***
— Что ж ты, милый мой, смотришь искоса, — коверкая речь, под многообещающее ржание своих отморозков встретил Зафар появившихся на пороге комнаты Пчёлкина и Введенского. Когда утром к ним пришли, Витя, как и обещала Марьям, проснулся спокойным и сосредоточенным. А у Введенского не шло из головы все сказанное девушкой в эту ночь, и особенно слова про Витино сердце. О том, что Каверин оставил на память о себе временами накрывающую Пчёлкина аритмию, полковник знал. Как знал и о том, что в отобранных у них рюкзаках были столь необходимые Вите при приступе лекарства. Догадался ли Зафар для чего они? Вспоминая периодически слышимые им по ночам хрипы, Введенский не раз кусал губы, опасаясь, что все уже пережитое здесь Витей наложило не самый лучший след на его сердце. Поэтому его бы совсем не удивила попытка Зафара сыграть на этом. А вот что удивило, так это то, что вместе с Витей к выходу из их новой темницы толкнули и его. Удивило и откровенно напрягло, ибо означало, что Зафар задумал явно что-то связанное с его, Введенского, стремлением отводить удар от Вити, и напрямую следующее из разыгранного накануне спектакля. Поэтому он всю дорогу сверлил взглядом спину идущего впереди Пчёлкина, понимая, что пойдет на все, главное, чтобы тот снова не начал провоцировать Зафара. — Не замечал за тобой, Табаки, проблем с выражением эмоций, — Пчёлкин с порога оправдал подозрения Введенского. — Твой Шерхан заокеанский не оценил уровень постановки, и ты расстроился. «Твою мать, Пчелкин!» Но Витя в этот раз даже не смотрел в сторону командира, чтобы потом логично возразить — мол, не видел ваших знаков. — Главное, — усмехнулся Зафар, жестами приказав Пчёлкина подвести поближе, а второго придержать, — чтобы ее оценил твой Царь и Господин. А он оценит, обещаю тебе, если не сейчас, то после второй части уж точно. — Сразу было понятно, — не отставая от Вити, Введенский, не дожидаясь отдельного приглашения, присоединился к столь увлекательной беседе, — что высокое кино не для тебя, — брошенный в Зафара взгляд, на который тот, впрочем, даже не обернулся, лишь хорошо знакомая змеиная улыбка скользнула по его губам. — Все сериальчиками дешевыми промышляешь? — Обожаю вас, ребята! — вдруг засмеялся Зафар, откидываясь на подушки, которыми был щедроо усыпан его топчан. — Право, даже жаль будет убивать вас. Радует лишь то, что до этого момента вы мне подарите еще немало минут вашего радующего слух и глаз общества. Итак, вернемся к нашему кино. То, что оно произвело определенный эффект, я уже успел убедиться, ваши коллеги не стали дожидаться утра, всплеск активности со стороны ФСБ в попытках атаковать наши сайты просто зашкалил этой ночью. Поэтому, не будем упускать момент. Сейчас вы мне сообщите телефон, по которому я смогу позвонить и сделать вашему Президенту и руководству очень щедрое предложение. Я передам им тело погибшего сотрудника, — брошенный в сторону Пчёлкина взгляд им самим, казалось, остался незамеченным, он даже не дрогнул, — и выжившего второго, — Введенскому тоже удалось сохранить видимое спокойствие лишь целой сжатых до хруста кулаков, — при условии, что моему отряду дадут беспрепятственно покинуть деревню. — Так тебе и поверят, — Введенскому пока удавалось перехватывать у Пчёлкина словесную инициативу, но затянувшееся молчание последнего совсем не успокаивало полковника. — Это проблема вашего руководства — верить мне или нет. Думаю, когда они увидят вас, товарищ полковник, привязанным к заднему бамперу машины, то вряд ли сочтут это приглашением на экскурсию по пустыне. Что касается тела, то в таком случае они вообще не получат его, а я, — усмехнулся Зафар, переводя взгляд на Пчёлкина, который на этот раз повернул к нему голову, спокойно выдерживая его взгляд, — знаю, как у вас нежно и трепетно относятся к погибшим коллегам, вытаскивая их из заварушек