Мир, который мне снится

В принципе, все не так уж плохо. Основная задача состоит в том, что бы как можно дальше оттягивать наступление ночи и как можно быстрее приближать утро. С этим Гокудера вполне справляется. Он привык думать, что только в сказках и в тупых фильмах монстры являются по ночам и начинают чинить беспорядки и сеять хаос. Оказалось, что монстры, все это время живущие внутри него самого, действительно появляются по ночам. Днем можно отвлечься. Днем, в конце концов, ему есть о ком беспокоиться кроме самого себя. Ночью бежать от самого себя было некуда. Но если Гокудера еще может отмахнуться, сказать себе «ну приснилось, ну и ладно» и найти себе более интересное занятие, то новая проблема заставляла о себе вспоминать именно днем и в самые неподходящие моменты. Отвлекала от занятий, тренировок, даже от разговоров с Десятым. И не желала отпускать, заставляя мысли в сотый раз двигаться по одному и тому же кругу, где не было ни ответов, ни выходов. Почему ему снится именно Ямамото? Там, во сне, Гокудера принадлежит ему полностью, не в состоянии скрыть даже мысли и переживания – тот Ямамото читает его с удивительной легкостью, чего и стоило ожидать — он же там психиатр. Но, что еще хуже, там он видит его, видит насквозь и всего сразу. Гокудере кажется, что на его теле не осталось ни одного места, до которого не дотронулся бы тот Ямамото. Нет ни одного милиметра кожи, по которому он не прошелся бы взглядом, не коснулся которого пальцами. Там Гокудера полностью обнажен перед ним, и именно перед ним – куда больше, чем перед всеми другими, кто когда-либо снился Хаято, хотя тот Такеши ни разу не пытался сократить расстояние между ними больше обычного. Гокудера хотел бы что-то с этим сделать. Наорать, кинуть в Ямамото чем-нибудь, что этот придурок во сне пытается ему всучить. Просто убежать. Собственная беззащитность и открытость пробирают до костей, куда хуже, чем боль или холод. Это совершенно не в характере Гокудеры, это противоречит самой его природе. Но там, во сне, он почему-то не может ничего сделать. И, каждый раз, пересиливая себя и заставляя дышать ровно, Гокудера сам протягивает руки, когда Ямамото наклоняется к нему. Потому что так теплее. Потому что по-другому никак не получается, как бы он не старался. Потому что так спокойнее. Проклятое спокойствие, а нужно ли оно ему? Будь Ямамото всего лишь призраком из сна – Гокудера бы смирился. Позволил бы ему безнаказано делать с собой все, что тому вздумается, как и всем остальным, и начисто забывал бы на утро. Вот только настоящий Ямамото сидит совсем рядом и точно так же смеется, говорит тем же голосом, смотрит так же такими же глазами, и каждый раз Гокудере становится не по себе. «Знает!» постоянно мерещится ему и, стоит Ямамото случайно остановить на нем взгляд, Гокудера снова чувствует себя беспомощным. Ему кажется, что Такеши способен видеть его сквозь одежду, а, может быть, и сквозь само тело, нахально и спокойно разглядывая все, что у него внутри. А это – уже настоящая паранойя. Причина его паранои сидит весь день и вместо уроков что-то самозабвенно разглядывает в телефоне. Гокудера думает, что у него наверное скоро очередные глупые соревнования, вот он и переписывается с командой. Он думает, что у этого придурка каждый раз окончательно отключаются мозги, когда тому на глаза попадается бита. Гокудера фыркает, не сдерживаясь, и учитель недовольно косится на него. Но замечаний не делает – он и так терпеть Гокудеру не может, как, впрочем, и все остальные преподаватели, которые куда больше озабочены внешним видом учеников и их поведением, чем реальными знаниями. Гокудера думает, что догадывается, как в таком оплоте маразма вырос такой психопат, как Хибари. Потом Гокудера пытается думать о Десятом, но долго не получается – Десятый идеален, он сидит и совершенно ничего не делает, придраться просто невозможно. И Гокудера снова думает о Ямамото. Думать о том, какой он придурок в реальности, можно бесконечно. Как и о том, каким человеком он появляется в его снах. Интересным. Вообще-то, Гокудере нужно думать о том, как он в этом месяце собирается платить за квартиру, но как-то лень. Гокудере вполне хватало бы денег, если бы он согласился жить с сестрой, а не снимал бы отдельно, морщась от одной мысли о чем-нибудь «поменьше». Если бы научился себе готовить, а не питался чем попало и когда попало. И каждый месяц не считал бы расходы, хватаясь в итоге за голову: — Да нафига