас? Ты же был рад. - У меня к ней уже не осталось никаких чувств. Поэтому я могу искренне радоваться ее приезду. Я ведь действительно давно ее не видел. Коллеги вроде нас – это уже ближе, чем друзья. Что и позволяет нам так общаться. Не удивляйся. Нюша не удивлялась – она была просто ошарашена. Видимо, в этом есть какое-то особое искусство – радоваться встрече с кем-то, кто однажды больно тебя ранил. Ей самой пока этого не понять. И безупречная Лосиния, такая умная и талантливая, поступила с ним как последняя свинья! Хрю. Ну уж нет... никуда Лосяш с ней не поедет. Вот только почему он рассказал эту историю именно Нюше? Не Совунье, которая, с ее-то опытом, всегда даст толковый совет, а именно Нюше. Хрюшка машинально покусывала копытце. Ее настроение неуверенно и тревожно, но все же начинало порхать первыми весенними бабочками.