так же, как и живых. Но если, как вы говорите, мне не поверят, то вместо тела, с которым смогут попрощаться они сами и, в первую очередь, семья, — Введенский даже с расстояния нескольких метров почувствовал участившееся дыхание Пчёлкина, — они получат то, что останется от тебя, — не сводимый Зафаром с Вити взгляд, — после того, как мои бешеные берберийцы разорвут тебя на части. Введенский неприкрыто вздрогнул, поняв, что Зафар сейчас говорит об одной из самых жестоких казней, когда пленника привязывали к хвостам лошадей, фактически распиная на земле, завязывали тем глаза, из-за чего было достаточно малейшего шума, чтобы напуганые лошади понесли, разрывая жертву на части. А в том, что ребята наделают немало шума, узнав, как курды собираются поглумиться над, как они считают, их погибшим товарищем, Введенский не сомневался. Но они-то не будут знать, что разорвут не мертвого Витю, а… — Я вижу, ты меня понял, — Зафар дотянулся до сочной ветки спелого винограда, откусив так, что сок потек по руке, — как и твой командир. Что предпочтешь? Все-таки настоящую пулю или второй вариант? Итак, я записываю, — он поднял глаза на Пчёлкина, чистой рукой поднимая со стола телефон. — 88462587912, — спокойно ответил Витя, но от услышанного номера Введенскому показалось, что его сейчас разорвет от предчувствия конкретного дерьма. И Марьям не поможет, ибо Пчёлкин только что назвал личный телефон министра обороны США, хорошо известный лишь трем находящимся в этой комнате людям. Зафар потянулся за второй виноградиной, но, поднеся ее ко рту, вдруг резко раздавил в руке, так что сок брызнул во все стороны. Одновременно с этим двое державших Пчёлкина боевиков ударом под колени швырнули его на пол, а попытавшегося вырваться Введенского прижали к стене, рукой зажав горло так, что при малейшем рывке тот рисковал задохнуться. — По вышеназванному телефону очень любят осаживать зарвавшихся шпионов. Зафар медленно выбрал новую виноградину и отправил ее в рот, смакуя вкус. — Посмотрим, кто из вас первым назовет правильный телефон. «Суки…» — едва не вырвалось у Введенского, когда он увидел, как подошедший к Вите со спины курд протянул за собой два провода, оголенные концы которых опустил, прислонив к его шее. Казалось, они с Витей вздрогнули одновременно, но ничего не произошло. — Ты уверен, что сердце твоего дружка выдержит? И сможешь ли ты спасти его на этот раз? — улыбнулся Зафар, подойдя вплотную. И в тот же миг Введенский почувствовал, как его ноги в лодыжках обвили теми же проводами, только уже подключенными к генератору. Понимая, что любое его движение будет вырабатывать более чем опасный сейчас для Вити ток, Введенский был готов выдержать любую пытку, лишь бы не допустить этого. Но что именно приготовил для него этот юный выродок даже не предполагал, пока не увидел, как один из его подельников вносит в комнату самую настоящую гремучую змею. «Главное, не шевелиться…» — подумал он, почувствовав, как пустынная гостья начала свой путь по его ноге вверх.Глава 12. Я за тобой, я за тебя...
2 июля 2018 г. в 17:06
— Я никогда раньше не думал, что секунды можно видеть, слышать и чувствовать. Я видел, как вспыхнуло вокруг вырывающихся из дул пуль, слышал, как они летели ко мне, почувствовал, как волна ударила в грудь так, что устоять на ногах было невозможно. Гул в ушах, словно я оказался в следе взлетающего самолета, вмиг накрывшая глаза темнота и несколько мгновений свободного падения. Я даже успел подумать, как странно выглядит смерть. Страх сменился некоторым облегчением — все наконец закончилось. И снова секунды… Две, три, десять… прежде чем меня подняли, и я увидел усмехающиеся глаза Зафара. Он ничего не сказал, лишь обернулся на стоявшего за спиной боевика, тот удовлетворенно кивнул головой. После чего меня притащили сюда, не проронив ни слова о сути произошедшего.
