Ключ

На подоконник, слетев с дерева, разросшегося в школьном дворе, присела маленькая пташка. Уджин заметил ее краем глаза, и с легким облегчением отвёл взгляд от страницы учебника, которую перечитывал уже пятый раз в неудачных попытках поймать смысл задачи. Птичка весело чирикнула. Уджин рассматривал ее, не меняя наклона головы, по старой привычке, стараясь соблюдать максимальную статичность движений. Он не любил нарушать окружающую его атмосферу. За окном приятно шумели листья. У птички были серые гладенькие перья, хвостик коротко подрагивал. Такая мелкая, и шустрая, она любопытно склонила симпатичную голову с блестящим глазом, совершенно не смущаясь неподвижного зрителя. Наглая. Под рёбрами щекотно пробежала радостная волна. Он сдержал усмешку, лишь слегка приподняв уголки губ. Последние две недели Уджин только и был, что неподвижным зрителем. А это он хорошо умел. Тот, за кем он наблюдал, конечно, знал, что стал объектом пристального интереса, но упрямо не желал сделать ответные встречные шаги. Сам Уджин тоже осторожничал. Страх разочароваться, если фантастичные догадки в полной мере не оправдаются был главной мукой этих теплых весенних дней. Он терял аппетит и способность трудиться, ни учеба, ни спорт не могли закрыть вновь растревоженную рану. А казалось, доведенные до автоматизма движения в зале спасают от любых мыслей — привычные ощущения, отвлекали даже от леденящих волн ночных страхов, в которых долгой зимой он почти захлебнулся, уходя под толщу кошмара одиночества. Теперь же и разбитые кулаки и ноющая боль в мышцах и не могли отвлечь от томящего предвкушения новой надежды. Уджин сделал медленный глубокий вдох. Сегодня он опять не мог заставить себя сосредоточиться на занятиях. Годами вырабатывая усидчивость, внимательность к делу, которым занят, все равно ловить себя на бездумном созерцании — это раздражало. Птичка ускакала вдоль подоконника и исчезла из поля зрения. Уджин перевёл взгляд на рябившие мелкими цифрами листы, мысли были далекими и гулкими. Сдавшись, он медленно прикрыл веки, пряча морозильный взгляд. Так выразился однажды о нем Чхве Минджун, зябко обхватывая себя за плечи. Как-будто, и правда, глаза Уджина могли обдать его морозом. Во всяком случае, Уджин никогда специально не пользовался такой способностью, — плевать, что там ощущали другие. Левую щёку приятно грело солнце, лампы под потолком тихо и мерно гудели, учитель монотонно читал курс, прохаживаясь вдоль рядов. Почти забытое умиротворение обволакивало Уджина. Перед глазами в который раз поплыли недавние события с участием объекта наблюдения: вот черноволосый миловидный парень пятится к стене школьного коридора, изготавливаясь для прыжка. Напротив него нестройный ряд противников. На лице паренька жестокий оскал, жутко преображающий черты лица, еще хранящие детскую мягкость. Его глаза, как две темные головешки, выскочившие из костра. Да что там, из жерла самого вулкана. Все движения его аккуратно сложенного тела выражают азартную жажду борьбы. Невольно залюбуешься. Обидчики галдят и переругиваются, но преследуемый уже не тратит время на разговоры, он весь — стрела и вектор. Недооценивать таких отчаянных — роковая ошибка. Уджин еще не наблюдавший стычек новой знаменитости их школы, а лишь наслышанный о них, тогда примостился напротив, у подоконника, среди немалочисленных зрителей. На него удивленно таращились, как на еще ни разу не удостоившего вниманием школьные потасовки. Уджину было все равно. Драка завязалась молниеносно, так же как окончилась. В этот раз жертвами были не подготовленные к серьезным болевым приемам ученики. Завизжал самый высокий и худой Ким Чвон, схватившись за брызжущий кровью нос. Пара его соратников, обездвиженных серией мелких и сильных ударов в бока и живот, скрючившись, повалилась на