Прогулки Сто Двадцать Третьего

Новый день накатывался волнами, постепенно, словно не хотел никого будить. Посветлело небо, засияло солнце, делая тени более чёткими. Тени — от огромной десятиметровой стены, кажущейся нескончаемой. На этом заводе размером с город, имели человеческие условия только немногочисленные директора, их заместители и прочие управляющие. Официально они-то и числились как сотрудники. Они, но не рабочие. Рабочие были лишь средством наподобие станков, которые можно эксплуатировать днями и ночами, менять, когда придут в негодность. Для посторонних глаз такие люди все казались совершенно одинаковыми, даже можно сказать «на одно лицо». У каждого из них имелись мозговые импланты, заставляющие слушать указания управляющих и охранников с лазерными указками. К тому же, весьма заметным инородным телом являлись лампочки на длинных металлических антеннах, маячащие над каждой из голов. Антенны крепились к верхней части позвоночника, а потом и к спинному мозгу для контроля движений. Эти люди были практически искусственными — ради экономии ресурсов всем вживлялись аккумуляторы, заряжающиеся через выходные провода. Жалкое зрелище для посторонних глаз. Но не для самих рабочих. У них были свои радости, своя жизнь, пусть и не похожая на жизнь обычных людей. А у одного из них тем более.

***

Сто Двадцать Третий уже давно привык к тому, что по полсуток безостановочно крутил педали на велосипедной динамо-машине. Редко какой подобный день откладывался в его памяти, от которой его почти избавили ещё в самом начале распределения рабочей массы. Это было очень давно, после переезда из долины, где-то лет десять назад. — Номер Один Два Три, пройдите, пожалуйста, на зарядку. Приевшийся голос, всем известный. Он слышался с говорилок, которые где только ни висели. Наверное, в каждом цехе их было штук по десять, не меньше. Конечно, один человек не мог следить за всем на заводе, раздавая указания из радиорубки. Это были разные люди, но так удивительно похожие голосом, как будто их специально подбирали для этой должности. Женские голоса, отдающие немалой скукой, вещающие неинтересную для обычных людей ерунду. Оповещали о начале работы или отдыха, кого из трудяг сегодня уничтожили за отлынивание и кому когда надо зарядить аккумулятор. Сейчас была очередь Сто Двадцать Третьего. По инерции он ещё с полминуты не сходил с велосипеда-динамо машины, продолжая крутить педали. Во время недолгих размышлений он наконец выделил своё имя из последних слов и ещё раз прокрутил этот момент в голове, чтобы убедиться в правильности решения. Похожих друг на друга сообщений за день было предостаточно, трудно было обращать внимание на каждое. Но зарядка после двенадцати дня означала конец смены, что не могло не радовать. Рабочий спрыгнул с прибора, всё ещё держась за руль, чтобы не свалиться от резкой смены положения. Ведь он проводил здесь всю ночь, делая только однообразное действие, прерывая его, если только у велосипеда что-нибудь сломается. Свой цех токарь знал прекрасно: на каком месте работают его знакомые, по каким линиям у потолка перемещаются камеры и, что особенно важно, где находился зарядочный пункт. Ведь теперь только от него зависела хрупкая жизнь всех работников, а точнее, работоспособность. Сто Двадцать Третий боком прислонился к стене, ожидая своей очереди. От мутного света его лампочки, которая своей тусклостью показывала низкий уровень энергии, вырисовывались в темноте экранчики и разные индикаторы на панели, встроенной в стену напротив. К выходу направился один из плавильщиков, наматывая провод на запястье руки, молча, даже не глядя на новоприбывшего. Человек не медля встал на место ушедшего и опустил рычажок на устройстве, чтобы сбросить статус «готово». В недрах прибора что-то звякнуло и замолкло. Конечно, даже таким людям требовалась и обычная еда, в качестве которой была разве что безвкусная серая смесь всех необходимых веществ, на которой верха завода тоже, к сожалению, не боялись экономить. Совсем выбившихся из сил оставляли на двухдневный отдых. Если же после этого работник всё равно не годился для должности, его уничтожали. Накопители электроэнергии служили для недюжинной выносливости, ведь при обычном раскладе делать одно и тоже очень долго без перерыва невозможно. А если и возможно, то не так долго. Дело оставалось за малым, Сто Двадцать Третий засучил левый рукав, рассмотрев там небольшой кабель, выходящий из запястья и обёрнутый вокруг него. Чтобы провод не размотался, у него было крепление на защёлке. Пальцы аккуратно отцепили её и так же аккуратно поднесли разъём железки к зарядному устройству. Он, уже