* * *
Отведя близнецов в школу, и при этом получив нагоняй от учителя, Тэхён возвращается в машину чуть раздражённым, садясь на переднее сидение, и поворачивается лицом на заднее, смотря на Шиёна, что скучающим взглядом глядит в окно, сидя в детском кресле. — Чего такой хмурый? Улыбнись, — парень, сам улыбаясь, посылает сыну воздушный поцелуй и ловит жалостливый взгляд водителя, то бишь его мужа. — А мне? — просит тот. Довольное лицо Тэхёна сменяется на серьёзное, и он шёпотом отвечает: — Хуй в говне. Чонгук цокает и заводит машину, двигаясь с места: хочется принять душ и позавтракать, как нормальный человек, и сделать всё как можно быстрее, посему он прибавляет газу, не взирая на восклицания о безопасности своего мужа. arctic monkeys — do i wanna know? Дома они ненадолго оставляют Шиёна возле телевизора, где идут мультики, и, точно зная, что тот ничего не натворит, вместе идут в душ, где Чонгук не Чонгук, если не вожмёт омегу лопатками в стену, отправляя его в мир разврата. Тэхён не против. Он старается быть как можно тише, но альфа то и делает, что попадает прямиком в простату, заставляя его стонать во весь голос. Тэхён закусывает ребро ладони, хотя хочется чужую шею, и свободной рукой дотягивается до крана, переключая душ на более прохладный, потому что с Чонгуком в ванной — он будто в аду, и не потому что тот горяч (конечно, нет, вообще нет), а потому что тот слишком любит горячий пар. Последний рывком убирает его ладонь ото рта, накрывая своим и требуя поцелуй, и замедляет темп. Тэхён шепчет «быстрее», и не потому что быстрее хочет кончить, а потому что у них там сын как бы один совсем, и плевать, что тот умный малый и никуда не полезет — глаз да глаз всё равно необходим. Чонгук охотно верит. Именно поэтому он делает хуже — останавливается. С этим омегой он давно научился контролировать себя, потому что бесить того очень уж нравится — бдсм мозга, проще говоря. И если Чонгук Тэхёна трахает искусно, то Тэхён трахает ему мозг, при том, что в этом он преуспевает явно лучше, и тут уж зависит от ситуации — хорошо это, или же плохо. — Сука, — рычит младший в поцелуй. — Мне больше «папочка» нравится. Сука из нас здесь ты, — Чонгук очень медленно толкается, и резко перехватывает чужую руку, что тянется к его шее в надежде придушить. — Асфиксия — не наш конёк, неужто ты не помнишь. Тэхён помнит. Чонгук тогда слишком перестарался, потом неделю вымаливал прощение дорогими подарками и излишним вниманием, из-за которого он и простил его, дабы не мучил больше этим. Тем не менее, оргазм тогда получился действительно фееричным. — Если сейчас же не выбьешь из меня членом всё желание вмазать тебе по роже, то я вмажу тебе по роже! — Назови меня папочкой, — ухмыляется Чонгук. — Дэдди-кинк пройден, мне не понравилось. — Пиздишь, как дышишь. Малыш, ну давай же. Тебе же лучше будет. — Заебись меня тяжёлого на бёдрах держать так долго, да? Кайф приносит? — Кайф мне приносишь ты с того самого момента, когда я учуял запах малины и получил подушкой по морде. — Заметь, твоя вина. Нехер было привозить меня в свой дом. — Не говори, что не рад такому раскладу. Я вот безумно, — Чонгук присасывается к его шее и засасывает кожу до красных капилляров, из которых выходят маленькие капельки крови. Тэхён скуляще стонет, а его член дёргается. — Папочка… — произносит на выдохе, сам того не понимая, а у Чонгука срывает тормоза. Он опускает охуевшего от такого расклада мужа на кафельный пол, и, развернув к себе спиной, входит до упора, прижимая того щекой к холодной стене. Да, перепалки и угрозы у них могут быть даже в момент секса. Выйдя из ванной, оба завернутые в полотенца, они знатно охуевают, когда видят в комнате, где оставили Шиёна — Хосока, что сидит и играет с ребёнком, который убегает в кухню за соком, а на диване перед телевизором, на экране которого всё ещё идут мультики, развалился Мин, мать его, Юнги, что уже как месяц похож на сильно покалеченного кота: кривоватый вертикальный шрам на глазу, топоршащиеся в разные стороны чёрные волосы, которые