Калитка, как всегда, была приоткрыта, и, войдя во дворик, Дукат с облегчением нырнул в тень раскидистой веклавы. Уже давно следовало бы привыкнуть к перекроенному телу и его потребностям, но, увы, он вспоминал, что лицо и шею не покрывает надёжная чешуя, лишь тогда, когда обгоревшая кожа начинала мучительно зудеть.
А ведь сегодня ему солнечные ожоги совершенно ни к чему.
Проходя мимо широкого окна, Дукат разглядел за кружевом занавески черноволосую головку, склонившуюся над столом. Зиял. Хорошо, что она уже дома.
Легко взбежав по расшатанным ступенькам, он постучал в дверь и невольно улыбнулся, прислушиваясь к детским шажкам на веранде.
— Это ты, Теннан?
— Я.
Щёлкнула задвижка, Зиял привычно потянулась ему навстречу, и он легонько стиснул её плечо, потрепал по макушке. Хотелось здороваться не так, хотелось крепко обнять, поцеловать эти невозможно смешные гребешки у неё на лбу. Но соседу и другу семьи должно быть вполне достаточно мимолётного прикосновения.
— Мама не пришла ещё, её на работе задерживают, — Зиял отступила, пропуская его. — Она просила меня посидеть с тобой, чтобы ты не скучал, и напоить тебя чаем. Будешь?
— Конечно, буду, хозяюшка, — засмеялся он — и недоуменно свёл брови, разглядывая синеватую полоску у неё на щеке. — Это что у тебя? — его пальцы осторожно поддели её подбородок.
Зиял тряхнула головой:
— Я как раз залечивала её регенератором. Немножко не успела.
— Откуда у тебя синяк?
— Упала. Пойду принесу бутерброды.
Она шагнула к двери, но рука Дуката твёрдо придержала её за локоть. Опустившись на корточки рядом с ней, он взглянул в светло-карие глаза:
— Никогда не говори мне неправду, Зиял. Я хочу знать, что с тобой случилось.
Смущённо переступив с ноги на ногу, она приложила ладошку к щеке.
— Крей бросил в меня булыжником. Он вечно дразнится и задирается, потому что я лучше него задачи решаю.
Волна гнева обожгла Дукату горло. Он стиснул пальцы, не отводя взгляда от её лица:
— Крей — это твой одноклассник?
— Да, он живёт через улицу.
— Я схожу к вам в школу, — пообещал Дукат. — Потолкую с этим Креем — а заодно и с его родителями.
— Зачем? — Зиял приподняла надбровные гребни. — Я сама могу с ним справиться. Драться я не умею, зато всегда убегаю от него в подвал. Я очень хорошо вижу в темноте, а вот он вечно спотыкается о разные железяки. Так что синяков у него побольше моего.
Притянув девочку к себе, Дукат провёл ладонью по её затылку.
— Ты не должна это терпеть. Я заставлю их всех относиться к тебе как подобает.
Зиял тихонько вздохнула, прижимаясь щекой к его плечу.
— Ты же не изменишь то, что мой отец — кардассианец. Мама говорит, на меня всегда будут обращать внимание и многие попытаются задеть меня. Надо просто держаться и не думать о них.
— Твой отец-кардассианец не стал бы смотреть, как тебя обижают, и не вмешиваться, — хмуро ответил Дукат. — Я друг твоей мамы. И твой друг. Я должен тебя защищать.
В глазёнках Зиял блеснуло любопытство:
— Ты хочешь стать мне вместо отца? Тогда, наверное, тебе надо на маме жениться. Так обычно делают.
Дукат почувствовал, что краснеет — ох уж эта баджорская физиология, никакого сладу с собственным кровообращением. От необходимости сочинять достойный ответ его спасли лёгкие шаги на веранде.
— Зиял уже хочет нас сосватать? Не беспокойтесь, Теннан, я не строю планы, как бы надеть вам на руку связующий браслет.
Поднявшись, он взял тонкую руку Напрем в свою, поцеловал костяшки пальцев.
— Я рад, что мы наконец встретились, Напрем. Кажется, в последний раз мы выбирались на прогулку полторы недели назад.
— И попали под ливень, — рассмеялась Напрем, скидывая пелерину. — Зиял, признавайся, брала у меня из шкафа регенератор?
— Но я же знаю, как им пользоваться!
— Пошли, долечим твой синяк. Теннан, располагайтесь, мы сейчас вернёмся с бутербродами.
Он опустился на продавленную софу, забросил ногу на ногу. На веранде привычно пахло травой и нестругаными досками, из-за неплотно прикрытой двери доносился запах хаспарата, дразня аппетит. Напрем всегда готовила хаспарат терпким, не слишком острым, и Зиял обожала мазать его на бутерброды.
А вот и они.
Напрем торжественно опустила поднос на стол, покрытый полосатой клеёнкой, расставила чашки.
