Глава 7. Фредерика
После метели всегда наступает временное затишье. Снег всё ещё сыплет, но уже не так сильно; улицы и без того покрыты им настолько, что не видно тонкого и опасного льда, приносящего из года в год множество бед. Теперь Матсу казалось, что снег скрывает не только лёд, но и чужие грехи. Снег едва не похоронил Милену, едва не укрыл её до самой весны, как и следы преступника, которые путались в непроглядных лесах Норвегии. Но помимо Милены в городе были и другие тайны. Матс не спрашивал подробности дела у Ванессы, но поставил ей условие - в каждом событии следовало искать выгоду. И полковник надеялся получить свою. Одна тайна в обмен на другую, секрет на секрет, встреча на встречу. Вполне равноценный обмен, по мнению Матса. — Это реально стоило того, чтобы поднимать меня в семь утра? — проворчал Джеймс, зевнув. Он поёрзал на сидении и поёжился, хотя в машине был включен обогрев. Они встали рано; Матс, в отличие от Джеймса, почти не спал. Он думал о Милене, о разговоре с её родителями, а потом и о звонке Ванессы. Джеймс в это время мирно спал: ему помогали успокоительные, которые он не прекращал пить после больницы. Из-за них же он тяжело вставал по утрам, и Матсу пришлось растолкать его, а потом заварить крепкий кофе. Ни о каких серьёзных разговорах речи и не шло. Уже позже, в машине, когда Матс выехал на трассу, он рассказал Джеймсу о звонке Ванессы. Тот задал пару вопросов и заметно помрачнел; только сейчас Матс догадался, что в тот вечер, как она ушла, они с Джеймсом видели друг друга. Задавать вопросов он не стал, Эндрюс сам ничего не говорил и не возражал против внезапной поездки к реабилитационному центру. — Давай выслушаем старую женщину, о которой говорила Ванесса, — ответил Матс, припарковав машину у клиники. — К тому же, именно тут, во втором блоке клиники содержится интересный нам «Норвежский Нок» Варг Ольф. И Ванесса обещала мне с ним встречу, если мы выслушаем её подопечную. Нравится такое предложение? — Так с этого надо было начинать, — оживился Эндрюс и даже приподнялся на сидении повыше. — Главное стимул, полковник, стимул! Выйдя из машины, они направились к главному входу центра, со стороны которого располагался пансионат для больных и стариков. Вход во второй корпус, где содержались немощные правонарушители и преступники, располагался с другой стороны и находился под охраной. Поодаль, на той же территории находился реабилитационный центр для детей и жертв насилия. Джеймс, щурясь, рассматривал здания со стороны, пока Матс звонил Ванессе. Центры недавно были отремонтированы, и стены украшала блестящая плитка. Все окна были чистые, блестящие и вымытые, а у входа снег с центральной дорожки счищал дворник. Сад, располагающийся вокруг зданий, казался уютным: летом тут должно было быть много зелени. В какой-то момент Джеймс ощутил странное волнение, как в тот вечер, когда на него напали. Обернувшись и пристально изучив взглядом стоянку, Джеймс никого и ничего не заметил, но недовольно передёрнул плечами. Решив, что недостаток сна сделал из него параноика, Эндрюс ничего не сказал спутнику. Ванесса вскоре спустилась к ним, смерив Джеймса презрительным взглядом. Он ответил ей тем же, а Матс промолчал, надеясь, что им хватит ума не устраивать ссору на глазах у всего центра. Прошлое — прошлому, но для Ванессы и Джеймса всё было не так просто. — Время утреннего посещения начинается с девяти, — сообщила Ванесса Матсу. — Я провожу вас в приёмный зал, а в девять приведу к вам Фредерику Линд. — Она вскрыла бы меня взглядом, — сказал Джеймс, когда Ванесса ушла, — если бы могла. Прямо от живота до горла, отвечаю. Страшная женщина. — У неё есть причины тебя не любить, как и твою семью, — спокойно ответил Матс, садясь на диван в приёмном зале и вытянув ноги. Тело ломило от усталости и недосыпа. — У всех они есть. — Ты опять начинаешь этот разговор? — Просто не обращай внимания. — Ну да. Ты у всех любимчик, а я мудак, — заключил Джеймс, садясь рядом с Ларсеном. — Это как классические дуэты, — невозмутимо ответил Матс, пожав плечами. — Умный и тупой, красивый и страшненький, худой и полный... любимчик и мудак. Он рассмеялся, когда Джеймс послал его куда подальше. Нахохлившись, Эндрюс откинулся