тот наконец-то подстриг, но и в целом видок у него не очень, впрочем, так было по жизни, — перепалка с Чонгуком оставила лишь след в виде шрама на его ебле. На его коленях примостилась Мири, поднимая голову на вошедших двух человек. — Не понял, — хмурится Чонгук. — Вообще неудивительно, как был тупым — так и остался, — не отрывая взгляд от мультиков, произносит шепеляво Юнги. — Второй шрам хочешь? Устрою! — Я тебе сейчас устрою — оба заткнулись, — спокойно прерывает их Тэхён, и обращает внимание на Хосока. — Вы как сюда попали? — Через дверь, как же ещё. — Я это понял. Откуда у вас ключи? — У нас нет ключей. Тэхён в ахуе. — А ничё, что это незаконное проникновение в квартиру? — Мы ваши друзья, а не воры, — слышится с дивана. — Кто? Ты? Друг? — удивлённо вскидывает брови Чонгук, тут же начиная ржать, как конь, а потом резко делает серьёзное выражение лица. — Мы пиздимся с тобой как минимум раз в два месяца из-за товара, а ты говоришь, что ты мне друг? Ай! — резко шипит он, когда Тэхён дает ему подзатыльник. — Членами меряться будете на кухне, — и Чонгук затыкается. — Цок-цок, у него появилась она, цок-цок, был пацан и нет пацана, — напевает Юнги, откровенно намекая, что Чонгук стал каким-то каблуком. — Завались. Кстати, о членах, — вдруг улыбается им Хосок. — Вы такие громкие, пиздец. Наличие ребёнка в квартире не смущает? Или вы ему говорите, что просто локтями ударяетесь там, в ванной, поэтому стонете? Чонгук ничего не отвечает и толкает Тэхёна в их спальню, чтобы переодеться: негоже его мужу находиться полуголым перед чужим альфой, и похуй, что тому, собственно, плевать на него. Возвращаются они, застав этих двоих на кухне, спокойно поедающих малиновый пирог, приготовленный Тэхёном ещё вчера. Чонгук останавливается в дверном проходе, пока муж наливает себе и ему кофе, и просто не может не спиздануть: — Тэхён в этот пирог свою смазку добавил, — и улыбается. Юнги мгновенно открывает рот, и всё содержимое вываливается на маленькое блюдце, а он знатно охуевает от сказанного, и даже если это шутка — аппетит отшибло по щелчку пальцев. Хосоку похер, он лишь посмеялся. — Я первый увидел его голую задницу в день знакомства, которая пахла, к слову, охеренно, так что, мне плевать, — и отрезает себе ещё один кусок. — И этот факт мне не очень нравится, — бурчит Тэхён, вспоминая тот «весёлый» денёк. — Брось, захотел бы я с тобой переспать — сделал бы это ещё тогда, хотя мысли были. — И сразу бы оказался где-нибудь в Гранд-Каньоне или по кусочкам доставленный своему долбаёбу, — Чонгук ставит щелбан Юнги в макушку, но судьба сегодня на стороне последнего, потому что Тэхён очень «вовремя» разворачивается к нему с кружкой горячего кофе, выливая его ему на ногу. — Айщ, блять! — Ха, а вот нехуй, — пожимает плечами Юнги. — Я тебя с окна сейчас выкину! — Заебали! — психует Тэхён, громко поставив кружки на стол. — Ещё слово в сторону друг друга, и отвечаю — я достану ствол! — Где тот самый Тэхён, который боялся всего и вся? — задумчиво чешет подбородок Хосок, представляя бороду на нём. — А ведь правда, так изменился, — кивает Юнги. — С вами останешься, блин, прежним… Тем не менее, отголоски прошлого Тэхёна пробуждаются в нём именно тогда, когда беда падает, как снег на голову. Начинают трястись руки, голова вмиг пустеет, и словно черви в неё заползают страхи: страхи за детей, страхи за Чонгука, — о себе он не беспокоится, наверное, потому что где-то внутри него всё ещё сидит тот самый полицейский, который ставит себя на последнее место. К слову, в участок его так и не приняли, прозрачно намекнув, что мужу мафиози нечего там делать, и это был сильный удар. Он любил свою работу, несмотря ни на что, и в академии явно не просто так учился, потому что хотел посвятить себя именно этой работе. Из депрессии его выводил Хосок, и, что странно, Юнги, потому что муж в то время был слишком занят своей работой. Увы и ах, впрочем, посмотрев на детей, а после на Чонгука, он понял, что не будет жалеть, ведь семья ему стала дороже. Зато он общается