Мир, который мне снится

Время движется вперед, бесконечно и неумолимо. Самое идиотское изобретение человечества: когда ты никуда не спешишь, оно тянется долго и нудно, делает ожидание невыносисмым. Но стоит только появиться какой-нибудь проблеме, как оно резко срывается с места, уносясь с такой скоростью, что догнать его кажется невозможным и жизнь превращается в бесконечную череду опозданий. Иногда Гокудере очень хотелось его остановить. Чтобы весь мир вокруг замер, смолкло бесконечное тикание часов и стрелки остановились, пока он спокойно пойдет и сделает все, что нужно. Чтобы никто не мешал, никто никуда не подгонял, а потом еще осталась бы возможность отдохнуть немного, перед тем, как стрелки снова завертятся. Но время определено и едино – в сутках двадцать четыре часа, в часе шесдесят минут, а в квартире кошмарная помойка, разбирать которую у Гокудеры нет ни малейшего желания. Он перерыл все вещи несколько раз, но кольца так и не нашел. В итоге все оказалось сваленным как попало, и, стоило только подумать, что это надо убрать, как Гокудерой овладевала жуткая тоска. Еще можно жить, постоянно поддерживая вокруг относительный порядок, в котором тебе самому комфортно, но для какой-то глобальной уборки настроение было явно неподходящее. И Гокудера бесцельно бродит по квартире, время от времени спотыкаясь об раскиданные вокруг одежду, динамит, книги... Кроме того, Гокудеру весьма напрягает, что после нападения Реборн так и не появился. Случиться с ним точно ничего не могло, это же сильнейший убийца. А вот с ними – вполне. Дни проходили так, как будто ничего не происходило, но между хранителями повисло гнетущее молчание, и даже Ямамото сидел на уроках и переменах тихо, задумчиво глядя в окно и даже не пытаясь разрядить атмосферу. Десятый откровенно паниковал, а Гокудера, в принципе, не был в состоянии говорить что-либо воодушевляющее. После занятий они так же тихо сидели вместе где-нибудь, но, в конце концов, приходило время расходиться по домам. Гокудера ни капли не сомневается, что Десятый сам в стоянии себя защитить, но все равно, пока там был Реборн – было как-то спокойнее. А, может быть, его напрягает больше собственная бесполезность. Реборн появляется через неделю, когда они втроем – Тсуна, Гокудера и Ямамото – сидят у Савады дома. И не один. — Ну подумаешь, продал я этим идиотам информацию, — Маммон говорит недовольно и торопливо. – Ничего я не нарушал, а они очень хорошо заплатили. — Кто? — Да какая-то мелкая семейка, сказали: «Хотим убить Саваду Тсунаеши и захватить Вонголу». А мне-то что? — Ну почему меня опять хотят убить?! – Тсуна, чуть не плача, закрывает лицо руками. От этого внутри у Гокудеры колет неприятно, но еще недостаточно. — Вот-вот, — кивает Маммон. – Его и так все хотят убить. Подумаешь, одним меньше, одним больше. За эти слова он получает полный ненависти взгляд Тсуны. — Не это важно, — перебил его Реборн. – А то ты сам не знаешь, почему этого нельзя было делать. Плевать, что случится с никчемным Тсуной, но ты не мог просто так взять и дать кому-то кольца. — Что? Ничего я им не давал! — Тогда откуда у них было пламя посмертной воли? — Не знаю! Я просто сказал, что такое есть, ничего я им не давал, у них бы денег на это не хватило. И вообще, мне пора. — Погоди-ка. – Реборн хмурится. – У них кольца свои были? — Без понятия. — Тогда что они спрашивали? Маммон вздыхает: — Спрашивали, есть ли какое-нибудь новое оружие, которым был бы шанс уничтожить Десятого и его хранителей. Я рассказал про коробочки, все, больше они заплатить не смогли. — Сказал, как их сделать? — Рассказал, кто занимался их созданием и что существуют чертежи. Пусть сами ищут. Все, я могу уже идти? Вы у меня отнимаете слишком много времени. Маммон обводит взглядом всех присутвующих. Все молчат, и, расценив это как согласие, аркобалено растворяется в воздухе. — Реборн? – Тсуна растеряно смотрит на репетитора. – Они, правда, могли так быстро создать коробочки в нашем времени? — Коробочки может и могли, если действительно нашли чертежи. А вот