Пряности

Ричард переехал в дом Гэвина быстро: у него не имелось нажитых вещей и какой-то одежды — большого чемодана со всем его гардеробом и дорогими для искусственного сердца предметами не было. Лишь его безупречно белоснежный пиджак, рубашка, брюки и до блеска начищенные лакированные туфли. Они долгое время не могли привыкнуть к совместной жизни, точнее, только Гэвин. RK900 же чувствовал себя довольно уютно, несмотря на мрачный интерьер дома, и заинтересованно ходил по дому, осматривал каждый уголок, хотел исправить серость. «Синий цвет на кухне оказывает физиологическое воздействие: уменьшает аппетит, делает еду более привлекательной. Гостиную можно сделать в лавандовых оттенках: это снимает напряжение и успокаивает. Думаю, Вам это надо». Рид злился, обижался, говорил, что ему и так нормально, но после очередной вспышки гнева и невыносимой усталости, подкашивающей ноги, он всё-таки согласился, что, пожалуй, лавандовый не так уж и плохо. Особенно морально тяжело давалось переодевание. Обычно Гэвин менял одежду, когда Ричард находился в другой комнате, но со временем стал доверчивее. RK900 не понимал, к чему данная скрытность, но спокойно подчинялся, стараясь избегать конфликта. До некоторого момента. В глазах Гэвина читалось раздражение, смешанное со стеснением, и всем своим видом он показывал, что не хотел, чтобы Ричард смотрел на него. В комнате повисла напряженная атмосфера, ощущение неловкости и напряжения густо текло по легким, а дыхание прерывалось. Андроид был неподвижен, стоял спиной к человеку, слышал, как мягкая ткань слегка шурша скользнула по телу. Он почувствовал, будто нечто шептало, манило его, и, поддаваясь соблазну, RK900 повернулся, не понимая, зачем он это делал, и мысленно пытаясь придумать оправдание. Программный сбой? От удивлённого вздоха Гэвин затрясся всем телом, оборачиваясь нарочито медленно и издавая глухой рык. Ричард готов поклясться, что видел, будто лицо Рида покрывалось красными пятнами, расплывающимися и багровеющими с каждой секундой всё больше и больше от переполняющей злости. Несколько тату обвивали его словно змеи; они брали свое начало с середины спины, плавно огибая плечи, и переходили на грудь. Это были сплошные черные полосы, закрывающие почти всё пространство, оставляя лишь узкие просветы кожи между каждой. Ричарду они напомнили раны от когтей гигантского зверя. Диод светился жёлтым, переходящим в красный, а рука сама тянулась к спине. Холодные пальцы прикоснулись к ней, медленно проводя вдоль рисунка. Рид опешил, на мгновение прикрыв глаза от приятного ощущения близости, но тут же дернулся, чувствуя, как подушечки дотронулись до большого шрама. Он процедил сквозь зубы ругательства, бросив недовольный взгляд. Послышалось тихое смущенное «Извините, Гэвин» и воцарилась гробовая тишина. — Зачем люди делают подобное? — андроид нарушил молчание, искоса смотря на человека с долей укора и непонимания. Видно, как горела злость в глазах Рида, но она плавно отступала с каждым глубоким вдохом. Он бы сам рассказал про всё, когда пришло бы время, когда смог бы в полной мере доверять нынешнему сожителю и впустить в свой мир, в котором не была нога человека (а андроида тем более). — Татуировки многое значат для человека: они связаны с его внутренним мировоззрением, ощущением себя, — Гэвин никогда не говорил подобных вещей, в какой-то мере глубоких, спокойных, осмысленных, — но некоторые скрывают за ними шрамы. Ричард сел на диван. «Внутренним мировоззрением? Ощущением себя?». Диод снова стал мигать различными цветами, а голова дергаться, дрожь от которой переходила ко всему телу. Казалось, что ещё немного и он взорвался бы, покрывая вещи тириумом и проводами. Но всё вдруг прекратилось, андроид посмотрел на мужчину и тихо произнёс: «Я хочу тату».