на спинку дивана, а Матс с удовлетворением отметил, что с каждым днём им становилось проще общаться и понимать друг друга, словно не было целого года игры в молчанку. Полковник осмотрелся, изучая взглядом симпатичный светлый зал, просторный и приятный, вовсе непохожий на приёмный покой обычной поликлиники. Тут не было излишка белого больничного цвета, пахло приятно, не медикаментами, и всё это придавало комнате уюта. — А что нам даст беседа с Норвежским Ноком? — внезапно нарушил молчание Джеймс. — Он же не может знать, кто косит под него. — Нет, но я хочу его увидеть, — ответил Матс. — Посмотреть, почувствовать... понять, что это за человек. К тому же, нельзя быть уверенными, что он не знает нового убийцу. В начале десятого, когда зал стали наполнять старики и их родственники, Ванесса привела семидесятипятилетнюю Фредерику Линд. Седая женщина, с аккуратным пучком на голове, в стареньком платье и с сумочкой-клатчем в руках, она ничем не отличалась от других местных пациентов. Разве что улыбалась и смотрела на гостей дружелюбно и тепло, словно принимала их у себя дома, а не в пансионе. У неё был мягкий взгляд, по краям глаза заложились едва заметные морщинки, лицо было не по возрасту подтянутое, но с тенью усталости. Она села на диван напротив Джеймса и Матса и с интересом посмотрела на них. — Матс Ларсен, — представился полковник, — а это Джеймс Эндрюс. Мы хотим помочь вам в поисках ваших родных. — О, я знаю вас! — Фредерика указала на Джеймса. — Это вы устроили разоблачение на том судебном заседании! Джеймс тихо выдохнул и закатил глаза, не ожидая, что его слава всегда будет впереди него. — Но вы были такой молодец, — добавила Фредерика абсолютно искренне. — Спасибо, Ванесса, ты привела хороших людей. У меня очень непростое и серьёзное дело, молодые люди. Многие от него уже отказались. — Мы внимательно выслушаем вас, — заверил Матс. — Расскажите всё с самого начала. — Моя семья всегда жила в Исландии, но я в поисках чего-то нового перебралась в Норвегию, в Осло, а затем, следом за мужем, переехала в Дробак, соседний рыболовный городок. Моего сына зовут Ханц, он много лет назад женился на приятной женщине Кларе, и они родили двоих сыновей — Джону и Нильса. Мой супруг умер семь лет назад, а спустя два года мой старший внук Джона последовал за ним, — сказала женщина, дрожащими руками достала из клатча фотографию и протянула её полковнику. Матс взял фото, а Джеймс с интересом вытянул шею, рассматривая изображённого на нём светловолосого улыбчивого молодого человека. — Он умер, когда ему было всего двадцать лет. Джона с детства был необычным мальчиком, его не понимали и не принимали, но я всегда очень его любила. — Что значит необычным? — уточнил Матс, подняв взгляд на женщину. — Он... — Фредерика вздохнула. — Когда Джоне было пять лет, на него напали. Один извращенец, из местных, подкараулил его в парке, сдёрнул с велосипеда и утащил в кусты к реке. Он что-то говорил ему, мерзкое, грязное, — женщина поморщилась и не сдержала нервную дрожь в руках, — но сделать ничего не успел. Сержант нашёл их раньше и скрутил мерзавца. Но Джона с тех пор стал замкнутым, закрытым и боящимся чужих людей. С того дня он жил в своём собственном мире. По городу поползли слухи, от него стали шарахаться, как от прокажённого. Знаете, когда чужая беда становится позором, как клеймом? Вот это был наш случай. Матс, поджав губы, кивнул. Он наблюдал подобные явления в мелких городках или посёлках, где все жители знали друг друга. Там нельзя было выделяться, чтоб не становиться объектом насмешек или пересудов. — Но Джону это не расстраивало, — улыбнулась Фредерика, вспоминая внука, — я ни разу не видела его грустным или плачущим. Он всегда играл один, что-то рисовал, мастерил, и не скучал. Он был очень добрым и светлым, вы даже не представляете насколько. Чаще Джона жил у нас с мужем. Мы играли с ним, занимались уроками и опекали его. У него даже была своя комната в нашем доме. Джона не умел грустить или держать обиду. Он был счастлив, а плакала за него я. В школе его обижали и очень часто. Даже на выпускном его забрызгали грязью. Джона пришёл ко мне, весь перепачканный, я думала, он очень расстроен. Но он улыбнулся и сказал: «Не