Дань, больше не бухай

Терновой непонимающим взглядом смотрит на Данила, пытаясь найти в его спине ответ. Брови ползут вверх, а на лбу появляются три глубокие складки или, как их ещё называли — чайки. На всякий случай, чтобы его точно услышали, он повторяет вопрос: «Что?» — Я уже сказал. Или у тебя со слухом плохо? — в безнадежных попытках отшучивается Даня. На улице уже почти полдень, солнце стоит высоко в небе и греет Москву, хоть и получается у него так себе. Это утро было по-настоящему морозным. И надо было бы надеть вещи потеплее, чем сейчас на них обоих. — Дань, ты не умеешь лгать. — констатирует Олег, — Хочешь скажу почему? У тебя уши краснеют, будто ты перца наелся. Боже, Дэни. Научись хотя бы врать. А то проебываться умеешь, а исправлять ситуацию — нет. — думает Бурцев — Всё же, бесполезно заниматься самобичеванием. Давай. Включай мозг. — Это даже мило, не смущайся. — хлопает его по плечу Терри, — Может присядем? -Угу. «Любопытная ситуация» — думает Олег. «Пиздец полнейший» — думает Бурцев. Молчание слишком сильно затягивается между этими двумя, будто прочная стальная проволка, она раздвигает их на разные берега. Недосказаность давит, и Терновой это чувствует, видит, что Даниил из последних сил держится, лишь бы не лопнуть от переизбытка чувств. В воздухе витает что-то сказачное. И Олег сразу понимает: это надежда на то, что сегодня их муки закончатся. — Дань? — Что? — Можно мне узнать, что это за человек? — Нет, — самый сложный отказ в его жизни. Мальчик не привык лгать, а особенно близким людям. Умалчивать проблемы — это сейчас, как источник жизни; источник подпитки их с Олегом отношений. Ему кажется, что если он скажет хотя бы одно лишнее слово, то всё — конец, не будет больше ничего; конечная остановка маршрутки «вместе». — Я понимаю, что это, возможно, очень личное. Но. Мы с тобой достаточно давно знакомы, а точнее с отборов, и знаешь, я ещё там увидел в тебе это. — Что? — Влюбленность, Дэни, влюбленность. С самых отборов. — Ты следил за мной, да? — опять пытается отшутиться парень. — Скорее, наблюдал. Он тяжко вздыхает. Такое ощущение, будто его сейчас душат, но не кто-то, а свои собственные чувства, эмоции, страхи, это всё, как снежный ком, за огромное количество времени навалилось на него и сейчас засыпало с головой. И там, на дне, лежит немощный и беспомощный Данил, который даже не знает, что сказать, будто никто и не поймёт, что на самом деле у него на душе. — Нет, Олег. Тебе нельзя узнать, кто это. — Решительно отказывает он. — Ладно, я не буду тебя пытать, если ты ответишь мне на один вопрос — почему? — Да потому что! — Хороший ответ, а главное решает все проблемы. Я твой друг и мне можно доверять. Да, чёрт возьми, я не побоюсь этого слова — лучший друг. — Я не хочу, чтобы ты забивал себе голову чужими проблемами. Вот и всё. Вот и все причины. — Это уже больше похоже на правду, но всё ещё ужасное вранье. — Очень круто. Дань, ау, я твой друг и мне интересны — понимаешь? — твои проблемы! Кому, если не мне ты будешь их рассказывать? — Никому не буду. — Истинная правда. Если не Олегу, значит никому. — Бурцев, вы очень странный человек, но не забывай, что я тоже. — он поднимается на ноги и встаёт напротив Даниил, — Что ж. Будем говорит по другому, но я за себя не ручаюсь! — Что? — испуганно говорит Дэни. Его взгляд встречается с глазами Олега, такими красивыми, такими бездонными. Он тонет в них. Тонет без попытки спастись. Тугой ошенник на шее сдавливает кожу, ломает позвоночник, постепенно убивает. И это все даже без участия Тернового, а с его присутствием происходит вообще лютый треш. Мысли путались, он улетал куда-то в облака, светлая кожа так пленила, хотелось, как можно быстрее дотронуться до него, сначала аккуратно, будто до хрустального вазы в Третьяковской галереи без спроса, а потом ухватиться, прижаться, забрать его себе всего без остатка и держаться, и никогда не отпускать, будто это последнее, что есть в его жизни, и ничего более дорогого уже просто не будет, — Что ты собираешься