с Чимином, который, получив повышение, переехал в Америку, и по скайпу часто рассказывает ему всякие истории: как получил пулевое на задании, как сломал руку, выпрыгивая из едущего поезда на ходу, в попытках поймать преступника, о делах рассказывает, зная, что Тэхён все равно не разболтает даже Чонгуку, и часто спрашивает совета по тому или иному вопросу. И, всё же, омега часто скучает по работе, особенно, когда дом становится ему тесным, и не хочется видеть Чонгука. Он иногда думает, а что было бы, не встреть он альфу? Пошёл бы на повышение, может, и погиб бы на каком-нибудь серьёзном задании, или так же замужем сейчас был, жил спокойной обыденной жизнью, не боясь за своих родных. Он думает не потому, что ему всё надоело, нет, просто так парень абстрагируется порой от всего, желая побыть наедине со своими мыслями, и он безумно рад, когда Чонгук его понимает и не лезет с расспросами. По окончании, тот просто обнимает, шепча на ухо то, что Тэхён — действительно лучшее, что появилось в его жизни, и это сразу успокаивает. Без Чонгука, он уверен, что загнётся.* * *
Тэхён как чувствовал, что стоит не заходить в квартиру с Шиёном после прогулки, а сразу позвонить Чонгуку: всё-таки, за шесть лет замужества с ним, он действительно многому научился. Тот приехал сразу, стоило только Тэхёну произнести его имя взволнованным голосом, и вот перед ними предстаёт перевёрнутая вверх дном квартира, в которой что-то искали посреди бела дня. Только сейчас старший рад тому, что послушался мужа и отвёз близнецов Хосоку, ведь на время прогулки с Шиёном они всегда оставляют тех дома, и этот раз не был бы исключением. Чонгук проходит к их спальне и проверяет наличие оружия, которое, почему-то, не тронуто, а вот сейф подчистую опустошён. Казалось бы, есть чему радоваться, ведь если воры забрали всё, что нужно, то уже не вернутся, однако, там лежали абсолютно пустые флешки без единой информации, а это значит только одно. Он быстро собирает все нужные вещи, их паспорта и документы детей, надеясь, что квартиру не подожгут за время их отсутствия, и вместе с мужем и сыном выходит из многоэтажки. В одной руке у него сумка с вещами, а вторая под пиджаком держит пистолет, и Шиён, завидев оружие, кричит: — Пап! Смотри, у отца такая же игрушка, как и у того дяди! — Какого дяди? — поворачивается Чонгук к сыну, и в этот момент раздаётся выстрел буквально ему в ноги, благо, не задевая. — В машину, быстро! Он замечает стрелка, идущего прямо на него, и делает чёткий выстрел тому в голову, однако, тот не был один. Кинув мужу ключи от машины, чтобы тот заводил, он прячется за ней и палит знакомых ему людей по ногам, матеря всё, на чём свет стоит. Что ж, он от кого угодно ожидал подставы, но только не от дружелюбного клана, именуемого Змеями, которые столько лет поставляли ему очень хорошие партии с винтовками высшего класса. Чонгук уже начинает продумывать, как он достанет главаря, который ещё и является министром внутренних дел: нужно будет провести с ним поучительную беседу «как не трогать семью более опасного человека», а то возомнил себя не весть кем. А пока он садится в заведённую мужем машину и, паля по ублюдкам на ходу, они уезжают с этой улицы. Вернуться сюда навряд ли они уже смогут. Aaryan Shah — Hydroxyzine Interlude Подъехав к дому Хосока, который уже в курсе произошедшего, Чонгук велит им спрятаться там, пока он не приедет и не заберет их, но Тэхён резко хватает его за руку, когда Хосок уводит Шиёна в дом. — Не пущу. Чонгук вздыхает, беря в руки чужие подрагивающие запястья, и нежно поглаживает внутреннюю сторону левой руки, там, где у мужа набита небольшая тату с его именем: есть ещё несколько с именами детей, но они на других местах. — Я вернусь. Разве я давал тебе повод сомневаться во мне? — в глаза смотрит пристально. Без злобы, без грусти. — Нет… но у меня плохое предчувствие, как сегодня утром, когда я позвонил тебе. — Мы множество раз проходили это, и проходили вместе. Так же убегали вместе с детьми, так же я оставлял вас Хосоку с его