пойду домой. Хочу побыть с вами, я ведь поступил в университет. Дед будет рад». Хотя, я думаю, в душе он переживал очень, но не позволял себе показывать этого. — А дома его тоже не любили? — уточнил Матс и заметил, как Джеймс по ходу разговора вслушивался всё внимательнее. — Его, скорее, не понимали. На нас столько свалилось. — Фредерика вздохнула. —Нильс, мой второй внук, который на пять лет младше Джоны, оказался болен. Нам сказали, что он никогда не будет развиваться нормально, и это отразилось на всей семье. Родители занимались только младшим сыном, проводили с ним много времени, когда Джона, получивший психологическую травму из-за того извращенца, был предоставлен сам себе. Но его всегда тянуло к младшему брату, он играл с ним, они изучали улицы и парки как чужие и неизведанные миры и планеты. Однажды они нашли изувеченного котёнка, и Нильс с криками убежал, а Ханц обвинил во всём Джону. Сказал, что тот нарочно запугал младшего брата. Ханц запретил Джоне подходить к Нильсу, и Джона, наверное, был очень одинок. Да, у него была я, был дед, но разве наша компания могла заменить ровесников и родителей? Уезжая из Дробака, он ничего не терял. А Нильс и правда не смог начать развиваться нормально. — Куда поступил Джона? — уточнил Матс. — В «Университетский колледж Осло и Акерсхуса». Джона уехал, и многие горожане вздохнули спокойно: раздражающий их человек наконец-то исчез. Дробак маленький, и там не любят тех, кто выделяется. Джона не приезжал даже на каникулы, и вернулся домой погостить, когда уже учился на четвёртом курсе. Он был такой радостный, светлый... — Фредерика улыбнулась, и уголки её губ нервно дрогнули. — Он был счастлив увидеть нас, он столько всего хотел рассказать, но отец так грубо встретил его, затеял ссору, снова посыпались обвинения, что он никчёмный, что у него ни друзей, ни подруг, что он не умеет уживаться с людьми, что он ленивый и наглый, и... Джона ушёл. Просто ушёл посреди ужина. Встал и ушёл с улыбкой. И в ту же ночь он повесился в соседском заброшенном гараже. Матс и Джеймс переглянулись, немного удивлённые новой информацией. Раньше речи про самоубийство не шло, и оба они словно почувствовали, что это не последнее откровение в этой грустной истории. — Когда это произошло? — спросил Джеймс. — Осенью? Летом? — Это случилось зимой. Пять лет назад. Матс услышал, как хмыкнул Джеймс. Если бы Ванесса сразу сказала, что это было пять лет назад, Эндрюс не стал бы тратить время: он знал, что такие истории раскрутить практически невозможно. Работая на Арве, он видел и слышал немало подобного, да только свидетелей было уже не найти, следователи не хотели копаться в архивах, да и результат обычно таких трудов не стоил. Люди не могут вспомнить, что было месяц назад, не говоря уже о пятилетней давности развития событий. — Не торопитесь с выводами, — продолжила Фредерика. — Я знаю, о чём вы думаете. В тот вечер, до того, как уйти, Джона сказал мне, что хочет сделать предложение какой-то девочке. Поэтому он и был так счастлив! Он сказал, что у них есть повод. А если этот повод это... беременность? Вдруг где-то живёт ребёнок Джоны? Вдруг где-то по Норвегии ходит мой правнук? Эта мысль не отпускает меня все эти годы! И я прошу вас, помогите мне его найти. — Но вы не знаете имени его избранницы, — сказал Матс. — Нет, я не знаю. Я ничего не знаю о жизни Джоны во время учёбы в Осло. О причинах его поступка мне так же ничего неизвестно. — А из-за чего тем вечером случился конфликт? — спросил Джеймс. — Была причина для такой агрессии Ханца? — Ханц просто отвык от Джоны, — ответила Фредерика. — Джона не умел отвечать на агрессию, он просто отводил взгляд и молчал, а Ханца это злило лишь больше. Он думал, Джона нарочно так себя ведёт. — Как Ханц и Клара отнеслись к тому, что с собой сделал Джона? — спросил Матс. — Клара плакала, но в целом они словно и не удивились, — ответила Фредерика. — И они не поверили, что у Джоны была девочка. Ханц считал его фантазёром. — Так, хорошо. — Матс задумался и вздохнул. — Нам нужно больше информации. — В моём доме в Дробаке много вещей Джоны в его комнате, — пояснила Фредерика. — Есть фото его сокурсников и несколько статей из местных газет о той ночи. Я дам вам ключи