делать? Олег! Терновой хватает его за руку и тянет на себя. Дэни просто не смог среагировать, а потому просто падает в его объятия. Олег ловким движением поднимает совсем не тяжёлого мальчика на руки и проходит с ним так пару кругов вокруг скамейки, щекотя его и постоянно наклоняя над землёй. — ОТПУСТИ МЕНЯ! ОЛЕГ! ЭТО НЕ СМЕШНО ВОВСЕ! — сквозь смех цидит тот, а Олега это только смешит, ну да, совсем не смешно, ничуть, — ТУТ ЛЮДИ В КОНЦЕ КОНЦОВ МОГУТ ПРИЙТИ! — Ничего страшного. — Целует он его в мокушку и продолжает одной рукой его щекотать. Дэни барахтается, ёрзает, пытается вырваться из цепких рук, но одновременно остаться здесь. Одним ловким движением он перехватывает руку Терри и поддаётся вперёд, из-за чего точка опоры меняется и Олег просто не удерживает парня, рухаясь с ним прямо на землю рядом с кустом. — Блять, — матерится Дэни и берётся за голову. Однако это было больно. Очень, мать его, больно. И после такого Терновой ещё надеется что-то узнать? Дане кажется, что после такого он должен ненавидеть Олега. Мужчина отползает от своего мученика и садится рядом с лавочкой, облокачиваясь на неё. — Упс, — смеётся он. Дэни кидает на него гневный взгляд. Не такой гнев, который полон ненависти, а гнев, который наполнен обидой, разочарованием. Только вот к себе или к нему направленна эта злость — он ещё не решил. — Я предупреждал! Дэни скулит. И сворачивается в камочек. — Вот только не надо притворятся! И ещё раз. — Ну, Данил, блин! Я начинаю чувствовать вину. — Ты и виноват! — вскидывает он руками. — Я пытался всё сделать по-хорошему, но ты же у нас вся такая недотрога! Ну, в моральном плане. Решил воздействовать физически. — Пожимает он плечами. — Вообще, ты виноват! — То есть я пострадал ещё и виноватым остался?! Зашибись! Я с тобой больше не разговариваю! — Так. Тебе нельзя со мной не разговаривать. Как я узнаю, в кого ты там влюбился? Дэни демонстративно отворачивается. — Ладно, я буду задавать наводящие вопросы. Ты, если что, кивай, окей? Он кивнул. — Он с проекта? Кивок. — Он прошёл в этап реалити? Данила охватывает небольшая паника, что он может всё угадать, их было там всего лишь 19. Нетрудно перечислить всех. Но он кивает. — Окей… Так… Это девушка? «Пройдёмся по пиздцу, как говорится» — нервно смеётся в голове Дэни. Смеётся с каким-то маниакальными дерганиями. И отрицательно качает головой. Дело набирает слишком большие обороты и он решает встретиться с последствиями лицом к лицо, а потому разворачивается и отрывает голову от колен. — Дань, — глаза Тернового как-то слишком ярко засветились, — Это парень, да? — Допустим. — Я так и знал! — Что? — Ты думаешь, я не видел? — Не видел что? — Того, как ты себя ведёшь. — Ну, пипец! — Никогда больше так не говори, — начинает смеяться Олежка. — Иди в пень, ясно! — В пень? — ещё больше угарает тот. Всё-таки этот мальчик полон загадок и одна из них — лексикон. Кажется, это тайна умрёт вместе с Даниилом, и мы так и не узнаем полный набор его словечек. — В пизду! Так лучше? Натурэль, блять, — обижается Дэни и встаёт на ноги, уходя от Олега. Громко и звонко смеясь, он догоняет Данила, и они начинают движение по одной из тропинок. Вокруг высокие красивые деревья, так атмосферно. Олег думает, что теперь это его любимое место в Москве, но вспоминает — оно уже занято. И ты здесь гость. — Кто тебе сказал, что я «натурэль»? — Твоё происхождение само за себя говорит. — Нашёл, что привести в пример! Данил, не важно откуда ты, сколько тебе и какой ты нацианальности. На твою сексуальную ориентацию влияет, что угодно, но точно не это. Ты можешь быть злым и пафосным командиром в армии, но дома в ванной дрочить на гей порно. Да, у нас тяжко с ЛГБТ… Но тебе по секрету скажу, я настоящий голубой, — засмеялся на последней фразе Терри, а Дэни подхватил эту волну и теперь этот парк заполнился двумя счастливыми и звонкими голосами, которые кричали о том, как им сейчас хорошо. — На самом деле тут всё не так радужно… — Радужно? — Радужно, — с улыбкой произносит он, — Помнишь ту женщину