— Думаю, мы очень скоро все узнаем.
Сколько они уже так сидели? Решив, что сходит с ума, Введенский не сразу узнал в вышедшем к нему человеке того, кого уже успел мысленно похоронить. И лишь спустя несколько минут, когда привыкшие к темноте глаза разглядели знакомый наклон головы, разворот плеч и стать фигуры, он сделал несколько нерешительных шагов, замер напротив и вдруг, вцепившись в плечи, крепко обнял. И все то время, что тот рассказывал ему о пережитом кошмаре, сидел, сжав его руку и не отводя глаз.
— То, что этот спектакль был не только для меня, я не сомневаюсь, — коснувшись засохших на груди следов пейнтбольной краски, Витя повернул голову, было видно, что за проведенные здесь в одиночестве часы он перебрал в голове десятки, если не сотни, вариантов того, зачем Зафару понадобилось разыгрывать этот фарс. — Мне бы хотелось ошибиться, но боюсь, что вторая часть нашего марлезонского балета заставить нас еще не раз вспомнить ранее проведённые здесь дни с неприкрытой ностальгией.
Продолжая сжимать его руку — сейчас, наверное, и домкратом его не смогли бы оторвать от Вити — Введенский согласно кивнул. С высоты своего опыта он знал, что подобное всегда, в двухстах процентах случаев, предшествует событиям, когда смерть кажется высшей благодетелью, о которой молишься в короткие минуты просветления сознания.
— Я больше другого боюсь, — Витя запрокинул голову, прислонившись затылком к стене, — что Зафар захочет похвастаться своим кино перед всем миром и выложит его в сеть. И тогда…
— Вряд ли у него есть личная почта Президента, — согласно кивнул Введенский, мысленно завершив недосказанное Пчёлкиным, — а значит, зная, что все связанное с здешними событиями мониторится на высшем уровне, он именно так и реализует свое послание. И то, что это кино, кроме жюри, могут увидеть определённые зрители, его, я уверен, мало волнует. Он, как вампир, питаясь болью других людей, лишь обрадовался бы, узнав, что его пули, преодолев тысячи километров, все же достигли цели.
Рука Вити дрогнула. Закрыв глаза, он неимоверными усилиями сдерживался, чтобы не закричать от полной беспомощности. Понимая, что Ольга, Кир и друзья могли увидеть это кино и сделать сами собой напрашивающиеся выводы, зная, как убийственно это подействует на них, он, тем не менее, ничего не мог сделать. Только сидеть в этом непонятном подвале в ожидании участия в следующих написанных для них Зафаром сценах.
— Каким бы нереальным это не казалось сейчас, но тебе надо поспать, — повернув к Вите голову, Введенский второй свободной рукой сжал его плечо. — Вряд ли Зафар оставил тебе жизнь, чтобы отойти от традиционного приглашения на завтрак. Он что-то задумал и не для того, исходя из твоего рассказа, изменил ранее прописанный сценарий, чтобы теперь залечь на дно. Он обязательно воспользуется произведенным кино эффектом, причем в самом ближайшем будущем. Проще говоря, будет ковать железо, пока горячо.
— Вряд ли я смогу уснуть, — как бы Пчёлкин не понимал правоту командира, а спать, когда голова пухнет от мыслей и предположений, ему казалось нереальным.
— Я могу расслабить тебя, — уже привыкшие не вздрагивать на появление Марьям, сейчас они оба не смогли сдержаться. Вышедшая из мрака их новой темницы фигура неслышно, словно не касаясь земли, подошла к ним, замерев напротив Вити. — Я все видела.
— Послушай… — Пчёлкин так стремительно поднялся навстречу ей, что, казалось бы, сжатые мертвой хваткой пальцы Введенского и те разомкнулись, отпуская Витину руку. — Раньше было опасно, а теперь ты просто рискуешь сыграть в точно таком же кино, только реальном! Твой брат — мечта всех психиатров мира! Кладезь садистских идей и фантазий! И вряд ли кровные узы помешают ему сделать с тобой то же самое, что и…
Мягко накрывшая губы Пчёлкина рука Марьям заставила того замолчать, а все происходящее следом побудило уже Введенского как можно тише отодвинуться в сторону и, прислонившись к подобию земляного утеса, молча за всем наблюдать.