и скажу, где искать. А по соседству живут его родители, может, Клара ответила бы вам на несколько вопросов. Так вы поможете мне? — Ну что ж... — сказал Матс. — Мы всё равно собирались в Дробак, можем заехать к Ханцу и Кларе, расспросить о Джоне. Да, Джеймс? — Да, полковник, — ответил тот задумчиво. — Надеюсь, Ханца не будет дома, — ответила Фредерика. — Я дам вам ключ от своего дома, там, на втором этаже, Джона жил чаще, чем у родителей. Первая дверь налево. Может, вы найдёте подсказки в его вещах или компьютере. Я в этом ничего не понимаю. После того, как Ванесса отвела Фредерику обратно в палату, Матс посмотрел на Джеймса, но вместо привычного скептицизма на его лице увидел глубокую задумчивость. Эндрюс даже не сразу отозвался, а когда понял, что его зовут, вскинулся и изумлённо моргнул. — Прости, задумался, — признался он. — И что можешь сказать обо всем этом? — Не знаю, если честно. Съездим в Дробак и там определимся? — Полагаю, да. Но я бы не рассчитывал на результат. Если девушка Джоны не объявилась, то, возможно, её просто не было. — Ты прав, полковник, — ответил Джеймс и потянулся. — Думаю, все в окружении Джоны знали о его самоубийстве и о том, где искать его родных. Если бы девушка была, то она бы объявилась. Когда Ванесса вернулась, она позвала Матса и Джеймса за собой. Они вышли на улицу, обошли здание и подошли ко второму корпусу, где содержался Варг Ольф, известный в Осло как «Норвежский Нок». Миновав охрану, они прошли к лифту и Ванесса нажала кнопку четвёртого этажа. Это здание разительно отличалось от первого резким запахом медикаментов, белыми цветами в интерьере, надёжными не стеклянными дверями и множеством охранников. Где-то то и дело раздавались крики, кто-то ругался, и куда больше этот пансионат напоминал обычную психиатрическую больницу. По дороге, когда они шли по длинному коридору, Ванесса объяснила спутникам правила поведения, запретила громко говорить или резко двигаться. — Ты так легко организуешь нам встречу с Ноком? — недоверчиво спросил Джеймс. — В этом нет никакой проблемы, — ответила Ванесса. — Сейчас вы всё поймёте сами. Она провела их мимо очередного пункта охраны, в коридор за закрытой дверью, где запах лекарств стал намного сильнее. Джеймс с интересом озирался, но двери в палаты были непрозрачными, и почти каждая была закрытой. А Матс думал только о Варге Ольфе, который на протяжении почти семи лет держал в плену женщин и безжалостно убивал их, оставляя после себя след в истории, который, внезапно кого-то вдохновил. Они прошли в нужную светлую палату, где к кровати манжетками был привязан постаревший и похудевший Варг Ольф. Его седые волосы были сбриты, лицо покрывали многочисленные морщины. Он отличался от того человека, каким выглядел на снимках, сделанных более десяти лет назад, и даже не верилось, что когда-то у него были силы на совершённые злодеяния. Старик что-то невнятно бубнил сухими губами, вскрикивал, скулил и пускал слюни, а его взгляд при этом оставался абсолютно пустым и рассредоточенным. Матс понял всё сразу и, поджав губы, раздражённо отвёл взгляд, чтобы не начать ругаться с Ванессой прямо тут. А вот Джеймс ещё ничего не осознал: он только удивлённо смотрел на старика и хмурился. — Он давно уже не здесь, — пояснила Ванесса. — Напился таблеток во время задержания, еле откачали. На мозге это отразилось. — Да ты нас обманула! — раздражённо ответил Джеймс, смотря на бубнящего что-то старика. — Ты обещала, что устроишь нам встречу, если мы выслушаем ту полоумную бабку, но забыла сказать, что этот чудак давно не в своём уме?! Ты вообще в курсе, что мы пытаемся понять, как погибла в лесу девочка-подросток? — Не ори здесь, — холодно перебила Ванесса. — Я выполнила то, о чём вы меня попросили. — Не орать?.. — Джеймс вскинул брови и отступил к кровати старика. — Если ты не заметила, этот хрен бесполезен! И... Внезапно Варг Ольф резко вскинул голову, да так, что в его шее что-то хрустнуло, и впился в Джеймса расфокусированным взглядом. Эндрюс замолчал от неожиданности, смотря на старика, а Матс и Ванесса так и замерли в стороне. — Ты! — сказал старик, приподняв руку, насколько позволяла манжетка. — Ты! Ты... и великан... ты и великан... Ты! Ты! Ты! Старик зашёлся воем и криком, выгнулся, начал дёргаться, словно пытаясь вырваться и дотянуться до Эндрюса, и Джеймс стремительно покинул палату.***