в ларьке? Она говорила про моих друзей. Так вот, мы не общаемся давно, как раз с того времени, как я сделал камин-аут. — Сколько вам тогда было? — Лет 13-14. — Мне казалось, что в таком возрасте все ещё просто смеются над этим. Стой, а как они это узнали? — В нашей компании был мальчик — Лёша. Мы хорошо общались и порой даже слишком хорошо. Вели себя, как два придурка, шутили на гейские темы, а девочки щебетали, когда нас видели вдвоём. Нам это нравилось. Своеобразная популярность. Ну и однажды я решил с ним поговорить, а получилось так, что домой я шёл с поломанным носом и без друзей. — Жесть какая-то! — Этого стоило ожидать. Мы всегда по-разному воспринимали эту ситуацию. — Жаль, что мы были не знакомы до проекта, знаешь. — А мне не жаль. Две родственные души, так сказать, сошлись. Думаю, у тебя таких историй тоже куча? — О, знаешь! Один раз мы первым курсом пошли на посвящение. Каждый нашёл там себе пасию, но мне как-то не повезло с выбором девушки. И я решил, что можно попробовать поискать парня, — он закусил губу и кинул шишку куда-то далеко в глубь деревьев. — Подошёл к барной стойке. Всё, как гворится, по закону. А там был очень милый бармен, который, откровенно говоря, меня заинтересовал. Но закончилось всё тем, что он разбил о мою голову бутылку коньяка и заставил за неё платить! — Ахазах, это смешно. — Я не смеялся! — Та ладно тебе. Вот я помню, когда ехал на отбор, серьёзно думал, что влюблюсь в какую-нибудь девочку и всё будет, как у всех. А потом появился он. И моё состояние, знаешь, такое чисто «блять». — Вы до сих пор общаетесь? — Да, конечно. Знаешь, мы подружились за время проекта. Я бы даже не побоялся сказать, что мы стали лучшими друзьями, — смеётся он. — Погоди, — Олег останавливается и разворачивает к себе Данила, — ты обо мне?! — Смешно получилось. — Нет, не смешно. — Нос ломать не будешь? — Нет, а ты мне бутылку об голову не разобьёшь? — Не разобью, — улыбается Даня. И всё стало понятно. Наконец-то то, что хранилось внутри него, вышло наружу. И так приятно, так сразу стало легко, будто с него наконец сорвали этот несчастный ошейник, будто его вытащили из-под лавины снега. Олег аккуратно подходит ближе к Данилу, держа зрительный контакт, — сейчас это кажется важным. Вытягивая пухлые губы, он легонько прикасается к мягкой коже Дани, оставляя небольшой мокрый след. Он не хочет сейчас какой-то страсти, он хочет только почувствовать, понять, что этот мальчик реальный, что до него можно дотронуться. Взяться за руки, мило улыбаться, получать бешеные искры в глазах, почти некасаемо дотрагиваться губами до него. Он его. Он его без остатка. От каждого прикосновения импульс мурашек со скоростью света доносится до этого места. Данил млеет, тихо стонет, хотя, казалось, Терри ничего такого и не делает. Он утыкается ему в плечо, трётся носом о ключицу, утопает в нежности, утопает в любви, он утопает с ним, и уже кажется, что этот глагол не подходит. Хочется придумать что-то новое, ещё не использованное никем ранее. Неуверенно, но требовательно, Бурцев тянется к губам Олега, просит поцелуй, просит последнюю каплю, последнее доказательство, что этот день реальный. И Олег отвечает. Всё так робко, так по-детски, но так классно, так интригующе, так желанно. Будто игра: никто не знает правил, но оба знают — конца у этого нет. — Дынька, ты дурачок, — смеётся Терри. — Был бы здесь Серёжа, он сказал бы: «Дань, бухай побольше». — Мне уже хочется запретить вам общаться. — Ахаха, я тебе потом расскажу, с чего всё началось, ладно? — Хорошо, — он целует его в мокушку. — Слушай, Олеж, а ты... я давно тебе нравлюсь? — С самых отборов. — И ты мне. С самых отборов. — Значит, мы с тобой оба идиоты? — Я никогда этого не отрицал. — Улыбается Данил, а Терновой тянет его в крепкую «женскую» обнимашку. Они так и стоят в этом парке. Неважно, что было вчера, и неважно, что будет завтра. Важно, что сейчас. А сейчас они оба счастливы так, как никогда в жизни. И обим это нравится. Они пройдут так всё. Все радости и все невзгоды.