— Проголодалась на работе, как клингонский тарг. Представляете, нам сегодня поставили репликатор — так он вместо рыбного супа чай из красных листьев выдаёт. Фала связывался с ференги из службы доставки, они руками разводят. Не знаем, мол, как к вам попал кардассианский образец.
Откинув голову, Дукат рассмеялся:
— Да уж, не могу представить, кому могло прийти в голову кардассианский репликатор заказывать. И как вам чай из красных листьев?
Напрем тряхнула головой:
— Кошмар. Знаете, во время Оккупации моя приятельница дружила с начальником районного гарнизона и как-то вздумала угостить меня канаром. Так вот, даже он на вкус приятнее.
— Меня тоже пару раз угощали. По мне, недурно.
— Я так и думала, что вы любите крепкий алкоголь, — заметила Напрем.
— Но и от весеннего вина не откажусь. Кстати говоря… — потянувшись к своей походной сумке, Дукат жестом фокусника извлёк длинную узкую бутыль. — Для сегодняшнего вечера.
— Вот это да, — Напрем покачала головой. — Смотрю, вы серьёзно готовились.
Зиял подперла подбородок ладошкой.
— Он за тобой ухаживает, мам.
— Да ну? — в глазах Напрем вспыхнули смешинки.
— А ещё он обещал Крея проучить.
Светлые брови взлетели:
— Теннан, вы полагаете, мы с Зиял не справимся с наглым мальчишкой?
— Мне небезразличны школьные дела Зиял, — отозвался он. — И я хочу, чтобы этот Крей и ему подобные видели, что за неё есть кому постоять — в том числе и повесить за шкирку на ближайший сук.
— Впечатляет, — уголки губ Напрем приподнялись. — Я не предполагала, что вам это так важно.
— Вы же мой друг, Напрем, — Дукат улыбнулся. — У меня не так много друзей — тем более, сейчас, когда я в политику подался.
— И как подготовка к выборам?
— Движется потихоньку. Ведек Фала считает, что шансы у меня есть — и я с ним согласен.
— Ох, Фала, — Напрем провела ладонью по лбу. — Что-то с ним неладное творится. Ездил к Огненным Пещерам, старые свитки день и ночь разбирает…
— Да, я слышал, он увлёкся неортодоксальным религиозным течением. Кое-что он мне рассказывал — довольно любопытные вещи. В сущности, когда мы сравниваем культ Пророков и Призраков Па…
Быстрым движением Напрем подалась ближе к нему, загорелые пальцы ухватили его запястье.
— Культ Призраков Па — культ боли и разрушения. Я видела тех, кто увлекался им — из любопытства, понарошку. Кончалось страшно.
— Но если рассмотреть путь проповедников этой религии как путь к власти…
Пальцы сжались крепче на его руке, взгляд карих глаз впился ему в лицо.
— Теннан, если вы и впрямь считаете меня своим другом, если я вам хоть немножко дорога, бросьте эти свитки, не увлекайтесь Призраками Па. Вы не приобретёте никакой власти, если потеряете собственную волю.
Дукат с удивлением оглядел её порозовевшее, взволнованное лицо.
— Вы действительно полагаете, что разговоры и чтение древних текстов так опасны?
— Пожалуйста, Теннан, — тихо сказала она.
Помедлив, Дукат кивнул.
— Пожалуй, мне и впрямь ни к чему сближаться с сектантами. Большинство населения верит в Пророков, и сплетни о сомнительных увлечениях не прибавят мне популярности.
— Бутербродам конец, — Зиял отправила в рот последний кусочек. — Намазать ещё?
— Пока хватит, — рассмеялась Напрем, — а то объедимся. Кое-кто хотел прогуляться к реке — планы ещё в силе?
***
— Зиял так и бегает в ожерелье из кувшинок, — улыбнулась Напрем, отпивая из своего бокала. — Как вы в воду не свалились, пока рвали?
— Привычка, — он пожал плечами. — Будешь ловким — дольше проживёшь.
— Я ахнула, когда ящерка выскочила прямо у вас из-под ног — а вы даже не шелохнулись.
Она откинулась на мягкую спинку стула, скосила взгляд на подоконник, под которым сушилась пара туфелек.
— Эх, говорила я Зиял не надевать их — нет, мы ж упрямые, мы сами знаем, как лучше.
— Размокли?
— Может, ещё высохнут.
— У неё ещё жёлтые остались, — заметил Дукат. — А новые я ей подарю обязательно.
Губы Напрем тронула задумчивая улыбка.
— Поражаюсь я вашей памяти, Теннан. Такое ощущение, что у вас всё всегда перед глазами. Как вам это удаётся, не поделитесь секретом?
— Не знаю даже, — он расслабленно повёл плечами. — Наверное, дело в тренировках.
— Зиял такая же, — мягко сказала она. — Я её спрашиваю перед школой: стих выучила? Выучила. Когда успела? А она один раз прочла — и запомнила.
