Обратная сторона. Хината.

Благотворительный бал во имя спасения какого-то очередного африканского племени затянулся допоздна. Прием был скучным, как и все приемы до этого. Вереницы одних и тех же людей снуют по залу. Ни для кого не секрет, что весь этот спектакль затевается исключительно ради деловых сделок и знакомств, о бедных африканцах все думают в последнюю очередь. Отец — тот человек, который, собственно, и является организатором всего мероприятия, сидит на возвышении за столом, уставленном изысканными яствами в миниатюрных тарелочках. Справа сидит мой брат, Неджи, наследник многомиллионной корпорации. Слева — я. Мы являемся центром этого спектакля. За нашим столом уже некоторое время царит тишина, каждый из сидящих думает о своем. Я кинула осторожный взгляд на брата. Надо же, и когда это он успел из нескладного подростка с чересчур вспыльчивым и злым характером превратиться в этого хладнокровного, статного мужчину от одного вида которого все девочки в радиусе ста метров получали оргазм? Изящным движением руки я взяла бокал и слегка пригубила. Впрочем, их можно понять. Тонкие аристократичные черты лица, глубокий задумчивый взгляд, мой брат молчалив, что выстраивает вокруг него ауру загадочности. Рельефное стройное тело, что просвечивает даже через рубашку, и длинные темные волосы, шелковой волной спадающие на плечи. Пожалуй, есть от чего намочить трусики. Я ухмыльнулась скрыв это за глотком легкого вина. — Хината. Спокойный голос отца вывел меня из задумчивости, заставив вздрогнуть. Видел он или нет, что я наблюдаю за Неджи? Если видел, то могут возникнуть проблемы. — Хината, сходи, принеси мне еще бокал вина... Холодная улыбка прорезала его лицо. Вежливость, приторная, сладкая и насквозь фальшивая. Я слегка удивилась, ведь на этом приеме нас обслуживают официанты, не пристало дочери клана быть на побегушках. Потом поняла: бокал — всего лишь предлог, он хотел поговорить с Неджи наедине, а мне предлагалось прогуляться некоторое время. Я вернула отцу улыбку. — Конечно. Поднимаясь из-за стола, я заметила странный взгляд брата, скользнувший по краю чулка, на миг показавшемся в разрезе платья. Проходя мимо него, я рукой случайно (или нет?) задела плечо Неджи. Чего я добивалась? Очевидно, неприятностей... Прием был и вправду скучным, абсолютное большинство составляли мужчины и женщины бальзаковского возраста. Зал просто утопал в холодном блеске бриллиантов, изумрудов и сапфиров. Яркая дизайнерская одежда от знаменитых кутюрье висела тряпками на старых, морщинистых телах. Омерзительное зрелище. Я-то знала, что за этой роскошью кроется беспринципность, грязь и разврат. От меня не укрывались похотливые взгляды, которыми эти стариканы окидывали молодых официанток и официантов. Вполне вероятно, что кто-то из этих юных, но бедных лиц обслуживающего персонала в скором времени станет дорогой игрушкой, которая будет купаться в роскоши, пока не надоест хозяину или хозяйке. Но все оказалось не так плохо, как показалось в начале. Посреди этого торжества ходячих трупов неожиданно показалось мужское молодое лицо. Более того, он смотрел на меня. Пристально. Хотел ли он так привлечь мое внимание или просто задумался? Теперь это было не важно, очень захотелось провести рукой по порезам на правой руке, снова ощутить под пальцами едва зарубцевавшуюся кожу, которая сейчас была скрыта под длинными рукавами шикарного платья. Но нельзя, иначе можно его спугнуть, а делать этого крайне не хотелось... Я робко взглянула на него из под опущенных ресниц, уголки губ приподнялись в неуверенной улыбке, скромная, хорошая девочка Хината… Ну же! Клюй! Я — жертва — ты охотник, ты тут главный, ты самый сильный и умный, а я просто робкая, наивная дурочка-Хината, ведь именно так обо мне говорят? Он подходит ближе, я стыдливо опускаю глаза, кожей чувствуя его взгляд, прожигающий тело через платье. Он, уже не стесняясь, откровенно разглядывает меня. Мои жесты, выдающие болезненную скромность, вливают силы в его уверенность, переходящую в наглость. Но мы стоим слишком далеко, чтобы это заметил кто-то еще. Быстро стрельнув глазами в его сторону, замечаю бокал с вином. Он слегка пошатывается, видимо не рассчитал дозу в этот вечер, это может оказаться полезным. — Добрый вечер, моя госпожа! — произносит он, — Какой чудесный вечер не находите? Позволю себе представиться. Меня зовут Акибаяши Мико. Вы наверняка слышали обо мне… Осторожно поднимаю взгляд. Черные волосы, зеленые глаза, стройная подтянутая фигура говорит о тренировках в каком-то спорте, белозубая улыбка и нахальное лицо парня, перед которым все девушки штабелями ложатся. Акибаяши Мико? Да? Кажется, его отец занимается каким-то бизнесом, связанным с ювелирным ремеслом. Но до нас ему как до луны. Однако, привыкший быть в кругу девиц, постоянно поющих ему дифирамбы, этот глупец решил, что окрутить глупенькую брюнетку, ему не составит труда. Ну-ну… Парень окинул меня откровенным взглядом, я знала, какой он меня видит: густые черные волосы волной легли по плечам, оттеняя белизну кожи, платье плотно облегало фигуру, выделяя большую грудь и подчеркивая узкую талию. Однако, из всех частей тела были оголены лишь плечи, и в разрезе иногда мелькала коленка. Но я знала — этого достаточно. Заглянув в его глаза, я увидела медленно разгорающийся в них огонек. Похоть. Его взгляд почти осязаемо коснулся моего тела, прошелся от длинных ног, затронув бедра, и остановился на груди, вздымающейся от каждого вздоха. Он облизнул губы. Я видела, как темнеют его глаза, как через брюки начинает проступать затвердевающий член. Пришлось снова опустить глаза, чтобы не выдать их выражения, ведь он делал все как надо. Все, как я хотела. Шрамы от лезвий нестерпимо ныли, маня прикоснуться к ним, снова. Желание взять что-то острое и сделать еще один надрез, по гладкой коже запястий, было нестерпимо. Боль, это острое, резкое чувство с привкусом металла на языке, как же хочется… Его откровенно похабный взгляд прошелся по каждому кусочку моего тела. Грязный, липкий, вонючий. Интересно, как изменится его лицо, если сделать этому самоуверенному кобелю надрез на коже? Совсем небольшой… Я закрыла глаза, представляя, как скальпель проходит по гладкой коже, как искажается это самоуверенное лицо, с которого слетает вся фальшь, оставляя истинную суть. Это ощущение сопротивления, а затем разрыва напряженной плоти, когда кровь, освобожденная от оков тела, выступает наружу. И крик. Чистый, живой крик настоящей боли. Какое блаженство слышать его вместо этой переслащенной, лицемерной лжи. Мое белье намокло. На щеках обозначился легкий румянец. Однако, пьяный самец возле меня истолковал это по своему. — Моя госпожа, вы так прелестны. Он протянул руку, убрав за мое ухо прядку выбившихся волос. Я слегка повернула голову, якобы смутившись. И пряча полуулыбку. Он попался! Теперь он мой.