Ты - мой, я - твой

       Восхождение оказалось сложнее, чем Джон ожидал. Но довольно скоро омега выработал тактику: лез не прямо, а как бы боком, обеими руками держась за перила с одной стороны лестницы. И, разумеется, не смотрел вниз. Тот, кого он носил под сердцем, сидел тише мыши, понимая важность момента. Омега думать не хотел, что случится с ним и ребенком, навернись они с этой лесенки.        Дело осложнялось тем, что чем выше Джон поднимался, тем темнее становилось. Последние ступеньки пришлось преодолевать уже практически в полной темноте. Насколько первый этаж был царством света, больших окон и прозрачного тюля, настолько здесь всё было с точностью до наоборот.        Ощупью определив, что лестница закончилась, и начался ровный пол, Джон попытался нашарить на стене выключатель. И чудо, ему это почти сразу удалось. Слава небесам, его разместили там, куда сразу ложится рука поднявшегося сюда. Но только этот поднявшийся должен быть чуть повыше Джона.        В углах комнаты зажглись две тусклые оранжевые лампы, более похожие на ночники. Видно стало лучше, но вид этот не вселял радости. Комната вполне годилась для низкобюджетного ужастика.        Никаких других источников света видно не было, ни на потолке, ни на стенах. На окнах толстенные, наглухо задраенные шторы, а около дальней стены, между двумя книжными шкафами — хорошо Джон уже был подготовлен черепом — стоял скелет. Омега как-то сразу поверил, что тот тоже вполне себе настоящий. Тем более что череп у него как раз и отсутствовал. Примечательна поза, в которой замерли бренные останки: одна рука игриво упирается в тазовую кость, а другая как бы приветственно машет входящему. Насколько Джон сумел определить, при жизни этот несчастный был выше Шерлока.        Около задраенного окна обнаружился стол, оказавшийся при ближайшем рассмотрении сложенной швейной машинкой. Джон видел такую у бабушки — работала от ножной педали. На столе-машинке, обложкой вверх, лежала раскрытая книжка. Как можно что-то читать в такой темноте, омега не понимал, тем более что стульев в комнате не было, но название различить смог: «Настольная книга патологоанатома. Том пятый из восьми».        Он уже не удивлялся, рассматривая содержимое книжных шкафов, стараясь не смотреть на скелет.        В противовес «нижней» библиотеке, здесь совсем не было беллетристики. Зато три полки были отданы томам про всевозможное оружие: от холодного до огнестрельного, две — трактатам о маньяках. Джон вытянул наугад маленькую книжицу в яркой обложке, у которой отсутствовала надпись на корешке, и прочел следующее: «Сто тринадцать видов резаных ран: от бритвы до тесака. С фотографиями». Вторая, красотка в серебристом, предлагала изучить три сотни видов пепла. От сигар до сожженных человеческих костей.        Мама дорогая, неужели этот парень еще больший маньяк, чем Джим? Возможно ли, с его глазами, его улыбкой? Хотя, его альфу многие тоже считают неотразимым.        Второй шкаф не так пугал, всего лишь различные кодексы, своды законов, книги по криминологии, криминалистике и тому подобное. Хотя… может Шерлок их изучает, чтобы знать как обойти? Джим в этом большой специалист.        Осмотрев комнату еще раз, Джон направился к двери, что была как раз напротив окна. Очевидно, там находилась спальня. Уже взявшись за ручку, омега сделал несколько вдохов-выдохов. Что же обнаружится там?        Но прежде чем ручка повернулась, Джон уловил какой-то слабый звук, похожий на стук, идущий от окна. Омега подошел, чуть отодвинул штору и обнаружил довольно крупного мотылька. Бедняга бился в стекло, видимо из последних сил, давая себе довольно много времени на отдых. Совсем как Джон не так давно. Омега изучил окна, понял, что они состоят из раздвижных фрамуг, поднатужился и чуть сдвинул одну. Осторожно поймав насекомыша сложенными ковшиком ладонями, омега выпустил его в образовавшуюся щель и некоторое время чуть ли не с недоумением смотрел на царящий по ту сторону окна день. Во мраке этой комнаты Джон был готов поверить, что уже глубокая ночь.        Закрыв фрамугу и вернув штору в прежнее положение, омега уже не колеблясь отправился изучать вторую комнату.        Первым делом пришлось нащупать выключатель. Благо он нашелся сразу, справа от двери. И хвала небесам, свет зажегся вполне нормальный — от довольно симпатичной люстры на потолке.        Множеству книжных шкафов Джон уже не удивлялся, зашторенному намертво окну тоже. Прямо под окном стояла кровать. Узкая — исключительно на одного. В предложенной ему комнате запросто уместились бы двое.        Также здесь обнаружилась пара довольно больших кресел, журнальный столик и несколько стульев по углам.        Джон пробежал взглядом по шкафам. Вместо книг те были забиты бумагами. Папки с документами и подшивки газет, от старых, уже совершенно пожелтевших, до новых, радовавших своей белизной. Омега открыл ближайший шкаф и вынул пачку, которую, видимо, положили последней. Это были не газеты целиком, а только вырезки. И уже на первой его прошиб холодный пот. Потому что посвящены эти вырезки были его незабвенному альфе — Джиму Мориарти.        Руки Джона сами собой разжались, газетные листы разлетелись по всей комнате. Омега и рад был бы их собрать, но из-за того, кого он носил под сердцем, не мог нагнуться. Он в панике пробежался туда и сюда пару раз, потом осторожно сел на пол, и, передвигаясь на пятой точке, помогая себе ногами, как делают малыши, еще не умеющие ходить, принялся собирать листы. Затем дополз до кресла, опираясь на него, с трудом встал, засунул газеты на место и направился обратно, к лестнице, не забыв выключить в обеих комнатах свет.        Он едва успел спуститься вниз, как раздались шаги, и Шерлок вошел в дом.        Пчеловод скользнул взглядом по взмокшему, тяжело дышащему гостю, обеими руками опиравшемуся на тот самый стол с клеёнкой, перевёл взгляд на череп, и каким-то отрешённо-печальным голосом сказал: — Твоя спальня запирается изнутри, Джон.