***
Мне сообщили, что мне придется жить безвылазно в лекарне не менее двух недель. И еще потом придется лечиться месяц-полтора, лишь изредка покидая лекарню. Если бы в этом был смысл? Но какой может быть смысл, если… Если я уже не буду прежней, не буду профи в своем деле, не буду первой в Улье и топ в любом отряде… Если я буду — косой! Будущее не столь пугало, сколько угнетало. Оборотень-инвалид — это, считай, мертвец. Его дни сочтены. Кому он будет нужен? И пользы от него никакой. Но, может быть, не все так удручающе и еще есть шанс на нормальную жизнь… Ведь точно неизвестно, как хорошо я стану видеть, когда исцелюсь. Да и, может, косоглазие будет лишь слабым, а то, может, и временным?.. Оставалось лишь гадать… В подобных бесплотных раздумьях, утешая себя своим бесполезным геройством ради долга оборотня, я и проводила дни в лекарне. Потом меня стал навещать этот недотепа Гордакс. Лучше бы он этого не делал. Первые дни он крался, как ему казалось, бесшумно, чтобы я не заметила, что кто-то рядом. Но я не сомневалась — это был он, кто же еще. Я еще лежала с повязкой, и никак не могла наблюдать моих посетителей. Он явно смотрел на меня часами, боясь заговорить или громко сглотнуть. Я нарочита никак не реагировала на его присутствие. Мне было все равно. Позже, спустя несколько дней, он решился заговорить: — Стайлрой, — начал он. — Ты не спишь?.. — подождав с минуту и не дождавшись моего ответа, он продолжил: — Извини меня, это я во всем виноват… Мне надо было лучше учиться и тренироваться, чтобы не подводить своих братьев и сестер. Я молчала. Мне было все равно. А он продолжал: — Я чувствую, что ты не спишь… Знаешь, не нужно было меня спасать. Незачем. От меня все равно никакого прока нет, я только делаю хуже любым походам и порчу любое задание. Надо было оставить меня… — он продолжал изливать свою ничтожную позицию, а я задумалась над его словами. А ведь, черт его подери, он прав. Во всем Улье он один из самых слабых воинов. Да его-то и воином можно назвать лишь с трудом и то за глаза. Кстати и взгляд у него мягкотелый. В нем вообще нет ничего воинственного. Но все равно, каким бы дохляком он не был, долг оборотня превыше всего. В очередной раз он приперся ко мне извиняться: — Стойлрой, если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится, ты только позови! Я обязательно помогу всем, чем только смогу! — распинался он. Угу, чем ты можешь помочь?.. Я лишь в душе усмехалась над его потугами выслужиться передо мной. — Я серьезно, пойду в любой рейд, подскажу, там, расписание, может, еще что… В любое время замолвлю за тебя словечко — тут я уже не выдержала и язвительно громко усмехнулась, фыркнув в стенку. Замолвить за меня словечко? Да кто он такой! Это смешно. Кто он и кто я? На это даже отвечать нелепо, это мне бы за него пришлось бы повсюду говорить и разбираться… надеюсь, не придется… Еще чего не хватало. — Если надо, — продолжал он. — Я и жизнь ради тебя отдам. Я в долгу перед тобой… Я же все понимаю, кем являешься ты, являлась, прости… И кто я. — Пошел вон! — не выдержала я. — Извини, — он встал, помедлил пару минут, и все же удалился. Но завтра был тут как тут снова. И это тягомотина продолжалась изо дня в день. — Я разговаривал с лекарем, ты скоро поправишься, он в этом уверен, — распинался он, сидя совсем рядом от меня. — Мне грустно, что такие опытные воины, как ты… — опять он начал свою песню. — Страдают из-за таких, как я. — Отстань! — фыркнула я в ответ. — Я недостоин сидеть возле тебя… — однако напротив, тут же подсел еще ближе, зараза. — Ты знаешь, меня сильно волновало в последнее время то, что такого недостойного, как я, спасла такая храбрая и сильная, как ты. Я все думал, зачем это нужно было… Даже не знаю, я обязательно буду стараться еще послужить всему Улью, Королеве, тебе лично, ведь… — он все продолжал и продолжал. — И даже самый слабый и ненужный получает спасение в нашем Улье, — это называется долг чести оборотня, даже если этот оборотень и не заслуживает спасения. В его ненужных философствованиях я и вправду, порой, ловила себя на мысли, что было бы лучше его бросить, плюнуть на все, и пойти целыми оставшимся отрядом. Все-таки я командир, один из лучших воинов Ее Величества, а он просто никто, размазня. Меня в такие периоды дико прорывало ответить ему, а то и вовсе удушить в ту же минуту. Но я тут же вспоминала, осаждая себя в таких порывах, что существует кодекс — правила жизни оборотней, наш незыблемый устав! Оборотень обязан прийти на выручку сотоварища, кем бы он ни был и что бы ни делал. Мы — единый организм — Рой! Каждый является плечом партнера и его верным товарищем. Именно поэтому мы сильны и многочисленны, и нас никому не сломить и не уничтожить. Долг чести для оборотня превыше всего. Выше этого может быть лишь