я все это покупал? Но Гокудера упорно не видел никакой проблемы. Проблема будет у того, кто ему попадется первым, а уж предлог вытрясти из несчастного деньги Хаято придумает. И предлог будет вполне приличным и очень веским. Ну, по крайней мере, пока еще никто не жаловался. После возвращения из будущего Гокудера бросил курить за ненадобностью, а теперь закуривает снова. Но теперь старательно пытается делать это так, что бы никто не замечал. Отпрашивается с урока и бежит на крышу, постоянно оглядываясь, чтобы не попасться на глаза Дисциплинарному комитету. Но куда меньше ему хотелось попадаться на глаза Тсуне. Ведь если Хибари просто убьет Гокудеру, то с Савадой все намного сложнее. Гокудера думает, что если Десятый увидит его с сигаретой, ему не понравится. Гокудера прекрасно понимает, что Тсуна скорее сам убьется, чем скажет ему хоть слово насчет курения, и ему совершенно не хочется, что бы такая возможность вообще появлялась. Если бы Десятый безостановочно орал на него и указывал, что Гокудере делать и куда идти – было бы проще. Но тогда Десятый не был бы Десятым. — Гокудера-кун? Хаято понимает, что задумался и уже очень давно докурил и теперь стоит на крыше и смотрит куда-то в одну точку. — Десятый? — Просто тебя долго не было и учитель сказал, что раз я все равно совершенно бесполезный, то я мог бы хотя бы тебя найти и... Гокудера уже старательно вынашивает план страшной мести учителю, посмевшему оскорбить Десятого, как на крыше появляется кто-то еще. — Вы почему не на уроке, травоядные? Тсуна нервно хихикает, задыхаясь от быстрого бега. Садится прямо на землю, прислоняясь спиной к дереву, так как ноги его уже совершенно не держат: — Убежали... Гокудера садится рядом. Не понимает он этого ненормального Хибари, столько раз уже сражались вместе спина к спине, а в школе до сих пор бегают от него, как маленькие дети. Хотя, кто еще тут ненормальный. Гокудера бы лучше согласился ходить круглые сутки по школе и просто избивать любого, кто ему не понравится, чем барахтаться в болоте собственных мыслей. И утонуть совершенно не хочется, и зацепиться совершенно не за что. Когда закончатся силы сопротивляться – просто вопрос времени. К реальности Гокудеру возвращает тяжелый вздох Тсуны. Тот сидит и трет руками правую щиколотку. — Десятый, что случилось?! — Нет, нет, не беспокойся, Гокудера-кун, все в порядке, — Тсуна фальшиво улыбается и тут же снова морщится. — Вам больно? Давайте я помогу! — Я просто ногу подвернул, ничего страшного. Но это не «просто» и не «ничего страшного». Это Гокудера во всем виноват. Взвалил на себя ответственность за человека, а он сидит сейчас перед ним и с ним совсем не все хорошо. И черт с ней, с ногой, она действительно пройдет через час. Но это Гокудера ушел на крышу, это из-за Гокудеры Десятый туда пошел. И, собственно, за Гокудерой он оттуда и побежал. Если бы это был кто-то другой, Гокудера бы наплевал. Но Гокудера так старательно ему навязывался, потому что действительно хотел помогать. А получалось только вредить, неосознанно и пока что совсем немного, но уже достаточно. Ураган, что тут поделаешь. И Гокудера должен думать о том, что он делает, о том, к чему эти действия приводят, а не витать в облаках. Иначе он ничего не получит и ничего не добьется, он это уже уяснил. И подумаешь, приснилась пара глупых снов, это не должно так выбивать его из колеи. Гокудера хотел стать действительно кем-то важным, доказать самому себе и всем остальным, что он чего-то стоит. И останавливаться он, вроде как, не собирался. Десятый, чуть не плача, еле отговаривает Гокудеру нести его до дома. Но просто проводить его Гокудера идет все равно. Гокудера возвращается к себе уже затемно. Как обычно прислушивается, открывая дверь квартиры, и вглядывается в темноту комнат. Да, это его квартира, да, он тут один и никого не ждет, но Правая рука Десятого Вонголы не может позволить себе потерять осторожность. А враги, готовые этим воспользоваться, найдутся всегда. Гокудера включает свет, швыряет куртку на галошницу и идет делать себе чай, чтобы согреться. На улице снова начинается дождь и стучит тоскливо по откосу окна, разбиваясь о который, оставляет на стекле мелкие брызги. Гокудера радуется, что он успел вернуться до его начала. Хаято устал и по-хорошему надо бы ложиться спать, но Гокудера еще немного бесцельно ходит по квартире. С этим надо что-то сделать. С этим всем непременно надо что-то сделать, вот только он совершенно