Сердце бури

— Энакин! Просто! Пойди! Помедитируй! Старина Уотто всегда посылал к тускенам на гуляш, юнлинги в храме — ранкору в жопу, падаваны — ситху на рога, а Оби-Ван в минуты жесточайшего раздражения советовала Энакину… помедитировать. Сама, правда, тоже чаще всего садилась поправлять душевное равновесие в легком трансе, но это все равно никого не обманывало. «Иди помедитируй» в их отношениях означало «Уйди с глаз моих», если еще как-нибудь покрепче не сказать. Энакин был зол на себя и на нее. Он все же решился поговорить с мастером о своих чувствах — и вот что из этого получилось! Ладно… Строго говоря, «решился поговорить» было небольшим преувеличением. Он преспокойно валялся на своей кровати и листал форум по механике в голонете, когда сначала зашипела входная дверь, а потом Оби-Ван негромко постучалась к нему в комнату. Энакин оглянулся, убедился, что ни грязная одежда, ни коробки фаст-фуда по углам не валяются, и крикнул: — Входи! Оби-Ван в парадной тунике и новом плаще — взамен тех, что безвозвратно испортила смола — появилась на пороге и сложила руки на груди. — Чем занимаешься? Энакин, как мог, лежа пожал плечами, мол, сама не видишь что ли? — Что-то случилось? — спросил он. В последние дни они разговаривали только по крайней необходимости. Энакину казалось, что мастер давно его раскусила, и потому даже смотреть на нее лишний раз стеснялся, а Оби-Ван ему свое общество не навязывала. — Нам с тобой придется поговорить, — мастер вздохнула и сделала шаг вперед. — Как ты знаешь, сегодня с утра у меня была аудиенция у совета. Обсуждались многие вопросы, но, в частности, магистр Йода открыл мне, что уже некоторое время ощущает в Силе твое смятение. Еще и Йода. Прекрасно. Просто прекрасно. — И что же? Оби-Ван одернула подол туники, посмотрела на идеально вычищенные носки сапог, хотела было поправить косу, но ухватила вместо нее только воздух. В движениях у нее просматривалась несвойственная джедаям суетливость. — Энакин, — медленно начала она, — с тобой что-то не так, и это уже более, чем очевидно. Я твой учитель, я отвечаю за тебя, но ты молчишь, и я не знаю, чем могу тебе помочь. Понимать это следовало так, что Оби-Ван опять натыкали за него носом, и она пришла переложить ответственность на кого-нибудь другого. — Я справлюсь, — пробухтел он, демонстративно утыкаясь в падд. — Очевидно, нет. Он сел, откинул падд подальше. — Да почему же? Я, по-вашему, плохой джедай? — И лучшим порой требуется совет и дружеское плечо… — Дружеское?! Она подошла еще ближе, присела на колени перед его кроватью, заглянула в глаза. Энакину тошно было от себя, от своей глупости и от своих неуместных чувств. Ему хотелось плюнуть на все, протянуть руку и снова зарыться пальцами в эти мягкие светлые локоны, потом наклониться, поцеловать щеку, скулу, дойти до губ… Его любовь к Оби-Ван не была ни светлой, ни платонической. Пара часов в голонете хорошо просветила его относительно того, что и как можно сделать с женщиной. И сейчас он поспешил отвести взгляд и сложить руки на коленях, чтобы не совершить ничего непоправимого. — Ты злишься на меня? — спросила тихо. — Почему? — Я на тебя не злюсь, — тупо возразил Энакин. Он был подавлен, ему было чудовищно стыдно перед ней, он хотел спрятаться и никогда больше ее не видеть. Но злиться? Нет, Энакин не злился... — Ты меня избегаешь с самого возвращения на Корусант, ты замкнут и несобран, в Силе рядом с тобой постоянно чувствуется какое-то волнение. Я думала, тебе нужно время, ты устал или что-то еще, но раз уже даже совет обеспокоен твоим состоянием… — Да все со мной в порядке! — Тогда в чем дело?! — В тебе! Энакин сам удивился, насколько гадко это прозвучало. Он никогда прежде не позволял себе так разговаривать с Оби-Ван. Нет… пару раз