«Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Бессмысленный и тусклый свет».
Именно с этих строк известного русского поэта Александра Блока мне хотелось бы начать повествование своей истории, ведь я так люблю поэзию, а эти строки пробуждают во мне незамысловатое, детское желание: строить свою собственную вымышленную картину. Я обожаю сидеть на балконе, одиноко спрятавшись в отведённой мне комнате, выкуривая третью тонкую женскую сигарету из пачки, купленной на последние деньги, фантазировать и представлять, как выглядят та самая аптека, из миллиона подобных ей, строгий, чёрный фонарь, улица, на которой каждый день проходит бессчетное количество людей. И какая ночь: безоблачно спокойная или небо затянуто бесстыжими облаками, и, на самом-то деле, в этом месте нет ничего красивого и прекрасного. Но учитывая, что я всегда провожу аналогию со своей жизнью, то образ каждый раз получается скверным, и с очередным стуком в дверь, сопровождаемым поросячьим визгом хозяина, что пора работать и вообще, на кой-хрен он тогда меня нанимал, я полностью утопаю в серо-чёрных красках, цвета вредного бесценного табака, теряя последний просвет хорошего. Так что, думаю, лучше начать так: Дождь. Мрак. Пьяные стоны…***
Если так подумать, то в моей жизни нет ничего необычного, наоборот, она чересчур однообразная, скудная. Я восемнадцатилетний парень, которого собственный отец проиграл в казино за картами, а позже выгнал из дома, как грязную псину, из-за новой пассии сроком на несколько месяцев, не больше, кинув в лицо 50 Йен мелочью. Что самое странное, у меня нет обиды на него, как если следовать дальше по правилам, наверное, я просто ожидал, что такое когда-нибудь произойдёт, только не знал точной даты. Мне пришлось перебраться из своей пригородной деревни в столицу, потому что единственный путь найти работу с приличным заработком, но без образования и связей, так душевно подсказанный мне, оставался только там. В первый же день приезда мне пришлось учиться выживать. В большом городе нет никому дела до тебя и уж тем более до твоих проблем. Понимаю, что немногие поймут меня и большая, здравая половина точно осудят мой следующий поступок, но мне не нужно ничьё понимание. Лживые эмоции одобрения и сожаления ужасны, а мне, что тогда, что и сейчас хочется напиться в хлам, потеряв последние капли рассудка. А для этого нужны деньги… которые пришлось «любезно одолжить» у первого слепого, стоявшего в переходе метро с беспомощно вытянутой рукой и просящего о помощи. Да, я своровал. Мне пришлось. Мне было нужнее, чрезвычайно нужнее. И… вины не чувствовал, совесть совсем не грызла, видимо, я уже тогда начал прогнивать душой. Было немного, жестокие люди проходили, бесцеремонно харкая рядом, не удивительно считая, что бедный человек этого только и достоин, но на бутылку-две самого дешёвого соджу хватало, даже мелочь какая-то осталась. Большего и не надо было. Завернув за первый закоулок в алкогольную палатку, денег не стало. Приятно шелестящие на слух банкноты вместе с завораживающей звенящей мелочью исчезают из кармана мужского кошелька или дамской сумочки так же быстро, как и любовь выветривается, словно дурь из башки. Все чувства, даже к самому близкому человеку, не вечны, и чаще всего их спасают деньги, валюта; тогда же, что делать бедному человеку, если у него пусто в карманах — у них и нет ничего, такие, как я, не достойны любить и быть любимыми. Всё, что остаётся делать обезглавленным от одиночества богачам, так это искать свою новую жертву чувств в барах и клубах, предоставляющих заманчивые услуги за чуть большую сумму, а беднякам — работать на приведённых выше посредников, продавая своё тело раз за разом, плюнув на гордость и уважение к себе. И я пошёл по данному пути. Допив последнюю бутылку алкоголя крайне внушительным глотком, я вышел на улицу на своих двоих, уже предательски трясущихся, и поплёся по узнанному от хозяйки палатки адресу в первый увеселительный дом отдаваться за заработок на продолжение «светлой и наилучшей» жизни. Само здание находилось чуть дальше от центральной улицы