— Ты правда считаешь, что Фредерика полоумная? — спросил Матс, когда они с Джеймсом ехали в Дробак. — Нет, я просто психовал из-за поступка Ванессы, — ответил Джеймс, играя пальцами с брелоком, висящим на стекле. — Меня немного заинтересовала история Джоны. Можно попробовать покопаться в ней. В Дробак нам так и так надо, чтобы узнать о Милене, вдруг её видели там, почему бы не расспросить и о Джоне. — Не переживай, — сказал Матс сбавляя скорость на заснеженной дороге. — Тебя напугал тот старик? — Немного, — признался Эндрюс, — но это мелочи. Он просто слабоумный. Не переживай из-за меня. Дробак оказался небольшим уютным городком, немного напоминающим Тромсё. Над рекой стоял туман, леса, окружившие город, были густыми и пугающими. На въезде в город располагались магазинчики и ларьки у пристани; у их владельцев и продавцов Матс и Джеймс спрашивали о Милене, показывали её фото, но никто девушку не видел. Джеймс сделал несколько снимков лесополосы, затем и пристани, окутанной полуденным туманом. Матс не торопил его, думая, что так Эндрюс сможет немного отвлечься. О его болезненной страсти к фотографии полковник узнал ещё в Тромсё, когда они поднимались в гору по туристической тропе. После этого они проехали в полицейский участок, где местный инспектор уже ждал их после звонка Карла Юхансена. Ни он, ни его люди ничем помочь в итоге не смогли: девочку никто не видел, странного поведения за горожанами не наблюдали. И вообще, по их словам, в Дробаке никогда маньяков не было. В ответ на резонное замечание о том, что «Норвежский Нок» Варг Ольф обитал именно в Дробаке, инспектор ответил, что тот переехал сюда из Осло, в тот момент, когда начал похищать девушек. Шах и мат. — Тогда займёмся Джоной? — спросил Матс, когда они вышли из участка. — Раз уж про Милену мы ничего толком не узнали. — Предлагаю начать с дома Фредерики, — согласился Джеймс. — Осмотрим комнату Джоны, а потом заглянем к его родителям. Если они не пошлют нас к чёрту. Матс остановил машину перед стареньким домишкой, явно давно заброшенным. Краска облупилась со стен и двери, окна были мутными. Именно здесь когда-то жили Фредерика и её муж, а ещё юный Джона, так рано оборвавший свою жизнь. Матс достал ключ, который дала ему Фредерика, и с интересом повертел его в руках. Казалось, что сейчас они с Джеймсом стараются разворошить давно забытое прошлое. Дверь отворилась, открывая их взору пыльный длинный коридор. Слабые лучи света проникали через грязные стекла, играя бликами на стареньких обоях в цветочек. Стоило наступить на пол, как в воздух поднималась пыль, словно никто и никогда не поддерживал этот дом в чистоте и порядке. Люстра, висящая над холлом, посерела; в воздухе пахло старостью. Находиться тут было грустно, словно дом был живым доказательством того, как смертен человек и как короток его век. Джеймс ступил на скрипучую ступень лестницы, поднимаясь на второй этаж, где находилась комната Джоны. Матс последовал за ним. Открыв нужную дверь, Джеймс улыбнулся, увидев самую обычную мальчишескую комнату, стены которой украшали плакаты фантастических или нуарных детективов. — Увлекался детективами? — спросил Матс. — У него неплохой вкус, — ответил Джеймс, подходя к книжной полке. — Был. Попробую включить компьютер, вдруг Джона хранил там что-то. — Мне не нравится, что нам уже второй раз приходится лазить по вещам умершего человека. Я не понимаю, что мы ищем, — ответил Матс, начиная перебирать и листать книги. — Имена его сокурсников я запросил в университете, а тут что мы делаем? Ищем прощальную записку? Полиция все это уже делала. — Меня интересует только это. — Джеймс пнул системный блок и тот загудел. Система прогружалась медленно, а Эндрюс тем временем доставал из кармана флешку. — Скину всё, а дома разберусь. — Смотри, — внезапно сказал Матс и положил перед Джеймсом открытую книгу Артура Чейза. — Тут послание: «С любовью моему светлому Джоне». — Мощно, — натянуто улыбнулся Джеймс. — У нас есть почерк. Шикарно просто. — И подтверждение того, что девушка Джоны могла быть реальна, — заключил Матс и улыбнулся.