пол. Остальные просто дали деру, расталкивая локтями подначивающую драчунов толпу. Уджин с колотящимся сердцем сделал шаг вперед, выходя из ряда зевак. Победитель стоял в центре коридора, утирая тыльной стороной ладони треснувшую губу с видом, говорящим: «Ну что, видали как надо? Это вам не сопли жевать!» По его подбородку размазалось алое пятно, довольная улыбка казалась особенно белозубой из-за крови. Тянущее чувство ностальгии переполнило легкие Уджина, пусть синий взгляд странного одноклассника и мазнул его по лицу, почти не задержавшись. Потом были еще случаи, врезавшиеся в память. Вот этот парень в школьной форме, не переживая за чистоту своих брюк и рубашки помогает девчонкам младшеклассницам достать щенка, провалившегося на заднем дворе. Ловко спрыгнув вниз, и подтянувшись из ямы, он смеется, прижимая к груди вырывающийся чумазый комок шерсти. Вот он же — учит дальней подаче из-за спины игроков в баскетбол, получая в благодарность редкие, но громкие аплодисменты. А ведь среди команды не мало тех, кто в глаза и за глаза поливал его дерьмом, много получивших возмездие, но не возненавиденных и не ставших врагами. После Уджин долго холодит лоб оконным стеклом в пустом классе, уговаривая себя не верить чудесам и в то же время, ощущая, как каждый день душа очищается от чувства вины и утраты. — Хан Шивон! — резкий возглас учителя резанул слух, возвратив в действительность. Уджин распахнул глаза взглянув направо, на всякий случай подобравшись. Когда речь шла о деле, он привык реагировать мгновенно. — Это учебник по истории, ты что, не знаешь, на какой идёшь урок? — учитель стоял, склонившись над соседней партой, и укоризненно качал головой. Обвиняемый тем временем одарил преподавателя обезоруживающе открытой улыбкой. — Эээ, — он лихо заложил руки за голову и откинулся на стуле, — Я же отсутствовал и много пропустил, учитель, так? — Так, — недоверчиво протянул математик, сбитый с толку такой неприкрытой наглостью своего ученика. Уджин даже повернулся, чувствуя необходимость не упустить ни одного жеста. Важны все детали: это выражение лица, эта расслабленная поза. Живот захлестнуло теплом, медленно поднявшимся к горлу, он затаил дыхание. — Мне нужно нагонять. Вот поэтому, — тем временем с азартом продолжал парень. Вдруг схватив свой учебник, он ткнул в него пальцем, похоже наугад, — Поэтому я слушаю вашу лекцию и одновременно изучаю династию Чосон. — Находчиво, Хан Шивон, — хохотнул учитель, — Узнаем результаты твоих стараний совсем скоро. Внимание, класс! Завтра итоговая контрольная! По классу прокатилась волна смешков и разговоров. Но Уджина не волновал скорый тест, скорее, он был даже кстати. Уджин смотрел на соседнюю парту. Занимавший ее большеглазый парнишка, с тонкими чертами лица, грустно подпирал ладонями подбородок. Он явно не надеялся блеснуть знаниями на проверке. Вся самоуверенность покинула его. Такое яркое чередование эмоций придавало ему притягательное обаяние. Вот он схватил карандаш и принялся что-то яростно записывать в свой конспект. Нежные пальцы рук, раньше не знавших, как правильно сжимать кулак, теперь пестрели ссадинами и кровоподтеками. Похоже, эти хрупкие костяшки какой уже по счету день не заживали. Сдерживая то, что неуклонно прорастало внутри, покалывало подушечки пальцев и путало ритмы пульса, Уджин отвернулся к окну. До конца урока оставалось совсем немного. Он неторопливо поправил челку. Стоит унять волнение до того, как Минджун, его ежедневный собеседник, подсядет скоротать перемену, щедро сдабривая несуразной болтовней свои колкие вопросы. С началом перерыва, не заставив себя долго ждать, Чхве Минджун, пестрея из-под форменной рубашки яркой майкой в цвет волос, подобрался к своему насиженному месту, рядом с партой Уджина. — Шиуни, чем мне тебя порадовать сегодня? Я