личный приказ Королевы, или же беспристрастное ей служение. Все остальное несущественно. — Если тебе что-нибудь понадобится… — продолжал он. — Уйди, — пространно ответила я и повернулась на другой бок. В последующие дни он стал приходить реже и оставался не так долго, как раньше, но зудел о своем, казалось, даже больше. Я просто молчала. — Я никогда не забуду твой поступок, — как-то сказал Гордакс. — Я буду помнить о тебе всегда, вечно. Твой поступок достоин подражания в веках… — Да заткнись ты уже! — снова не выдержала я. — Долг любого оборотня — защищать своих! Долг чести непреклонен. Это всеобщий устав, который объединяет нас всех в единую живую систему, в единый оплот. Выше него может быть только Она! — я с забинтованными глазами ткнула копытом примерно в сторону тронного зала, расположение которого наизусть угадывалось из любой точки Улья. — А ты просто ничтожество, жалкое никчемное подобие настоящего воина, неспособное на принятие смелого решения. Ты жалок! Ты — пустое место! От тебя одни проблемы и никому не нужные трудности. Ты живешь лишь потому, что являешься частью нашей системы, частью нас. Было бы намного лучше тебя бросить там на растерзание стонберам. Улью от этого не было бы ни холодно, ни жарко. Рой бы не пострадал от слова «ничуть». Но ты тоже оборотень, поэтому и живешь до сих пор, лишь мешаясь под ногами. Такие как ты первыми идут в расход на настоящей войне. Потому что ты мясо, как простая пони. Твоя пустая жизнь не имеет никакого смысла… Лишь портить жизнь лучшим… — я умолкла и отвернулась. — Иди и тренируйся! Может, хоть когда-нибудь от тебя еще будет какая польза… Он молчал минут пять, после чего сказал: — Да, ты полностью права… Извини! Извини меня, пожалуйста! Нет мне прощения и оправдания! Извини… Прости, — он стал удалятся, по всей видимости, уходить из комнаты. — Прости, пожалуйста! Это, я… только все порчу. Извини. Мне очень жаль. Прости, прости, прости…***
Спустя несколько дней, наконец, прошли две недели и мне сняли повязку. Перевязки бывали раз в несколько дней, но каждый раз, с опасением предвкушая темную пустоту, я видела именно только ее. Лекарь, как будто сам боясь за результат и не веря в свои старания, снимал повязку так медленно, будто это была не повязка, а исключительной редкости магический артефакт самой Королевы, от которого зависела жизнь всего Улья. Наконец, он ослабил бинты, и я почувствовала легкость в голове. — Открывай! — неожиданно с неким радостным предвкушением в голосе произнес он. Я медленно открыла сначала левый глаз, потом, боясь, и правый… Неожиданно, уже потеряв последнюю надежду, я все-таки увидела!!! Увидела комнату, медицинский стол, каменный пол, слегка более светлого оттенка, чем полы большинства комнат Улья, мой настил и явно удовлетворенную, хоть и все еще озабоченную морду лекаря. Он лыбился на меня со своим профессиональным прищуром, показывая всем видом, что дела мои хороши. Но вдруг вместо уже готовой и ровной картинки все вокруг поехало, и вместе с лекарем появился медицинский стол, а вместе с настилом соседняя стенка… Я ужаснулась и повернулась вбок. Там было не лучше. На стенке стояли медицинские приборы, а в потолке был проход, которого там никогда не было. — Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался лекарь с точь-в-точь гордакским подлизыванием. — Сначала было все хорошо. А потом все вокруг поехало, картинка исказилась… — Я так и думал. Правое веко не сразу адаптировалось и заработало позже, пояснил он. — Зрение мы тебе восстановили… более-менее. Настой был приготовлен по секретному магическому рецепту самой Королевы. Но видеть теперь ты будешь только так, с большими искажениями в пространстве. Причем насколько они будут стабильными, мы пока ответить не можем… — То есть все еще может ухудшиться? — обреченно спросила я. — Только касаемо искажений от косоглазия… Если не будет других побочных эффектов, о которых мы не знаем. Знаешь, магия — это ж такая штука… Я опустилась на настил и отстраненно уставилась в потолок своим новым и до ужаса неприятным и непривычным зрением, от которого хотелось просто убежать и спрятаться, прямо как маленькая личинка прячется от грозного паука-оборотнееда, которым пугали всех маленьких оборотней после вылупления. Лекарь продолжил что-то делать, то и дело подходя ко мне и что-то осматривая, измеряя и записывая какие-то пометки куда-то к себе. Позже у входа объявился Гордакс. Не дав ему заговорить я бросила на него свой новый испепеляющий взгляд, в котором даже такому простофиле как Гордаксу должно было все быть понятно и без слов. И так и вышло. Он виновато и чуть слышно извинился и, не посмев даже зайти, побрел прочь. Я осталась наедине со своими мыслями, которые говорили сейчас лишь об одном — славного воина Стайлроя больше не будет…