Словно зацепив взгляд Вити так, что тот не мог отвести глаз, девушка мягко провела руками по его лицу, замерев на висках, подошла так близко, что ее губы почти касались его губ. Словно парализованный, Пчёлкин не двигался, глаза его были открыты, но у Введенского складывалось полное ощущение, что тот, все понимая и осознавая, тем не менее был лишен полной способности к сопротивлению. Хорошо знакомый с гипнозом, полковник был вынужден признать, что в данный момент наблюдает что-то совершенно иное, гораздо более сильное и мощное по степени воздействия. Но зная, что Марьям не причинит Вите вреда, не мешал.
Обойдя Пчёлкина и замерев за его спиной, девушка положила руки на его плечи, губами коснувшись волос, закрыв глаза, медленно провела по рукам вниз, прижавшись своими ладонями к его, несколько секунд просто стояла так, пока — Введенский это четко увидел — Витя не обмяк в ее руках. Не разжимая ладоней она мягко, но уверенно, побудила его сесть, сама опускаясь рядом с ним. Ни одного резкого движения, все плавно, без видимого принуждения, она слово подталкивала Витю в нужном направлении, и тот послушно следовал ему.
Когда его голова легла на колени девушки, она все так же медленно провела ладонями по его рукам теперь уже вверх, замерев большими пальцами на его висках, наклонилась к его лицу. Затаив дыхание, Введенский наблюдал, как она еле-еле коснулась губами его губ, словно что-то вдохнула в едва приоткрытый рот. Чуть отстранившись, накрыла его лоб ладонями, подушечками мизинцев коснувшись уголков Витиных глаз. И в ту же секунду те послушно закрылись. Что-то беззвучно прошептав, Марьям стала медленно опускать руки вниз сначала по его лицу, не спеша, словно прощупывая, осязая каждую клеточку, замерев на плечах, продолжала свой магический ритуал, пока ладонь ее не замерла на Витиной груди. В царящей тишине было отчетливо слышно, как его до сих пор взволнованное нервное от пережитых эмоций дыхание постепенно выравнивалось.
— Он проспит до утра. Необходимые для сопротивления силы вернутся к нему, — продолжая держать Витину голову на своих коленях, Марьям пальцами перебирала его волосы на висках, не отводя взгляда.
— Это стоит того? — тихо спросил Введенский. Дождавшись, пока девушка повернет к нему голову, он вышел из укрытия, пересаживаясь ближе.
— У каждого, — вернувшись обратно к Пчёлкину, Марьям коснулась пальцем его губ, — своя судьба.
— И твоя судьба рядом с ним?
— У каждого человека свои начало, путь и конец. И не всегда рождение — это начало, жизнь — это путь, а смерть — это конец. Демоны испытывают нас, посылая соблазны и испытания, но Аллах милостив, он дает каждому шанс. Главное, среди тысячи глаз и лиц разглядеть свое предназначение. Все зеркально, каждый из нас — чья-то судьба и чье-то спасение.
— Он — твоя судьба, ты — его спасение.
Почему-то Введенскому вдруг стало даже жаль эту еще девочку, годящуюся Пчёлкину в дочери, но принявшую его как свой крест, посланный свыше, как испытание ее силы, как путь, что нужно пройти. И почему-то ему сейчас казалось, что она сама прекрасно отдает себе отчет в том, каким будет для нее конец этого пути.
— У каждого человека, — Марьям, не убирая руки с груди Пчелкина, словно прислушивалась к ритму его сердца, — есть его физическая половинка, а есть отражение души, живущее в другом теле. И встреча половинок души посылается только тем, кто готов принять и заплатить за это определенную Аллахом цену.
— Любовь — это цена?