предвкушая конец смены, устало нажал на единственную кнопку на одной из многочисленных пластин. Другие пластины занимали крошечные монохромные экранчики, показывающие только цифры. Спустя несколько минут усталость как будто сняло рукой, рычажок, показывающий готовность зарядки, до конца перешёл вверх и перестал светиться. Его свет заменился возросшей яркостью лампочки над головой. С приливом, пусть искусственной, но бодрости на душе стало как-то лучше. Хоть что-то произошло за последние полсуток. Человек бережно, не касаясь руки, свернул провод и поправил рукав, полностью его скрывающий. Осмотр и починка проводилась всего лишь раз в месяц, нужно было беречься. Следующие полсуток он полностью принадлежал сам себе. Его место занимал другой, работавший днём. Токарь был рад тому, что ему повезло работать ночью. Он отправился в место, называемое трущобами, в свой дом. Эта пересечённая местность в самом низу завода не давала ни малейшего намёка на то, что здесь ходят люди. И когда говорилось «люди», имелись ввиду не все, а лишь привыкшие к стерильным дорожкам и просиживанию задницы перед мониторами персоны. Рабочие обычно жили в трущобах или шли сюда, чтобы найти себе прибежище на ближайшую ночь или день. Никто особо не следил за отработавшими свою смену. Те люди предпочитали думать, что низший класс ложится где попало и беспробудно спит до следующей смены. Запасных лазеек, куда не проникал зловещий красный свет камер, было предостаточно, чтобы безопасно и быстро добраться до места назначения. Вентиляционные шахты и трущобы под жилым комплексом давно перестали быть дремучим бесконечным лабиринтом. Днём там обитало не так много сменщиков, однако Сто Двадцать Третьему посчастливилось встретить там Двадцать Второго — отчаянного на всю голову парня. Прославился он тем, что однажды отломил свою лампочку с железки, настолько она его раздражала. Такой работник, как он, сразу посчитался бы бракованным. Но каким-то непонятным образом Двадцать Второй всё же уговорил управляющих не отправлять его на уничтожение. Но пока что это был единичный случай. Так, исключение из правил. Из законов Завода. — Эй, Счастливчик, — окликнул знакомого токарь, — Не надоело тебе постоянно здесь находиться? — Я не настолько безрассудный, чтобы наружу выходить. Даже для меня — это уже слишком. Сто Двадцать Третий усмехнулся. — Мне кажется, ты после того случая совсем на себя не похож. — Бывает… Двадцать Второй вздохнул, будто вспоминая, каким «смелым» он был. Он всё время искал пути, как бы отключать свою лампочку хотя бы на время отдыха, но пока попытки оставались тщетными. Работники завода не умели даже читать, о познаниях в физике не было и речи. Трудяга, имеющий необычное, пусть и числовое, имя среди всех других, не стал долго задерживаться дома. Его путь шёл сквозь этот «городок», похожий больше на свалку металлолома под крышей. Скудные складские пейзажи на окраине завода редко когда разбавлялись кусками дневного света, который бы светил через дыры в кровле. Всё регулярно чинилось, в заброшенные площади заносили новое оборудование и снова приводили их в действие, невозможно было держать всю огромную площадь в хорошем состоянии. Вентиляционная шахта, каких было много, — единственное место, безопасно ведущее наружу, проводила бесцельно бродившего человека к свободе. И этот человек ходил уже не бесцельно… Возле трёх штабелей, плотно прижавшихся друг к другу, дожидалось своего хозяина электронное существо, издали напоминающее собаку. Уперев узенькие ножки в землю, он сверлил светом фары деревянную стену, уже ссохшуюся от старости. Сам механизм оставался неподвижным, но Сто Двадцать Третий знал, что пёс недавно сюда пришёл. Устройство уже знало, когда конец его смены. — Что стоишь, как статуя? Я пришёл. Робот мигнул фарой на «морде», услышав знакомый голос. Это был знак доверия. Токарь, не раз бывший свидетелем его неразрушимости, дал «псу» кличку Вольфрам. Неизвестно, кто и где собрал это металлическое чудо, но оно не боялось ни воды, ни огня, ни боевых роботов, стреляющих по всему, что движется. Пёсик мог выжить даже под прессом, чем однажды спас жизнь своему двуногому другу. С таким помощником можно было легко пересечь опасную зону между заводом и городом. Расстояние от стены до стены звалась долиной. Там было полно покинутых домов, многочисленных прудов из выбросов предприятия и огромных враждебных машин, созданных специально для уничтожения сбежавших с работы. Вольфрам помогал обойти эти препятствия. Он служил не только как металлический пёс, но и отлично отвлекал внимание. Именно поэтому Сто Двадцать Третий являлся единственным заводским рабочим, кто