придурошным мужем, и так же возвращался. — Помнишь, что я сказал тебе четыре года назад? — Что если я не вернусь хотя бы через сутки, ты меня c того света достанешь и будешь мучить до самой нашей смерти, — улыбается. — Не сомневаюсь в этом и по сей день. Вот он — тот самый момент, когда прежний Тэхён возвращается и еле сдерживает слёзы, прикрывая веки. У него руки в чужих дрожат и холодеют по привычке, в носу щиплет, а виски сдавливает под натиском головной боли, и это такое тупое чувство, но, тем не менее, оно настоящее, не поддельное — чувство страха за любимого человека. В его работе не бояться было бы глупо, и, в какой-то степени, парень привык ко всему, но это все так же не даёт покоя ни на минуту. Его сердце с каждым разом останавливается, стоит произойти глухому щелчку открываемой входной двери, и тут только два варианта: либо живой Чонгук, либо чёрная весть, которую обычно преподносит Юнги. Такое было два раза: когда Чонгук попадал в больницу с временной комой, что длилась почти полгода, и когда он пропал без вести, и все два раза это сообщал Юнги. Как бы эти альфы не ругались из-за товара и денег, как бы не дрались, оставляя друг другу шрамы, как напоминание о былых днях, он сообщал об этом с неподдельным разочарованием двух видов: первое — это то, что драться ему больше не с кем будет, второе — это то, что тот из-за своей работёнки оставляет на этом свете целую семью без его опоры. Чонгука многие просили бросить всё это, потому что он впервые кроме отца кому-то действительно нужен, но увы, горбатого только могила исправит, и Тэхён часто задумывается, что вскоре так и произойдёт. — Серьёзно, Чонгук, если не вернёшься… — Вернусь. С огромным букетом роз приду, только цвет выбери. — Мне больше бромелии нравятся, разве ты забыл? — Слишком сложное название, малыш, но я обещаю прийти с ними, — Чонгук целует его губы впервые за долгое время так действительно нежно, словно… словно прощаясь, но Тэхён об этом не думает, притягивая мужа ближе за шею. Отстранившись, альфа улыбается ему и, дождавшись ответной улыбки, уходит, прежде погладив ладонью чужую щеку, оставляя на ней своё тепло, что тут же покрывается прохладой.***
JONGHYUN — Elevator Хосок заваривает другу чай с ромашкой, чтобы немного успокоиться, и присаживается к нему на диван в гостиной. Они оставили детей в комнате играть, кинули им кучу игрушек, которые хозяину дома просто пришлось купить из-за того, что семья Чон часто оставляет им близнецов или Шиёна, который, к слову, на удивление спокойный в такие моменты, и совсем не обращает внимания на громкие выстрелы, от которых даже Чонгук порой шугается. Последний часто шутит на эту тему, мол, именно Шиён и продолжит его дело, на что, конечно же, сразу получает от мужа пиздюлей. — Все обойдётся, Тэхён. Такое ведь не впервой. Тот делает глоток чая, уставившись в одну точку на журнальном столике. — В этот раз сердце совсем не на месте. — С нашими альфами глупо драматизировать, если честно, — отшучивается Хосок, пытаясь как-то перезарядить обстановку, но получается так себе. — Знаешь… я ведь понимаю тебя. Пусть у меня нет детей, но Юнги я люблю, сколько себя помню, и у самого внутри неспокойно, когда тот уходит куда-нибудь посреди ночи, а потом возвращается весь побитый, либо с ножевыми. Реже — с пулями. Ему захотелось чего-то покрепче, поэтому парень идёт к бару мужа и выбирает его любимый виски, возвращаясь с бутылкой на диван. — Я сам уже немного отошёл от дел, насколько ты знаешь- — А почему? — перебивает его Тэхён. — Ты не рассказывал. — Потому что два года назад я чуть не умер в перестрелке. Я ничего не говорил, потому что знал, что ты будешь переживать. Юнги запретил мне всем этим заниматься, и даже когда я говорил, что не стану его слушать — он обещал кинуть меня в психушку, и как ты помнишь, один раз он уже это сделал, когда мы с ним поругались настолько, что я сжёг наш прошлый дом. Благодаря этому ублюдку, я всё ещё на учёте, и снимать меня с него не хотят из-за него. — Да, я тогда знатно охренел, узнав от