Накануне вечером
— Семь богов, ты уверена? — Луи хмуро смотрит на повитуху, с силой сжимая челюсть. — Да, Ваше Высочество, абсолютно, — женщина учтиво склоняет голову, складывая руки перед собой в замок. Луи поднимается с кровати, скидывая с себя простыню, и надевает обратно светлые кальсоны. Повитуха отходит в сторонку, боясь того, что может сделать с ней принц за такие вести. Одним богам известно, сколько ужасных вещей сотворил юнец, пока его отцы не знали об этом. — От него можно избавиться? Женщина поднимает взгляд, забывшись, и в изумлении смотрит на юношу. — Ваше Высочество… Это же ваш первенец. Да и это может плохо закончиться, если… Луи резко разворачивается, кидая на повитуху злобный взгляд, отчего та сжалась, и бьёт по рядом стоящему столу. — Это плохо закончится, если о нём узнают мои отцы! Лучше убить его нерождённым, чем видеть, как его будут убивать потом! Он ведь будет бастардом. Незаконнорожденным сыном наследника. Я не позволю этому случиться, — голос не дрожит, взгляд воинственный, направленный на несчастную служанку, а руки сжаты в кулаки. Весь вид принца говорит о том, что он не намерен терпеть отказа, и решительность огоньком горит в его глазах. Женщина склоняет голову, зная, что её слова ничего не значат для Льюиса. — Что мы можем сделать? — уже куда спокойней спрашивает он, напряжённо смотря на повитуху. — Я… Я могу приготовить снадобье. Выпив его, вы должны принять горячую ванну со специальными травами и маслами, это поможет убить плод, а после… Нужно будет вычистить изнутри, — женщина поморщилась на этих словах, ведь за годы службы она делала такое не раз, когда глупые молоденькие служанки обращались к ней с такой же просьбой после страстных ночей со стражниками. Приятной эту процедуру точно не назовёшь. Луи тяжело сглотнул, в голове представляя, как ужасно больно и противно это будет, но он не видел никакого иного выхода. — Сделать нужно до свадьбы, — голос был строгим, а взгляд устремлён в пустоту. — Я подарю этому миру законного наследника, а бастард должен умереть.Неделю спустя
Луи с остервенением сжимал в руках простыни, зубами стискивая кляп, сделанный из тряпки, который заглушал его душераздирающие крики. Всё лицо юноши было в поту, тело, охваченное болью, напряженно до предела, а из глаз текли слёзы от осознания, что сейчас из него вычищают зародыш его ребёнка. Такого маленького, ещё даже не успевшего стать полностью живым, жаждущего защиты. Это мог бы быть чудный малыш с белоснежными волосами, голубыми глазами и мягкими чертами обоих родителей. Он мог бы перенять храбрость Найла и аристократичные манеры Луи. Если бы была девочка, то принц бы одевал её в лучшие наряды со всех уголков Семи Королевств, а если бы мальчик, то Найл научил бы его бороться на мечах. Не будь он из королевского рода, наследником престола и всех земель, то сейчас бы сидел в объятиях любимого мужчины где-то на побережье, вдыхая холодный запах надвигающейся зимы и поглаживал живот, где медленно развивалась бы новая жизнь. Но он принц. Он наследник Семи Королевств. Честь означает для него всё. Он чувствует, как повитуха проникает в него чем-то холодным, делая круговые движения и вызывая новый прилив боли. Он кричит сквозь стиснутые на кляпе зубы, разрываясь напополам от противоречий в душе и убивающей боли в каждой клеточке тела. — Скоро всё закончится, Ваше Высочество. Потерпите ещё немного. И он терпит. Терпит, когда из него достают последние кусочки его малыша. Терпит, когда все уходят, и удушающая истерика рвётся из груди. Терпит, когда к нему в покои влетает Найл, узнавший обо всём от одной из служанок. Терпит его слёзы и обвинения. Терпит отвращение к самому себе. Терпит ненависть к Старкам. К Гарри.***