весь к твоим услугам! — не успев поравняться со стулом, прокричал Минджун. С кривляньями он уселся спиной к соседнему столу, осклабившись, раскинул лапки. Не та улыбка, и манер не тот, Уджин поморщился. — По-меньше восторга, я же просил. — Прости, — ответил Минджун с готовностью. Но оскал не потушил. — Вот что, — сказал Уджин, оценивая неожиданно зародившуюся идею, — подай-ка мне тетрадь Хан Шивона. Лемурьи, круглые глаза Минджуна сверкнули интересом. Он потянулся назад и, почти не глядя, цапнул конспект с крышки рядом стоящего пустого стола. Хозяин этой парты взял привычку сбегать во время перемен с молниеносной скоростью, шататься неизвестно где, ища приключений, (а ведь нарваться никогда не поздно), и приходить чуть ли не после начала урока. Уджин даже жалел, что нельзя открыть за ним наблюдение. Ведь, если надежды оправданы, объект слежки обнаружит хвост и, ещё чего не хватало, отобьёт шпионам лица вместе с охотой выполнять такое поручение. Зато сегодня ему попалась сугубо личная информация. Эти записи. Уджин с некоторой опаской приоткрыл помятую обложку тетради. — Иногда ты меня поражаешь, — тут же отпустил комментарий Минджун, не скрываясь, жадно ловивший взглядом каждое действие Мин Уджина. Тот только отмахнулся. Времени не так много, а ответы, спрятанные в этих крючках, стоят целых лет ожидания. И как он раньше не подумал про почерк. Потеря памяти не сказывается на приобретённых функциях моторки. Если сознание не изменилось, то и почерк останется прежним. Уджин аккуратно сфотографировал на телефон несколько первых страниц. Тетрадь велась с начала года. Так. Заглянем в последние лекции. — Мин Шиун, ты только посмотри! — затараторил Минджун. Комментарии были излишни. Сердце Уджина било, словно в набат. Размашистый почерк, небрежно покрывавший открытые страницы совсем не походил на убористые записи, сфотографированные им вначале. Ещё несколько раз щёлкнув объективом, Уджин убрал телефон в карман. — Достаточно, Минджун. Верни ему тетрадь. Он посмотрел на нетерпеливо елозящего на соседнем стуле одноклассника как можно суровее. Народ потихоньку стекался в класс. Незачем впутывать в эту историю посторонних зрителей, пока почва под ногами зыбкая, просчитать что-либо тяжело. Не нарваться на скандал до завтрашнего теста, это слишком важно. Тот, кто мог выдавать себя за Хан Шивона, без сомнения провалит экзамен. А Уджин умел использовать по максимуму все возможности. Он знал, на каком счету стоит у препода математики. Знал и ходившую о себе славу, как о рассудительном и строгом репетиторе. Судьба развела ладони перед хлопком. Нужно исключить все неподконтрольные факторы. — Слушай меня, Минджун, — тихо повторил Уджин с ещё большим напором, глядя в распахнувшиеся до невероятных размеров глаза своего сообщника. Тот отступил на шаг и с мелким смешком показал раскрытые руки в защитном жесте. Растягивая слова, почти пропел: — Шиуни, погоди. Ты только глянь, что ещё тут интересненького. Уджин сощурился, а его хитрый приятель отскочил за стул, но все же не сдался. Он вытянул ухоженный палец в сторону тетради, осторожно, словно в ней притаилась змея. — Посмотри, упрямый ты человек. Там мартышки какие-то. — Сам ты мартышка, — сквозь зубы процедил Уджин, но все же опустил глаза в тетрадь. На полях внизу листа наспех, но умело была нарисована ушастая обезьянка в коротких штанах. Уджин, уже зная, что ищет, отогнул уголок листа. На следующей странице его ждала такая же обезьянка, но с поднятой лапой во вполне понятном человеческом жесте. Уджин захватил оставшуюся бумагу и быстро пролистал. Обезьянка, тут же ожив, показала своим зрителям средний палец и затем язык. — Нихрена се! — восторженно воскликнул Минджун, — Шивон отбил башку и рисовать научился. Это манхва такая что ли? — Это рисуют дети, придурок, те, у