города, как по мне — идеальное место для роскошного процветания, и плевать, даже если направленность у этого дома индивидуальная. Наверное, никогда не думал, что, увидев год назад сноску в газете, отец читал по утрам, — «В Сеуле открылся первый гей-дом» — неоднозначно посмеявшись, пойду просить принять меня на работу, унизительно падая коленями в грязь и языком вылизывая налакированные туфли нашего сутенёра. Он ещё долго изучал меня, сардонически прищурившись, скользя липким взглядом и временами испуская издевательские смешки, будто хотел заставить меня чувствовать ещё более несуразным, заставляя сомневаться в принятом решении прийти сюда. Он открыто оценивал меня неестественно большими для чистокровного корейца глазами, поставив в центре среди всех обесчещенных кукол, надушенных и нелепо переигрывающих интерес к человеку, который совсем не волновал их: я не претендовал забирать последнее. Я медленно и по возможности незаметно осмотрел всех людей, находящихся рядом со мной. У каждого был измученный и усталый вид, тело некоторых, как и сейчас, после столького времени, было покрыто сплошь синяками и ссадинами, которые они пытались прятать за различными кофтами или накидками. Понятно, что шлюхи не могли возразить своему покупателю или отказать в доставлении радости и экстаза, даже если сами пострадают, ведь они товар, а человек, вещь, выставленная на продажу, не имеет права слова. И я стремлюсь к этому же. Одного из парней передёрнуло, и он покосился в мою сторону, обнажив зубы в презрительном оскале, явно давая понять, что мне тут не рады. Я задержал на нём взгляд ещё ненадолго, а потом скривился, пытаясь воспроизвести его пренебрежительную усмешку, и отвернулся, успев заметить до смешного скудный жест утешения в сторону оскорбленного мной парня. Тогда мне всё больше стало казаться, что я не подхожу и для этой работы, совершенно не вписываюсь в коллектив этих эмоциональных людей, однако, помолчав ещё немного, мужчина всё же выдавил из себя скомканное предложение: — Мазохист? Или реальный гей? — Скорее, просто беден, — сухо ответил я. Всё-таки, в моём понимании, собеседование должно проходить немного по-другому, не уверен, что точно знаю сам, но не так. — Хм, такие здесь тоже есть, — он почесал щеку, кидая язвительный взгляд в конец ряда. — Раздевайся. — Ч-что? Зачем?! — спокойствие и излишняя насмешка в его тембре голоса выбили меня из колеи. Неожиданно для самого себя я расслабился, будто забыв, где я и из какого говна выбрался, раз пришёл сюда, но одним словом он вернул меня в реальность, заставив вновь ощутить мнительность и беспокойство: чувства, которые в последние дни так изящно заставлял меня чувствовать родной отец. — В смысле «зачем»?! Я хочу посмотреть на твоё тело! — от былых холодности и никчёмной заинтересованности на его лице не осталось и следа. Мужчина просто выжидательно смотрел на меня и, казалось, своим взглядом пытался вынудить меня подчиняться его словам. От этого раздражающего взгляда ещё больше не хотелось покоряться, ощущая тяжёлое желание сбежать и отсюда, да поскорей, сохранив мизерные остатки ненужной гордости. — Если ты не в состоянии сделать это самостоятельно, то я великодушно помогу тебе. Моё молчание затянулось, а терпение мужчины практически закончилось, хотя его выражение лица не изменилось, но атмосфера вокруг отяготилась, неприятно подавляя моё противление. Грубым жестом мужчина указал на одного парня рядом со мной, привлекая того к обязанности раздевать меня без моей же воли. Я угрожающе покосился в его сторону, сжав руку в кулак, не давая подойти ближе, на что он невольно отступил на шаг назад, видимо, он здесь был одним из самых зашуганных и давно потерявшим своё право голоса, ведь даже после мы так и не разговаривали ни разу, а я, убедившись, что приближаться опять не собирается, принялся досадно исполнять просьбу мужчины, которую более справедливо было бы назвать приказом. Старательно избегая его взгляда, я всё равно мог предсказать выражение лица, насмешливое, ехидное, противно довольное. Вместе с одеждой я избавлялся от прежней