— Да будет известно, что Гарольд из дома Старков и Льюис из дома Таргариенов отныне одно сердце, одна плоть и одна душа. И будь проклят тот, кто пожелает разлучить их. Найл желал. Желал всей душой, каждой клеточкой тела, каждой мыслью желал, чтобы эта свадьба никогда не состоялась. Он стоял у входа в септу, сжимая руку в перчатке на своём копье, которое хотелось с наслаждением запустить в раздражающе ровную спину Гарри Старка. Ему так хотелось хотя бы выкрикнуть, запротестовать. Но он не имел ни малейшего права это делать, ведь тогда его казнят. Луи ощущал себя также. Ему хотелось прекратить это всё. Просто выгнать всех людей из септы, из города, из Семи Королевств, остаться одному и долго плакать, выпуская гнетущее чувство стыда за содеяное. Принц всё ещё не пришёл в себя после страшной процедуры. Его ноги тряслись, а лицо было бледным с огромными синяками под глазами. Всё утро он улыбался отцам и говорил, что это всего лишь от бессонницы и тревожности перед свадьбой, но те, кажется, не поверили. Он окинул беглым взглядом септу. Та была действительно красивой. Его отец не пожалел денег на богатые украшения из золота и цветы из Хайгардена, доставленные на Драконий Камень в последний день перед свадьбой, чтобы те выглядели свежими, пышными и благоухали ароматами. Сейчас он вложил свою трясущуюся руку в крепкую мозолистую ладонь Гарри Старка, ожидая, когда септон перевяжет их для продолжения обряда. Оба юноши одновременно произносят клятву: — Отец, Кузнец, Воин, Мать, Дева, Старица, Неведомый. Я его, а он мой, с этого дня и до конца моих дней. Гарри положил широкую ладонь на фарфоровую кожу жениха, приближаясь к его лицу и прижимаясь к губам самым неискреннем поцелуем за всю его жизнь. Он ощущался холодным, отстранённым, будто бы в это мгновение единства между ними пропасть и целый океан. Его тоже тошнило от всей этой наигранности и фальши. Ведь не было никакой любви, которую так хотели показать народу. Были лишь заготовленные фразы, сказанные с отрешённым взглядом и сухой поцелуй для чужих глаз. Он видел нежелание Луи. Видел, что с ним сейчас что-то происходило. Но другим было всё равно. Они улыбались и хлопали, когда губы двух юношей соприкоснулись, закрепляя их союз, который должен спасти Семь Королевств. Какой абсурд.***
Луи входит в его, теперь уже совместные с Гарри, покои, наконец снимая с себя тяжёлые свадебные наряды. Его ослабевшее тело так и просит лечь и заснуть крепким сном на несколько дней, но он обязан провести эту ночь со своим новоиспечённым мужем. Гарри тяжёлой поступью идёт следом, разминая мозолистой ладонью заднюю часть шеи, что затекла от долгого сидения за праздничным столом. Он входит в огромные покои, ранее принадлежавшие одному лишь принцу, и рассматривает роскошную обстановку. Здесь комнаты отличались от северных. В Винтерфелле главное не роскошь, а тепло и практичность, поэтому и интерьер у них не блестал вычурностью, ограничиваясь на деревянной и металлической отделке. На Драконьем Камне же было всё по-другому: комнаты здесь отделаны различными коврами и тканями, везде стоит мебель, инкрустированная дорогими камнями, а каждое окно украшено шёлковыми занавесками. Старк изучает покои до тех пор, пока не натыкается на оголённое тело, стоящее возле кровати. Несмотря на то, что Гарри не испытывал к юноше чувств (наоборот, ядовитое презрение его поступков разъедало душу), отрицать, что его тело невообразимо прекрасно нельзя было. У принца была в меру тонкая талия, аккуратные ягодицы, привлекающие своей пышностью, мягкая линия плеч, переходящая в крепкие, но не очень широкие руки. Лунный свет играл в серебристых прядях, заставляя их будто сиять, что просто очаровывало. Он идеален. Он выглядит как бог. Но сейчас Гарри просто не мог взять всё это. — Оденься, пожалуйста, — молодой Старк берёт в руки накидку, которую принц скинул с себя по пути, и подходит ближе, накидывая на нагие плечи. Луи резко оборачивается, изумлённо смотря на мужа. — Мы должны консуммировать брак, иначе… — Ты сейчас плохо себя чувствуешь, я вижу. Сделаем это, когда тебе будет лучше. Старк оставляет на щеке супруга лёгкий поцелуй и уходит на балкон, чтобы обдумать всё то, что произошло сегодня, и то, что ждёт его дальше.А что дальше?