— У вас замечательная дочка, — Дукат потянулся к бутылке, плеснул рубиново-красной жидкости ей в бокал.
— Я не надеялась, что вы так быстро найдёте с Зиял общий язык. Она вас даже рисовала несколько раз.
— Правда? А можно посмотреть?
— Стесняется, — Напрем тихонько засмеялась, сделала глоток из бокала. — Вы хотите напоить меня до бесчувствия, Теннан? Я редко пью.
Он серьёзно покачал головой.
— Нет, я хочу, чтобы вы чувствовали всё.
Его пальцы мягко коснулись впадинки у неё запястья, скользнули к центру ладони, поглаживая. Напрем тихонько выдохнула, накрывая их свободной рукой.
— Теннан…
По коридору зашлёпали босоногие шаги. Напрем вздрогнула, оглянулась, Дукат повернул голову, не выпуская её руки.
— Я иду ложиться, — бодро заявила Зиял, замерев на пороге. — Возьму с собой мобу, вдруг захочется поесть, — она решительно сгребла со стола пару спелых плодов. — Если что, мам, я наверху.
Махнув рукой, она зашагала к лесенке. Дукат тихонько рассмеялся, обняв узкую талию, притягивая Напрем к себе:
— Я уже говорил, что твоя дочь — замечательная?
— Есть в кого, — забросив руки ему на плечи, Напрем потянулась к его губам.
Пуговички на её блузе, липучки на его рубахе не доставили хлопот. Дукат не сдержал жадного вздоха, накрывая ладонью нежно-округлую грудь Напрем, легонько сжимая, поглаживая, но когда её руки легли ему на плечи, стягивая плотную ткань, он привстал, потянулся к лампе — погасить свет.
— Что-то не так? — шепнула Напрем. Его щека прижалась к её подбородку, пальцы нырнули под резинку шорт.
— Всё хорошо, — Дукат приник к её гладкой, невозможно притягательно пахнущей шее — властно прихватывая кожу зубами, ласково обводя языком. Она вздрагивала, тихонько всхлипывая, ёрзая у него на коленках. — Всё хорошо, — ладонь прошлась меж её бёдер, отводя последний лоскут ткани, — как же я ждал этого, как давно… Я знал, что отыщу тебя — и возьму тебя — и ты будешь хвататься за мои плечи, и царапать их, и кричать… Темно — а я тебя вижу. И ты видишь меня, я знаю, ты видишь именно так, как всегда хотела увидеть… Напрем… Моя…
Она глухо застонала, стиснув зубы, вжимаясь в него, сцепляя ладони у него на спине. Что-то хрустнуло — может, ножка хлипкого дивана, и тому краешку сознания Дуката, что ещё мог мыслить, осталось понадеяться, что диван не развалится в ближайшие десять — двадцать — тридцать минут.
***
Она перебирала его волосы тихонько, ласково, и Дукат блаженно улыбался в темноте. Наверху что-то шуршало, и ветка постукивала по стеклу. Грохот пульса в ушах унимался, воздух уже не приходилось пить жадными глотками.
— Под нами покрывало, — сипловато сказала Напрем, — было бы неплохо его вытянуть.
— Было бы ещё лучше отсюда слезть и перебраться на что-нибудь более устойчивое, — засмеялся Дукат. — Но неохота.
— И мне неохота, — она потянулась, закидывая руку ему на грудь. — Знаешь, я так и думала, что нам будет хорошо вместе.
— Я в этом не сомневался.
Он приподнялся на локте, нашёл губами её губы — и ощутил кончиком языка что-то влажное, солоноватое.
— Напрем?..
— Царапинка была, — она вздохнула. — А я губу закусила…
— Боялась разбудить Зиял?
— Угу, — она уткнулась щекой ему в грудь.
— В следующий раз убежим куда-нибудь далеко-далеко, — сонно выдохнул Дукат. — Где нас никто не услышит.
…Напрем прикрыла глаза, вслушиваясь в ровное дыхание Теннана. Её любовника. Мужчины, который целовал её так, как годы назад целовал нахальный кардассианский глинн — той единственной ночью.
Может ли быть?.. Или она ищет совпадения там, где их не бывало и в помине? Всякий раз, встречаясь с серыми глазами Теннана, она вновь видела в них того, прежнего.
Как Теннан обнимал Зиял, как вспыхивали злостью его зрачки, стоило ему услышать, что с ней дурно обошлись!
Выдумки. Бессовестная, бесстыдная фантазия — ей мало настоящего, она норовит ухватиться за ушедшее прошлое. Почему нельзя полюбить Теннана ради самого Теннана, почему в темноте на широких плечах чудятся кардассианские гребни?
Остаётся только сжимать губы, чтобы не забыться до конца — и не позвать по имени… не Теннана, конечно. Дуката.