жизни от воспоминаний и от личности, к которым, как думал и надеялся, никогда более не вернусь, хотя меня и пугала, что в моём взгляде, как и во взгляде остальных парней, появилось смирение, а в душе зародилось собачье повиновение. Завершив унизительный процесс, я безэмоционально смотрел на мужчину, с кислым привкусом во рту, после алкоголя, молча проглатывая шепотки за спиной, из которых я смог уловить только недовольное «его точно примут». Я не стал оборачиваться, чтобы посмотреть на говорящих, мне хватало сальной улыбки сутенёра передо мной. — Ну что, я подхожу? — я старался говорить как можно спокойнее, делая вид, что происходящее не имеет никакого значения для меня, но был уверен, что мужчина точно знал, что тишину я прервал лишь от желания закончить это и одеться. — Я ещё не решил, — он простодушно пожал плечами, наигранно улыбаясь, но затем гадко осклабился, тихо прошептав: — Вместо меня решение примет твой первый клиент. Его тихий шёпот прозвучал для меня громче крика, продолжая эхом раздаваться в голове. Я повернулся в сторону, куда он кивнул, сразу же столкнувшись взглядами с только что зашедшим мужчиной. Мгновенно отвернувшись, я перевёл глаза обратно, но уставился в пол, понимая, что ещё не поздно отказаться от этой затеи и просто уйти, однако он опять ворвался в размышления, будто наперёд зная о моих мыслях. — Он богат, так что не думай, просто действуй. Ведь не денег ли ты хотел? — и я знал, что он абсолютно прав, я сам ему сказал это раньше. Для меня шелест денег был самым дорогим на свете, а отсутствие их в собственном кармане разрушало мою психику вкрай, поэтому я решительно направился к пришедшему мужчине. -Я м-могу Вам чем-нибудь помочь? — смазливо улыбаясь, я до последнего отвожу взгляд, чтобы не увидеть ненавистное мне желание в его зрачках, не увидеть издёвку в глазах старого дряхлого толстосума, с внешностью точно превышающей свой возраст, не увидеть жалость ко мне, потому я всё также ещё не знаю, что мне делать и как вести себя. Но это не оправдание и никак им быть не может, поэтому стыдливо пряча глаза за длинной чёлкой, я следую дальше за ним, шаг за шагом, позволяя обхватить себя за плечо. Этот мужчина знал больше здешних законов, чем я мог себе представить. — В следующий раз обращайся ко мне, господин Ким. Лучше тебе запомнить это, — голос моего будущего работодателя, как и звук собственных шагов, ещё долго продолжали отзываться эхом в тишине опустевшего помещения и в моей голове, лишённой каких-либо мыслей. Я почему-то уже точно был уверен, что справлюсь и… если вы всё же читаете эту историю, то значит, исход и вправду был положительным. Наверное, я после и пожалел, что вообще приехал в город, проклял себя за эту бессмысленную идею, но дали бы мне шанс изменить всё, прожить тот момент заново, ничего бы не изменилось, потому что моё место именно там, как человек низшего слоя, я не мог бы позариться на что-нибудь высшее.***
Прошло три года с того проклятого дня. Три однообразных, но безболезненных душевно, если только физически, года. Все эмоции, которые когда-то посещали мой разум, испарились, исчезли после первого же клиента, вытрахавшего из меня последние сомненья по поводу моей теории: богатые и бедные, их любовь. Я ещё отчётливо помню, как тот дряхлый старик крутил пачкой купюр перед моим носом, играя так и заливаясь злорадным смехом, когда за каждую зелёную бумажку я выполнял любую его команду. Тогда же я и узнал, что такое быть с мужчиной. После долго периода, когда ко мне привыкал весь «любимый» коллектив, в том числе и наш сутенёр Ким, я теперь могу стоять в кругу элитных шлюх и также участвовать в выборе новых новобранцев, судьбы которых стали полностью повторяться. Многие из них просто бились с жиру, что их выбор не замечают собственные же родители, поэтому сбегали из домов и впадали в крайности, но из десяти, после первой недели оставались где-то трое, двое оставались на алкоголе и на духовном развлечении посетителей, и только одному удавалось пробиться в ряды настоящих шлюх. Интересно, а в этом есть повод для гордости? Мы грязные