не знает, что именно. Там, во сне, тот Ямамото все время порывается ему помочь. Бегает куда-то, дергается. Но на вопросы Гокудеры «Как мне перестать видеть эти сны?» только смотрит омерзительно жалостливо, так, что сразу отпадает желание их снова задавать. Зачем Гокудере что-то во сне, лучше бы тот Ямамото был здесь. Здесь ему точно не помешал бы психиатр, который бы прекратил эту чертовщину раз и навсегда. Но ни к какому психиатру Гокудера не идет. Уверяет себя, что рано или поздно все закончится, а если закончится – то зачем волноваться раньше времени? Нужно просто еще подождать. Перспектива печальна, но этот отрезок отмеренного ему времени Хаято должен просто пережить. Есть куда более важные и актуальные проблемы, говорит сам себе Гокудера. Например, он не может вечно сторониться настоящего Ямамото. Но и выхода он опять же не видит. Рассказать все ему – не обсуждается, эту мысль Гокудера уже давно отбросил. И даже совета спросить ему не у кого – Десятого Гокудера ни за что не станет беспокоить своими проблемами, а рассказать еще кому-нибудь настолько интимные вещи... Нет, ни за что. Гокудера думает, что можно спросить того Ямамото. В конце концов это все – именно его вина, так почему бы ему с этим и не разбираться? Это кажется отличным решением. Он же только спросит, но не обязательно послушается. Сначала было трудно терпеть его присутствие. Куда тяжелее было решиться попросить его о помощи в первый раз. Теперь Гокудере совсем не сложно. Тот Ямамото забрался в него уже так глубоко, что если он пустит его еще чуть-чуть глубже, это уже не будет иметь никакого значения. И только потом Гокудера понимает, что ждет встречи с Ямамото из сна так, как если бы он был настоящим. Понимает, что теперь он действительно хочет заснуть и это так заманчиво – остаться там, с ним. Там не будет никаких проблем, там не будет никаких вопросов. Тот Ямамото не задумываясь сделает ради него все. Рядом с ним Гокудере будет легко и просто. Идеальный побег от проблем, которым так любит заниматься Хаято. Идеальный побег от реальности, в существовании которой он посмел сомневаться. И Гокудере становится действительно страшно. Сонливость как рукой снимает и он долго лежит, просто глядя в потолок. Гокудере страшно, что кто-то незримый услышит его мысли, засмеется противно: «Ты сам попросил!» Щелкнет пальцами, и Гокудера так и не проснется. Десятый не сразу заметит его отсутствие, он никогда не спрашивал его адрес. Остальным вообще будет плевать. С соседями он не общается, его найдут не раньше, чем через неделю. Гокудера уже совсем не хочет засыпать, но понимает, что это не выход. Сейчас, сбегая от одной проблемы, он неизбежно будет наталкиваться на другую. В итоге Гокудера выпускает Ури. Поддерживание пламени требует сил, но животное чувствует состояние хозяина и просто ложится рядом, тихо урча. Молчаливое согласие побыть рядом, пока Гокудера не заснет. Засыпая, Гокудера все-таки надеется, что на той стороне реальности его встретят теплый взгляд карих глаз и осторожное прикосновение удивительно ласковых рук. Они стали ему совершенно родными. Надежды не сбываются. Это глупое чувство, которое не приносит ничего, кроме разочарования. — Совсем тощий стал. Гокудера слышит этот противный недовольный голос и тихо стонет. Только не опять. Его владелец легко обхватывает рукой ногу подростка и тянет на себя, продолжая: — Да он еле дышит уже, не подох бы. — Живой еще, — уверенно отвечает другой. – Смотри, дергается. Он наклоняется ближе и шепчет Гокудере в самое ухо, но так, что бы его напарник мог слышать: — Знаешь, почему мы тебя каждый раз будим? Потому что, если бы мы были некрофилами, мы бы трахали трупы в морге. Так что поживее, поживее. Они смеются, а Гокудера смотрит на окно, снова затянутое пленкой. Наверное, это специально так задумано, что бы с улицы, увидев свет в палате и сумев различить тени, никто не подумал бы, что здесь что-то не так. — Да бля, не могу я, – медик надавливает пальцами на выступающие косточки внизу живота Гокудеры. – Этот скелет меня больше не радует вообще. — Зато почти не дергается. Можем делать, что хотим. Словно в доказательство своих слов, второй мучитель приоткрывает Гокудере рот, а другой рукой больно выкручивает сосок. Гокудера не может сдержаться и тихо вскрикивает. — Видишь? А раньше ух как сопротивлялся, поплакать не заставишь... Внезапно дверь в палату распахивается, словно её выбили ногой. — Отойдите от него. Немедленно!