Чонгука, что ты в дурке. — Я всё ещё занимаюсь некоторыми делами: Чонгуку помогаю на стороне через комп, для Юнги взламываю кого-нибудь ему нужного, но никуда не езжу, да и всё ещё травмированное правое плечо не позволяет мне нормально стрелять. — Так вот, почему ты им почти не двигаешь. Хосок кивает и делает глоток виски прямо из горла. — Скучаешь по всему этому? — Ещё как, — вздыхает. — Для тех, кто занимается этим буквально с юношества, а то и с детства, трудно оставлять всё в прошлом, так что, Чонгука можно понять. Иногда кошмары преследуют нас, убитые люди приходят во снах, и невиновные часто спрашивают: зачем? Чтобы не сойти с ума — мы просто продолжаем это делать, иначе это нас потопит огромной волной. Когда мы долго не держим ствол в руке — начинает трясти, потому что он заменяет нам вторую руку. Когда понимаем, что именно это дело приносит и прибыль, благодаря которой мы не живём в каком-нибудь захолустье, и радость, потому что со временем в это втягиваешься и всякие перестрелки и убийства — словно азартная игра для нас. Мы свободные и не боимся осуждения, не боимся умереть, если, конечно, нет кого-то, ради кого стоит жить, но ради этого кого-то мы умрём, защищая; а главное — мы не боимся власти, потому что знаем, что по одному течению плывём, хоть и в разных лодках. У нас есть над ними контроль, ибо если они нас сдадут — мы их за ноги схватим и за собой потащим. Именно поэтому, Тэхён, трудно осуждать Чонгука за то, что он не может бросить это дело. Но знай, что вы за ним, как за стеной, которая примет всё, что в неё будет лететь: от слов до пуль. Так же и я с Юнги, и он со мной. Тэхён не замечает, как по щекам его текут слёзы, падая прямиком в кружку с чаем. Хосок отставляет бутылку и, убрав солёные дорожки с чужого лица, обнимает друга очень крепко, в надежде поддержать. Тэхён обнимает в ответ и не понимает, почему же Чонгук ему всего этого не рассказывал? Почему он слышит это от Хосока? Он вспоминает, как муж иногда просыпается посреди ночи весь в холодном поту и сразу идёт курить на балкон. Отмахивается потом, мол, плохо спится или сон плохой, и Тэхён обнимает его со спины, целуя в макушку на сон грядущий. Он и понятия не имел, что снятся тому далеко не просто страшилки, а мёртвые, убитые им же люди. Он вспоминает своё первое убийство, когда пришлось защищать близнецов от нападения каких-то ублюдков, что схватили их прямо на улице вечером, и тот альфа снился ему на протяжении двух недель, и только с помощью Чонгука, который это на себе постоянно испытывает, он смог забыть, но не мог помочь забыться любимому. Не знал. Самому себе теперь обещает, что Чонгук больше не будет один в такие периоды. Он понимает, что тот просто защищает его от правды, но разве не легче справляться со всем вместе? Теперь же, Тэхён будет только поддерживать, даже если муж начнёт противиться этому. Он благодарит Хосока за эти слова, и они идут к детям, дабы отвлечься от всего. Наверное, глупо будет звучать, но для Тэхёна они — не просто его дети, его и Чонгука родная кровь, но ещё та самая опора, которая помогает не загнуться от собственных давящих мыслей в такие моменты, когда тот покидает их на какое-то время. Смотря на них, он знает, ради чего нужно жить, если что-то всё-таки случится. Поднимая улыбчивого Шиёна на руки, который безумно сильно похож на Чонгука, нежели чем близнецы, он щекочет его нос своим, чмокая в пухленькую щёчку, и садится на диван, где лежат шахматы. Сам Тэхён играть не особо умеет и всегда проигрывает, но вот Чонгук это дело обожает, и постоянно играет в них с младшеньким, который в свои три года во многом превосходит даже отца. Тэхён наигранно плачет, когда Шиён, смеясь, выигрывает, и они все вместе решают поиграть в прятки. Они не замечают, как время летит со скоростью ветра, и вот на часах уже десять часов вечера. Уложив детей спать, Тэхён спускается в гостиную вместе с Хосоком, и тревожность вновь возвращается на круги своя, однако показывать этого он не хочет. Омеги готовят себе ужин, проголодавшись за