все-таки позволял, но тогда они были на волосок от смерти. — Тогда я тем более имею право знать, — твердо сказала она. Что он мог ей сказать? Что мечтает повалить ее на спину и целовать на этой самой кровати? Что с удовольствием снял бы с нее и тунику, и форменные сапоги, чтобы гладить и целовать каждый пальчик, каждый кусочек ее чудесной кожи? Что он хочет, чтобы с ее губ срывались только бессвязные стоны удовольствия, а вовсе не постные нотации? — Мои чувства к тебе изменились, — промямли он, мечтая провалиться под землю. — Я… не знаю, как так вышло. Я все понимаю, но все равно, кажется, люблю тебя. — Энакин… — ласково позвала Оби-Ван, протягивая к нему ладони. Она очень редко позволяла себе физический контакт с кем-нибудь. — Знаю, сейчас тебе это чувство кажется всеобъемлющим и исключительным, но на самом деле, это просто еще одна эмоция, которую ты открыл в процессе взросления. Все через это проходят, и я рада, что и твой черед настал. Энакин невесело хмыкнул, но лед между ними был сломан. — И что же? Ты тоже влюблялась в своего мастера? Оби-Ван рассмеялась. Сила, почему он никогда раньше не замечал, какая прекрасная у нее улыбка? — Нет, не в мастера, меня чаша сия миновала. Моя первая влюбленность была еще трагичнее, чем твоя. — Правда? — Еще бы. Это был мальчик из моего класса по фехтованию. Он был на пару лет младше меня, но с мечом обращался куда лучше; нас вечно ставили в пару на спарринги. Я мечтала ходить с ним за руку и сидеть вместе в столовой, а он, по всей видимости, мечтал протереть моим лицом полы в зале для тренировок. Такая вот неразделенная любовь. — И чем все закончилось? — спросил Энакин, прикидывая в уме, кто из рыцарей погодок Оби-Ван это мог быть. — Чем-чем? Он выбил мне зуб, и влюбленность как рукой сняло, — еще сильнее развеселилась Оби-Ван. — Энакин, мне было двенадцать, а ему девять. Я не хочу обесценивать то, что с тобой происходит, просто… не делай из этого такую уж трагедию. Любить — это совершенно нормально. Любовь — светлое созидательное чувство, которого не стоит бояться или стыдиться. Со временем ты либо научишься управлять им, как всеми прочими, либо оно просто сойдет на нет. Он отвернулся, вырвал свои руки из ее ладоней. Оби-Ван… не понимала. Она могла сделать вид, что что-то знает, надавать умных советов, но в действительности ничего абсолютно не знала о любви и том говне банты, в котором он сейчас пребывает! Держаться за руку, вместе сидеть за обедом — что за детский лепет?! И это мерзкое «Ты научишься управлять им». Это всегда его бесило больше всего на свете — ее универсальные советы на все случаи жизни. «Сконцентрируйся на настоящем», «отпусти», «контролируй дыхание», и самое вкусное: «наберись терпения» — будто хоть что-то из этого набора могло помочь ему сейчас. Да как вообще можно жить с этим ужасным «светлым и созидательным чувством», если от него так больно, что хоть не дыши? — Ты серьезно думаешь, что все так просто? — воскликнул он. — Сейчас ты не мыслишь здраво, и потому ситуация кажется тебе сложной и запутанной. Сконцентрируйся на здесь и сейчас, отпусти то, что мешает тебя видеть события в истинном свете, и ты поймешь, что все не так уж сложно. Ей не стоило говорить этих слов, потому что они сработали, как сорванный предохранитель, и дальше уже ничего нельзя было исправить. Энакин впервые наорал на мастера так, что слышал, наверное, весь Храм, она сначала пыталась его образумить, потом поняла, что это бесполезно, и просто затравленно молчала. Затем, на каком-то особенно обидном пассаже о том, что откуда бы таком тепличному цветочку знать что-нибудь за пределами храмовой образовательной программы, прикрыла лицо руками и глухо, злобно прошипела: — Энакин! Просто! Пойди! Помедитируй! Прекрасно. Просто прекрасно.