Случайный

Это была жаркая ночь, такая жаркая, что кружилась голова. Тот мальчишка с пляжной вечеринки так и стоял перед глазами. Сережка в форме крестика в ухе, высокая шея, по которой, будто вода, струились тонкие пергидрольные пряди. Было жарко. Очень. И Макс помнил, как на скорую руку мальчишка затягивал на затылке не слишком длинные волосы. Продолжая танцевать, улыбался ему. Постепенно приходило осознание — если бы не улыбка, Макс не обратил бы внимания ни на сережку, ни на неестественно белые волосы, гибкие плечи. Если бы не улыбка, полностью преображающая вполне обычные черты. И когда она исчезала с лица, изменяя его навсегда в сознании Макса, он продолжал видеть эту красоту в нем. Простые линии больше не казались простыми, потому что они таили в себе эту улыбку. Макс был очарован таким преображением, а его художественный вкус более чем потрясен. Вдохновение — вот что он чувствовал. Вдохновение от соприкосновения с чем-то загадочным и прекрасным, новым. Сделал еще один глоток ледяной, но не спасительной содовой. Немного мутило после минувшей ночи, стоило прикрыть веки, как в голове начинало полыхать красным, и посреди этого пламени танцевал этот… вызывающий, взмокший, облизывающий губы… Танцевал там… и смотрел так… улыбаясь. Максим привалился спиной к теневой стене террасы и назло сам себе прикрыл глаза, нагнетая мучительно прекрасные воспоминания, негромко простонал. Несмотря на головную боль, низ живота сладко тянуло, будто член имел свой собственный мозг, который не страдал похмельем. — Жаркий, — образ утопающих в белом песке узких босых стоп не покидал. — Что ты сказал? — послышалось из номера. И через секунду на террасу вышел Рома. Потягивая минералку. — Я? — Макс посмотрел на него, с трудом выпутываясь из влажных мыслей. — Ты сказал что-то. Вроде жарко, — ответил тот, пожимая плечами. В распахнутой настежь белой рубашке, загорелый, взъерошенный и натурально блондинистый, как ангел, Рома вызывал желание, но все же по силе своей оно не могло перекрыть то, запретное и нездоровое, которое возникло на том пляже к тому мальчишке, чьего имени Макс так и не узнал. — Жарко. Очень. — Тогда в душ? — Рома подошел совсем близко, и Макс на полпути к своему телу перехватил его ладони. — Не думаю, что это хорошая идея. Я пьяный еще, и, боюсь, ты меня расплавишь, — его белозубая улыбка с самого начала заставляла натягиваться все Ромины душевные струны. Он почувствовал, как соском все же задел кожу на груди Макса, почувствовал, как натянулись эти самые струны в эту самую секунду, но за два года совместной работы и не только Макса он узнал хорошо, поэтому после прямого «нет» благоразумно отступил. — Тогда в бассейн. Сейчас начало пятого утра. Как раз вода остыла за ночь и все уже разбрелись после ночного сейшена. — А вот это хорошая идея, — Макс отпустил Ромины запястья, еще раз неотразимо улыбнувшись, больше по-дружески, чем всерьез, поцеловал любовника: — Только полотенце возьму. Ты со мной? — Конечно, покурю и спущусь. — Рома услышал, как захлопнулась дверь номера и, блаженно затянувшись, выпустил дым в чистое, медленное расцветающее южное небо. *** Пройдя по прямой через фойе отеля, преодолев несколько ступеней, он оказался у безликой воды гостиничного бассейна. Подсветка отключена, и Макс про себя улыбнулся тому, что хотя бы сейчас глаза отдохнут от навязчивого мерцания огней, которыми это место обычно разукрашено похлеще, чем Новый Орлеан в период Марди Гра. «Рано радуешься», — произнес внутренний голос. Объект, от которого не только зрение, но и все органы чувств начинали работать на износ, ступил на «берег», покидая темный омут слепой воды. — Неплохо, — поблагодарил Макс свое везение. Звук отрикошетил от вязкой тишины, царившей в этот час, и парень, резко подняв голову, нашел его источник. Он стоял напротив, еще ближе, чем сегодня на вечеринке. Темный, широкоплечий, непостижимо взрослый, оторвавшийся