мог находиться в городе. Там тоже трудились жители, но в сравнении с заводскими условия были, можно сказать, королевскими. Там у людей были свои дома, семьи и гораздо больше свободного времени. Отсутствовала тотальная слежка и самое главное — каждого человека не превращали в радиоуправляемую машину для беспрекословного выполнения команд. Тех, кому не посчастливилось остаться здесь, называли застенщиками. Городская стена была чуть ниже соседней, но всё равно казалась нескончаемой, если идти вдоль неё. Она тоже охранялась лазерами и турелями. Роботизированный пёсик раньше просто их отвлекал, пока не нашёл потайную лазейку вдали от дверей. Обычно Вольфрам оставался за стеной, дожидаясь хозяина, и по неизвестной причине не хотел навещать город. Город, который переехал. Раньше в долине жили люди. Хорошо жили в небольших сёлах, недалеко разбросанных друг от друга. Потом рядом стали оперативно строить многоэтажки с панельными стенами. Жители спокойно на это реагировали, мол, новый город стоят, да и не стоит прогресс на месте. Оно и к лучшему. Подозрения начали появляться ещё во время заклада стены — высоченного непроницаемого металлического забора перед городом. Прямо напротив ставили такую же, только выше. Самые внимательные сразу собрали вещи и ринулись к новым домам или вообще подальше от этого места, пока кольцо из странных ограждений не замкнулось, как ловушка. Оставшиеся не верили в это до последнего, до последнего дня переезда, когда стало уже слишком поздно. С тех пор прошло где-то лет десять. Тех, кого забрали на завод, больше никто не видел и не надеялся увидеть. За последней преградой для смелого застенщика открывался совсем иной мир. Небольшие панельные трёхэтажки прямо под открытым небом не сбивались в кучу, а стояли разрозненно. Улочки были небольшие, сцепляющиеся между собой, и совсем не серые. Где-то было слышно радио. Всё это вместе взятое создавало настоящий уют, не скудную тишину с гулом, как на заводе. Жители города привыкли видеть Сто Двадцать Третьего, хотя бывало, что некоторые встречали его лишь впервые. Хоть все и относились к частому гостю по-доброму, с ним почти никто не разговаривал. Люди немного ужасались тому, что с ним сделали, а спрашивать про завод и то, что было после переезда, тем более не желали. Отличительных черт было более чем достаточно: прежде всего лампочка на антенне, неизвестно почему приделанная к затылку, одна и та же пыльная одежда, растрёпанная шапка-ушанка, не меняющаяся походка. Среди всех его знакомых было несколько тех, кто не ограничивался перекидыванием стандартных фраз ради проявления вежливости. К одному из таких и пошёл мастер, чтобы узнать что-нибудь или просто поболтать. Ведь из-за стёртой памяти его коллеги не смогли бы стать интересными собеседниками, и он вынужден был страдать от нехватки простого общения, с тех пор, как побыл в городе первый раз. Какая-то женщина, перебиравшая свой почтовый ящик без номера в подъезде, вздрогнула от неожиданности, когда увидела свою тень на стене, не спеша ползущую к выходу и растворяющуюся в нём. Она оглянулась и про себя вздохнула с облегчением. Она уже знала его. — Постойте, друг. Можете мне тут посветить? — начала женщина неловким тоном — А то у нас свет в доме не скоро наладят, а мне нужно почту разобрать. Тут часто письма путают. Просто друг. По имени его редко кто называл. Наверное боялись обидеть. Его настоящее имя стёрлось вместе с воспоминаниями, да и не было в городе людей, которые узнали бы в нём знакомое лицо. Скорее всего эта «знакомая» не хотела говорить про лампочку Сто Двадцать Третьего в его присутствии. От соседей она узнала, что техник, изучавший застенщика, выяснил функцию этой детали. Та отвечала за приём сигнала от лазерных указателей, проще говоря, ловила приказы. — Почему вы тогда не прибьёте номера к ящикам? Всё же он послушно подошёл. Ему не привыкать делать то, что говорят. На этот раз у дела была хоть какая-то польза обществу, пускай это общество было в лице одного человека с горсткой писем. Женщина нерешительно потупила взгляд. — Если прибьём — снимут. В других домах тоже нет номеров. Она стала спешно листать конверты и шёпотом читать надписи на них, чтобы не запутаться, вместе с этим бросая в немногочисленные ящики. Закончив, жительница дома сунула свой конверт в карман пальто. — Спасибо вам. Без вас я бы тут до ночи стояла. — Но вы в следующий раз всё же без меня разбирайтесь, — поднялся на первую ступеньку рабочий, — Мне тоже отдыхать надо, даже пусть я, — он вздохнул, — и железный. Женщина чуть улыбнулась и провожала взглядом источник света до тех пор, пока снова не осталась в темноте.