которых мозги об экран TV не отбиты, — усмехнулся Уджин и, захлопнув тетрадь, подтолкнул ее к краю стола в направлении крайне заинтересовавшегося техникой рисования движущихся картинок Минджуна, — Верни уже. Послушно положив конспект обратно, Минджун не спешил отлипать: — А что, у семьи Хан нет телевизора? — он недоверчиво приподнял бровь. Уджин окинул его презрительным взглядом. — При чем здесь семья Хан? — Ничего не понимаю! — Минджун картинно приставил указательный палец к надутым губам. По нему было видно, любопытствуя, не отстанет. Во всяком случае, не скоро. Его проблемы. Уджин не собирался никому потакать. Показывая, что разговор окончен, он открыл школьную сумку, выудил учебник и вытянув начинающие затекать ноги в проход, устроился лицом к входной двери в класс. Начинался урок физики. Он появился последним. Уверенно кивнул нахмурившемуся преподавателю и прошёл между столов. Лекция началась как обычно. Но в середине урок был прерван девичьими смешками. Две дуры с влажными глазами по очереди обмахивали его наклеенными ресницами. Он приветливо, но немного снисходительно отвечал короткими репликами на их торопливый, перебивающий друг друга рассказ, от неоригинальности которого пульсировало в висках. Кто-то к ним полез во время перемены, и если бы не Хан Шивон, такой смелый, сильный, и бла-бла-бла. Ведь за них никто никогда не заступается. Обе явно преувеличивали своё бедственное положение. Уджин знал, что такое травля, и распознавал жертв с первого взгляда, равнодушно устанавливая факт. Эти были разве что глуповаты, с заштукатуренными комплексами, и эгоистичным желанием, ничем не заслужив быть в центре событий. Уджин ощутил вспышку раздражения. Та, что с кудрями достала мобильник. Неужели обменяются? Их спаситель снова обернулся к соседкам, Уджин заметил, как его аккуратное ухо над довольно тонкой для парня шеей немного раскраснелось. А от основания плеча под белую рубашку уползала розовая свежая царапина. Когда он наклонился ближе к девушкам, ткань на спине натянулась, очертив острую лопатку. Уджин сглотнул. Хан Шивон, неплохой и даже выдающийся в учебе парень, никогда не вызывал у него эмоций. Откуда эта пронизывающая нежность, желание прижать и прижаться самому, повести языком по маленькой мочке уха и вниз, вдоль плеча. Через силу отгоняемое из памяти имя пронеслось в голове, как режущая взгляд вспышка. Еще в начале месяца Уджин был убежден, что ему в утешение осталось лишь это сочетание звуков. Бесполезное, и дорогое, как старый, бережно хранимый ключ от сгоревшего дома. Имя, открывавшее двери памяти, опасной и узкой светящейся дорожкой сквозь мертвую темноту. Сколько он не пытался идти по ней, всегда в итоге срывался в пропасть. Что будет, если связать с этим именем живого человека? Девицы защебетали особенно громко. — Хватит отвлекаться, — наконец сделал замечание учитель. Одноклассницы тонко захихикали и зашелестели тетрадями. Со стола одной из них к ногам Уджина скатилась ручка. Сосед по парте обернулся, разыскивая пропажу. Галантный, блин. Эта добродушная готовность помочь цепляла с первого дня их встречи. Уджин понял, что верит. Уже не может иначе. И наконец встретил колючий, темный взгляд, задержавшийся на его лице словно пойманный. Вопросительный, не смотря на принятое решение, металлической тяжестью переливающееся в этих расширяющихся зрачках. На таких милых лицах не должны гореть подобные взгляды, противоречивые, глубокие. — ЮН ТЭМИН, — одними губами произнёс Уджин, измученный почти физической необходимостью назвать его, смотря сверху вниз, но, не чувствуя превосходства. Глаза Юн Тэмина зло полыхнули, рот дрогнул, но остался упрямо сжатым. Он тряхнул смоляной челкой, и отвернулся, разрывая связь. Уджин поднял ручку и медленно протянул опасливо примолкшим одноклассницам.