время игр, и если дети бегали в кухню, что-нибудь хватая из холодильника, то они совсем нет. Тэхёна хватает только на пол чашки риса-цзыми и несколько ложек бульона от кальбитана, и он уходит на диван в гостиную, желая подождать там, и как бы Хосок не уговаривал его лечь наверху — он непреклонен. Сам парень уходит всё-таки к детям, ведь мало ли что, а Тэхён укрывается принесённым ему тёплым пледом с ароматом кофе, напоминающий природный запах мужа и, смотря на горящий камин с характерным треском сгорающих дров, моментально засыпает. Ему снится бегущий от стаи воронов в его сторону Чонгук, что держит в руке палку, покрытую огнем, и когда тот подбегает ближе — вороны будто растворяются в воздухе, а вместо горящей палки в руках Чонгука появляется букет белых роз. — Я же вроде просил бромелии? — надувшись, словно мыльный пузырь, жалобно тянет Тэхён. — Разве розы не прекрасны? Только глянь на них. Омега смотрит и тут ахает от ужаса — те завядшие и покрытые алой кровью, которая падает откуда-то сверху. Подняв взгляд, Тэхен отшатывается на два шага назад, прикрывая рот рукой в немом крике, когда видит большое пятно от пули на левой груди мужа, и струйку красной жидкости, текущей с любимых губ. Розы падают ему в ноги, окрашивая их кровью. Взгляд омеги прослеживает падение, вновь обращается на Чонгука, но вместо того появляется бархатный черный гроб. Тэхён кричит. aaryan shah — still alive Резко встав с дивана, парень хватает со столика стакан с водой, который по привычке всегда ставит рядом со своей кроватью, и залпом опустошает его. Повернув голову на настенные часы, он видит время: 3:26. А казалось, что он проспал всего где-то час. Его трясет из-за сна, но Тэхён не глуп, понимает, что это всё выдумки из-за сильных переживаний, игры разума, поэтому приводит дыхание в норму и старается не напрягаться из-за этого. Щелчок входной двери, и та отворяется. Тэхён вскакивает с дивана, не слыша за спиной, как спускается с лестницы сонный Хосок в пижаме с тигрятами, и видит вошедшего Юнги. Равнодушного Юнги, который таким видом всегда приносит плохие вести. Почва словно уходит из-под ног и они не слушаются — Тэхён падает коленями мимо дивана, облокачиваясь рукой о столик. Горло стискивает от подступающей истерики, замыленный взгляд начинает бегать по всем поверхностям, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь. Юнги прочищает горло и говорит: — На самом деле, я расстроенный, потому что именно мне пришлось искать, блять, эти цветы по всему городу, и честное слово — я заебался. Тэхён не понимает, причём тут цветы до тех пор, пока в дом не заходит запыхавшийся Чонгук с огромным букетом бромелий в горшке. Альфа подлетает к мужу и, положив цветы на столик, поднимает того, громко всхлипнувшего из-за нахлынувших эмоций, на ноги, крепко обнимая. — Я же обещал, что вернусь. Совсем не веришь в меня, как посмотрю, — он поглаживает макушку омеги, который уже вот-вот хочет разреветься и начать бить Чонгука прямо сейчас, но на это у него тупо не хватает сил. Он обнимает того — заляпанного в чужой крови в ответ, и шепчет, что не хочет его отпускать теперь как минимум неделю. Всё равно нет выбора — надо же новую квартиру искать. Пока пара Чон обнимаются, Хосок ступает на одну лесенку ниже, сложив руки на груди, и смотрит, как к нему идёт его альфа. — Я хочу кофе, секс, и покурить, — говорит тот. — Много хочешь. А мне цветы? — Я тебя на луг отвезу, оставлю, и нюхай их сколько влезет. Нечего цветы портить. — Придурок, — спокойно бросает Хосок, не замечая, как Юнги быстро выбегает из дома под чужие взгляды, и возвращается с букетом белых лилий, которые в юношестве любил его муж. Посмеявшись над ними, Тэхён целует Чонгука и шепчет: — Я безумно люблю тебя. Ты никогда не будешь один. — И я тебя люблю. Вместе навсегда? — Вместе навсегда. Где-то со второго этажа слышится громкий голос Юнги: — Это была моя любимая статуэтка, Мин Хосок! Я сказал, что люблю тебя, а не выебу! — Пошел нахуй! Я тоже тебя люблю! Бедные уши детей, впрочем, они привыкли.