использовать их... Я так понял, про пламя им Вайпер не обьяснял ничего. Реборн замолкает и в комнате снова повисает тишина. Гокудера смотрит на Десятого, а тот смотрит куда-то в пол. — Они про него знали. — Гокудера? Гокудера произносит первую фразу, а дальше ничего сказать не может, жалеет, что начал, страшно даже, что будет. Реборн скажет, что он их подвел и отправит обратно в Италию, Десятый будет разочарован, ничего ему не скажет, но и возражать не станет. Возможно, даже обрадуется, что Гокудера исчезнет из его жизни, не будет больше навязываться, раздражать, кидаться на всех, заставляя за себя переживать. Найдут кого-нибудь получше, почему бы и нет? Он же проиграл тогда Бельфегору, он до сих пор сомневается, где-то там глубоко в душе, а правильно ли он здесь? А достоин ли? Он хранитель только ради Десятого, из-за Десятого и благодаря Десятому. И жив только из-за него. А стоит ли? Но он хочет. Очень сильно хочет остаться. Хочет пытаться дальше, хочет наконец прекратить сомневаться и идти вперед. И хочет когда-нибудь победить, доказать всем и самому себе, что все не напрасно. Но, видимо, одного желания недостаточно. Гокудера опускается на колени, медленно наклоняет голову, так что светлые пряди почти касаются пола. И говорит, тихо и сбивчиво: — Десятый, простите. Это все из-за меня. Если захотите меня выгнать – я не буду возражать, я действительно виноват, можете меня убить, я... Я потерял кольцо. Тишина почти звенящая, Гокудера зажмуривается, слышит только бешеный стук собственного сердца. Сейчас. Вот сейчас... — Эээ, да не переживай ты так, Гокудера-кун, — Тсуна нервно смеется. – Я вот кольцо теряю каждое утро, и если бы не Реборн, я бы вообще его не нашел. — Нашел чем хвалиться, никчемный Тсуна, — ворчит Реборн, но совсем не зло и не расержено. Они правда не злятся? — Действительно, — у Ямамото снова такой же глупый веселый голос, как до того, как все это началось. – Я вот однажды вообще кольцо в унитаз уронил. — Это не смешно! – Гокудера ругается, но поднять голову все еще боится. — Да ладно тебе, — Ямамото смеется уже в голос. – Со всеми бывает. — Ну, теперь все встало на свои места, — как-то даже слишком довольно произносит Реборн. Гокудера поднимает голову, смотрит на Десятого. Тсуна растерян, но тоже улыбается. Словно не только у Гокудеры как камень с души свалился, но и царившее до этого напряжение куда-то исчезло. И больше не страшно, потому что Гокудера им верит, а они верят ему. — Почему ты сразу не сказал? – спрашивает Ямамото. — И правда. Ты из-за этого так переживал? — Но ведь... – Гокудера снова опускает голову, но Десятый садится рядом: — Нет-нет, правда, ничего страшного! Надо было просто сказать, мы бы помогли найти. Мы же твои друзья. — Конечно! Не стоило так себя выматывать, на тебя страшно смотреть было. Никто не говорит, что если бы не Гокудера – никаких проблем бы не было. Никто его ни в чем не обвиняет. И от этого и легко и очень стыдно одновременно. Гокудера просит прощения, уже за все, за вранье, за молчание, да вообще за все, что приходит ему в голову, и никак не может остановиться. — Все, хватит. Гокудера поднимает голову и смотрит на Реборна, который стоит на столе, и вид у него решительный. — Теперь план действий очевиден. Если кольцо у нападавших – его не составит труда обнаружить. Наверняка, их убежище где-то рядом. Как только будет ясно их точное местонахождение – я вам его сообщу. Но разбираться с ними вы будете без меня. Тсуна кивает. — Отлично! – Ямамото поднимается, закидывая на плечо Шигуре Кинтоки. – Тогда я пойду готовиться! Реборн смотрит на Гокудеру, который тоже вскакивает. — Я тоже пойду! — Без кольца? — Плевать! — Но если с тобой что-нибудь случится? – Десятый беспокоится, но Гокудера отступать не собирается. — Я его потерял и буду его искать. Это итак... Короче, я просто пойду, я не буду никуда влезать, а когда мы найдем кольцо, то я смогу вам помочь, хорошо? Тсуна смотрит скептически, но Реборн соглашается: — Тогда все. Поставьте в известность остальных хранителей – пусть будут готовы.