— Цена — это быть рядом, принимать, чувствовать и идти до конца, даже понимая, что все это, как вы ему сказали, «ничем хорошим не закончится».
— Ты — ведьма? — на полном серьезе спросил Введенский, следя за реакцией девушки. Как она узнала об этих сказанных словах?
— Я — его половинка, — коснувшись свободной рукой волос Пчёлкина, Марьям еле заметно улыбнулась уголками губ, после чего осторожно положила голову Вити на сложенную свою же шаль и легла рядом.
— Ты же знаешь, что его сердце принадлежит другой.
— Сердце — да, но душа…
— Ты могла бы сейчас сделать с ним и со мной все, что захочешь, мы бы потом даже не вспомнили, что что-то здесь было. Ты могла бы получить то, о чем мечтаешь все последние дни, — казалось, Марьям совершенно невозмутимо слушала его, но Введенский, несмотря на темноту, ясно видел ее вздрагивающие при определенных словах ресницы и замирающие то и дело пальцы, что подтверждало верное русло его рассуждений. — Но ты никогда этого не сделаешь, потому что…
— Душу нельзя обижать, иначе Аллах накажет вечными странствиями, что не дают обрести покой, заставляя гореть в огне предательства самого себя. Если ты поддаешься земным соблазнам, ты перестаешь быть избранным, и Аллах отворачивается от тебя. Это страшнее смерти, — положив голову на грудь Пчёлкина, девушка закрыла глаза, и только вздрагивающие веки выдавали ее бодрствование. Она не спала, она берегла сон того, кто был послан ей как испытание. — Вы бы тоже поспали. Вам совсем скоро его сердце спасать.
Введенский даже не стал спрашивать, что она имеет в виду. Поверив ей, каким-то чутьем поняв, что ее действия, пусть и не поддающиеся логическому объяснению, уже столько раз спасали Пчёлкина, он просто лег в некотором отдалении и закрыл глаза. И совершенно точно знал, что, когда он их откроет, ее с ними уже не будет. Она оставит им и, в первую очередь Вите, ту частичку себя, что будет давать им силы снова и снова противостоять ее брату.
+++
Поднимаемая заведенными двигателями самолёта снежная буря вынудила Филатова оставить машину у ангара и идти дальше, преодолевая сопротивление искусственной стихии.
— Хоть часы сверяй, — встретил его высунувшийся из салона Белов, обернувшись, крикнул в темноту позади себя. — Почти в сборе, даже с запасом. Ждем документы и вылетаем. Как там? — снова повернувшись к Филу, спросил, не называя имен, но зная, что его поймут.
— Лиза с Ольгой, — о таблетках Фил разумно рассказывать не стал, как и о странном утреннем поведении Ольги. — Кир ночевал у нас, — о накрывшем парня ступоре, впрочем, тоже, как и о ночевавшей вместе с ним в одной комнате Насте. Оставлять его одного, после того, как он, не проронив ни слезинки, просто ушел в себя, побоялись. — Остался пока с Настей у нас, из школы мы их на пару дней отпросили, а Тома с утра пошла к девочкам.
— Они справятся. Лучше них Ольге и Киру сейчас никто не поможет, а мы должны сделать то, что никто не сделает за нас.
Гул двигателей затих, снежная дымка, опускаясь на землю легким облаком, представляла их взорам деревья, домики и мчащуюся к ним машину.
— Может, и сделали бы, — выходя к ним из салона, мрачно пробасил Кос, опираясь о стенки двери и всматриваясь в то и дело закрывающие солнце облака, словно боясь, что они помешают ему полететь за тем, что с недавних пор стало смыслом каждой секунды его существования. — Но никто лучше нас не придушит этих гнид, когда мы найдем их. За то, что они сделали с Пчёлой.
— За то, что они сделали с Олей, — вздохнул Белов.
— За то, что, убив Витю, убили и нас, — закончил Филатов, когда ещё одна машина затормозила у самого трапа.
— У вас, ребят, полная свобода действий, — раздался из не до конца открывшейся двери голос, который, судя по выражению лица Белова, стал неожиданным даже для него, хотя именно эту машину ждали. — Приветствую, — Влад, помощник Введенского, подошел к ним, на ходу вытаскивая из внутреннего кармана документы.