***

В салоне было жарко, душно и сама атмосфера будто давила на сознание, пускай и искусственное. Ричард никогда не испытывал боль: он — машина, он не должен ощущать её. Однако если хорошо покопаться, можно расширить свои способности и, к примеру, отключить эту блокировку. Да, RK900 также мог просто запрограммировать и нанести себе татуировку самостоятельно. Но он хотел почувствовать каково это: пройти через всё, вытерпеть час или более, оставить метку на всю жизнь. Мастер улыбнулся, завидев Гэвина, но после губы скривились в отвращении, когда за человеком появился андроид. Рослый мужчина еле помещался за небольшую стойку, опираясь руками на выступ, чтобы хоть как-то освободить место. Рид пошёл к нему: решил объяснить ситуацию. Через мгновение послышалась ругань. — Мы не обслуживаем андроидов, — недовольно фыркнул мужчина, нарочно акцентируя на отрицании. — Зачем железяке это нужно? — Простите, но чем я отличаюсь? Да, в моих венах не течёт красная кровь, и я состою из проводов. Но я имею кожу, — Ричард встал около Гэвина, холодно смотря в глаза татуировщика, и, не дернув и мускулом, добавил. — В конце концов, Вы делаете это не за доброе слово. После долгих уговоров и соглашения заплатить вдвое больше, чем за обычный рисунок, мастер поддался. Он вывалился из своего заточения, поправляя кожаную безрукавку и, бросив недовольный взгляд на андроида, прошёл в комнату, спрятанную за красной драпированной тканью. Робот последовал за ним, но остановился у самого входа и хотел обернуться, как почувствовал удар, съёжившись. «Вы остаётесь здесь, детектив», — произнёс он, увидев Рида, потирающего лоб. И скрылся за занавеской, оставив в недоумении напарника. Тот сел на скамью, обитую, похоже, тем же материалом, из чего и штора, и принялся перелистывать черно-белые журналы, в которых изредка проскакивали цветные картинки. Ричард никогда не испытывал чувство боли до этого момента — любое касание вызывало дискомфорт. Прошло некоторое время, послышалось жужжание машинки и глухой, хриплый крик. Крик, полный страдания, и, казалось, сожаления о содеянном. Но отступать было некуда. Гэвин спохватился и уже почти дошёл до своеобразной двери, как оттуда донеслось громкое и прерывистое «Не. Заходите. Сюда», обезоруживающие и стопорящее. Почему он не позволял ему сделать это? Не хотел, чтобы тот видел лицо, застывшее в ужасающей гримасе? Или, может, это должен был быть сюрприз, призванный поразить его? Рид то сидел как на иголках, то нервно шагал по всему салону, заламывая руки. Время тянулось безбожно долго, вязко, и Гэвин тонул в нём и в мыслях, порой абсурдных и страшных. Он представлял, что у андроида случился перегрев из-за переизбытка новых ощущений, что тот отключился и мужчина больше не увидит его. Представлял, как бил лицо тату-мастеру, на руках уносил RK900 и приводил его в чувства. И чем дольше была тишина за стеной, тем страшнее рисовались картины в и без того больной голове мужчины. Ричард вышел, ноги его не держали совсем, и он упал в руки подбежавшего Гэвина, наблюдавшего ехидную улыбку татуировщика, как бы говорящую, что «не ожидал, что андроиды могут кричать как девчонки».

***

RK900 не открывал завесу тайны до самого прихода домой и не отвечал ни на какие вопросы. Гэвин внимательно наблюдал за каждым движением андроида: за тем, как аккуратно скользнул пиджак, как длинные пальцы одну за другой расстегивали пуговицы. И как в итоге перед ним предстал Ричард. Посредине груди, слегка смещенное влево было вытатуировано сердце. Оно было не привычное и обыденное, не такое, как рисуют дети в альбоме и на открытках с признаниями. Эти тщательно детализированные желудочки, предсердия и аорта вызывали некое отвращение: настолько всё было реалистично. Татуировка контрастировала со светлой кожей, не тронутой ни загаром, ни порезами и шрамами, лишь ярко выделялись родинки разных размеров, словно кто-то неаккуратно брызнул кисточкой по белёсому холсту. На краткий вопрос «Почему?» последовал ответ, поражающий даже холодного и каменного Рида. «Потому что я — живой».