на целую жизнь вперед — в общем, он. Сердце забилось чаще, потому что он тоже узнал, это было видно по взгляду. Мальчишка тяжело выдохнул, выпрямляясь. Бесцветные в предрассветном освещении пряди мокрыми кольцами упали на скулы и губы, отчего Макс отвел взгляд, переводя дыхание, будто узрел нечто неприличное. — Вы что-то сказали? — разомкнулись те самые губы. У Макса от этого «вы» ноги подкосились и снова начал вставать. «К чему изощренные подкаты, если мы оба друг друга узнали», — наводил на мысли внутренний голос. — Ты один здесь? — прочистив горло, Макс невозмутимо взял полотенце с шезлонга и протянул его парню. — Вы еще кого-то видите? — принимая полотенце, ухмыльнулся тот. «Сучонок», — удовлетворенно отметил про себя Макс, отзеркаливая ухмылку. — Возможно, твои друзья где-то поблизости и ждут тебя. Возможно, тебе нужно идти… — Я один, никто не ждет, — быстрее, чем нужно. Импульсивность, присущая незрелости. Макс почувствовал ее сразу, уголки губ поползли вверх. Понимая, что прокололся, парень опустил ресницы и тут же снова посмотрел в глаза Макса. — Вы были сегодня на пляже, ведь так? — поспешил исправиться, переходя в наступление. — Ты хорошо танцуешь, — Макс с удовольствием перешел к основной части. — И можно на «ты», если не возражаешь. — Ты наблюдал, — в интонации, как и в поведении, не было кокетства, но и особой смелости тоже. Максу все больше нравилось то, как это завязывается между ними. — И знаешь, о чем я думал, когда наблюдал? — голос, царапнув слух, зазвучал значительно ниже. Первоначальным стало желание отгородиться от этого странного, атакующего тембра, и в то же время, как завороженный, мальчишка шел на него. Он отрицательно качнул головой, добавляя следом понятное и потому ненужное: — Нет. — Я бы хотел убрать всех тех людей, оставить только тебя… и музыку.  Парнишка смотрел пристально на губы, которые произносили все эти смелые и оттого опасные слова. Макс понял: нужный эффект произведен — парень заинтригован, озадачен и смущен, и еще он ждет, ждет основного предложения, сам того не подозревая. — Потом я бы увел тебя оттуда, — Макс шагнул и оказался настолько близко, что задел губами сережку в ухе, проговаривая финальное: — Если бы ты согласился, конечно. От взгляда не ускользнуло резкое движение кадыка, и пересохшие губы царапнули Макса по щеке: — Я бы согласился. Макс слегка отстранился, позволяя себе слабость, — рассмотреть вблизи его лицо, с каждой истекшей секундой приходя к выводу, что ему все больше нравится то, что он видит. — Как тебя зовут? — Гера, — беззвучно настолько, что Макс бы не понял, если бы не уловил артикуляцию. — Максим. Звук захлопнувшегося окна спугнул и отрезвил. Макс отступил, парнишка покачнулся, будто теряя опору. — Гера — это от «Германа» или «Егора»? — Просто Гера. — Мне нравится, как звучит, и тебе идёт, и еще тебе идёт улыбка. Вот об этом я и говорю, — Макс улыбнулся в ответ, снова отмечая, сколько очарования может быть в незамысловатом движении губ. — Красивая настолько, что я не мог не смотреть на тебя, как бы вызывающе это ни выглядело, — тон стал почти деловым, отчего разочарование тут же стерло волшебное явление с лица Геры. — Знаешь, я фотограф, некоторые говорят, очень неплохой, — явно поскромничал Макс, — и… я бы хотел тебя… сфотографировать. Если ты не против. Солнце почти взошло, поверь, в утреннем свете снимки получаются восхитительными. Что скажешь? — Снимки? — Гера повел плечами. «Разочарован оттого, что решил, будто его больше не хотят поймать в ловушку. Все интереснее и интереснее», — азарт внутри только разгорался. — Ты сомневаешься? — Макс ступил на тонкий лед и понимал это, но сейчас было важно сделать акцент на том, что согласие получено честно и Гера добровольно принимает предложение. — Если тебе не хочется, так и скажи. Отказ — это нормально, — а во взгляде черным по белому — «нормально, только я не приму». — Я согласен.