— Меня, конечно, уверили, что разрешение будет у нас с вероятностью большей, чем весна в Москве, но я и предположить не мог, что… — однако, дар речи Белов обрел быстрее, чем документы увидели свет.
— Я рад, что на этот раз вы, Александр Николаевич, отреагировали более толерантно. Тем более учитывая тот факт, что я и не только я, а добрая четверть нашей группы не спала ночь, чтобы вы могли сейчас здесь стоять.
— Я так понимаю, вы тоже оценили кино, — исподлобья взглянув на помощника Введенского, вздохнул Белов.
— Ребята несколько часов его посекундно разбирали, — уже готовый передать документы Белову в руки, Влад замер, обреченно облокотившись о трап. — Все указывает на подлинность съемки. И отсюда, — разумеется, заметив реакцию вздрогнувших друзей, тем не менее продолжал, — лично я делаю вывод, что Игорь Леонидович попал в переделку вместе с Витей. Он бы не бросил его. Но что с ними там произошло… По съемке этого не понять. Кстати, — встрепенувшись, Влад протянул Белову документы, — здесь все, что ребята смогли вытянуть из этого кино. Кое-что интересное есть. Ну, и сразу скажу, чтиво не для слабонервных.
— Да мы и не тургеневские барышни, — перехватив папку, Кос, не тратя времени, открыл ее и тут же снова вздрогнул. На самом верху лежало увеличенное фото раны на ноге Пчёлкина.
— Это, — заметив реакцию Космоса, Влад всем своим видом показал, что переходит к главному, — сыграло не последнюю роль, когда там, — кивок вверх в сторону просветляющегося неба, — решали вашу судьбу. Короче, официального разрешения на пребывание в зоне военных действий вам не дали, но, — предупреждая ожидаемую реакцию друзей Пчёлкина, поспешил продолжить Влад, — дано негласное распоряжение не мешать и более того всячески содействовать. Потому все в ваших руках, мальчики, — оглядев с ног до головы считай почти уже пятидесятилетних мальчиков, Влад протянул каждому по очереди руку. — Если что, звоните в любое время, я на связи. Если что-то выясним мы, само собой, я сообщу в расположение наших «аллигаторов», куда вас, собственно, и доставят. Дальше вы действуете сами по себе.
— Что, в общем, не так уж и плохо, — отойдя от первой реакции высказать все о Богах наших земных, Кос захлопнул папку и пожал протянутую Владом руку. — По крайней мере, я смогу спокойно придушить эту гниду, сотворившую такое с Пчёлой.
— В последнее время у меня что-то проблемы со слухом… — не сдержавшись, усмехнулся Влад, пожав две протянутые руки, вернулся к машине, но прежде чем сесть, повернулся к стоящим у трапа друзьям. — Да, и я тут перекинулся парой слов со старыми друзьями из СВР. Такой почерк у двоих хорошо им известных персон — Ашвар Бадоян, один из командиров промышлявшей еще в Чечне группировки, и Зафар Хатини, прозванный самими сирийскими боевиками «Дьяволом» за жестокость и полнейший беспредел. Там, — кивок в сторону папки, — все, что у нас есть на них. Проблема в том, что промышляют они, считай, на противоположных друг другу территориях.
— Разберемся, — уверенно поднимаясь по трапу и проходя мимо Космоса, Филатов выхватил из его рук папку, оглянувшись на него и Белова, бросил через плечо, без тени сомнений продолжив свой путь. — Все, пошли читать сказочку про трех богатырей и злого хана.
Отъехав на некоторое расстояние, Влад остановил машину и, выйдя, смотрел вслед растворяющемуся в небе самолету, пока тот не скрылся из вида. Едва сизая дымка растаяла в воздух, Влад достал из кармана телефон.
— Да. Все передал. Эти-то? Можете считать, кем бы из этих двоих не оказался их теперь уже личный враг, они обоих зароют. Так, на всякий случай.