создания. Рабы, которых законно эксплуатируют за деньги, издеваются, насмехаются, а что самое удивительное, мы сами подписываем контракт и первые же приходим в этот дом за работой. Нам больше некуда податься, дальше или таблетки, или очаровательной формы заострённое лезвие, а не всем здесь хватит смелости покончить с собой, доброй половине точно. Сегодня 30 декабря 2018 года. Я встал под самый вечер. Мне ещё нездоровилось, последний посетитель игрался с наркотиками, и за добрую пачку зелёных заставил меня разделить с ним дурь. Поэтому, когда я стал подниматься с кровати, голова ещё кружилась. На прикроватной тумбочке стояла ваза с алой розой и лежал конверт с запиской внутри. Если аналогию с цветком я уже знал: шлюх этого дома называли розами, а в зависимости от класса и цены, которую готовы заплатит посетители, цвет цветка меняется, у новоприбывших — ещё закрытые бутоны, их по утрам разносили персонал; но насчёт записки у меня не было ни одной здравой идеи. Печать на конверте была нашего Дома, однако с чего мне господин Ким пишет письма, вместо того, чтобы зайти в комнату или вызвать к себе, я не понимал. Из конверта, надушенного любимым одеколоном хозяина, от которого сейчас воротило, я достал жёлтую бумагу, где импульсивным почерком было изъяснено, что сегодня приезжают очень важные гости и что весь «живой товар» дома должен будет собраться в зале для приветствия, а после и для выбора, но это уже тонкости профессии. До назначенного времени оставалось час-полтора, так что желание поваляться на кровати и ещё чуть подремать разорвалось на мелкие кусочки, как и письмо, сразу после прочтения отправленное в мусорку. Я устало потопал в ванную, ведь, как и каждой образцовой шлюхе, мы должны следить за чистотой своих тел, да и всё же после вчерашнего помыться правда стоило. Обычно на водные процедуры у меня уходит минут пятнадцать-двадцать, но сегодня из-за самочувствия и неожиданного отказа самому себе спускать куда-либо, я потянул время. Удивительно, но мне первый раз за три года так не хотелось приветствовать новых богачей, а уж тем более кого-то ублажать после. Желания совершенно не было. Но деньги, мания получить больше, я уже стал зависим от подобных мыслей, заставляли после ванны идти и одеваться, выбирать дорогие наряды, чтобы точно клиенты обратили взгляд на меня и, как бы не звучало убого, выбрали и заплатили по расценке. К семи вечера я был готов и у меня ещё оставалось время, чтобы выкурить одну или пару сигарет. Знаю, что мешать дурь с табаком не самая лучшая затея, но если не выкурю, меня начинает всё и все раздражать. Помню, однажды из-за этого разругался с хозяином, за что меня выгнали из дома на неделю, хорошо, что теперь хватало денег, чтобы где-нибудь перекантоваться. Я взял первую чёрную книжку из тумбочки и уселся в кресло, в спешке перелистывая засаленные страницы, как ещё одно из доказательств, что больше сигарет я люблю поэзию. Только в стихах люди чистые и открытые, а в их души ещё не пробрались чёрные твари, — камаллы, — как называла их моя мать в детстве. И снова безумный стих одного из русских поэтов Алексея Апухтина, его название «Сумасшедший», и почему, ещё не читая, мне кажется, что уже знаю смысл задуманного.«Садитесь, я вам рад. Откиньте всякий страх И можете держать себя свободно, Я разрешаю вам. Вы знаете, на днях Я королём был избран всенародно, Но это всё равно. Смущают мысль мою Все эти почести, приветствия, поклоны… Я день и ночь пишу законы Для счастья подданных и очень устаю».
Не хочу проводить никакую параллель со стихотворением, но, зачитывая каждую последующую строчку и выкуривая сигарету без остатка, что пальцы кричали от горящего пепла, мне хотелось закрыть книгу и самому продолжить сочинять. Тема сумасшествия и тупого выгораживания себя перед всеми была очень знакома мне. Совершенно не заметив, как крайние двадцать минут пролетели, я откликнулся только на второй, уже более пытливый стук в дверь. В коридоре стоял мужчина-прислуга, сообщив, что я последний, кто ещё не спустился вниз. — Старик ворчит? — пряча руку с сигаретой за спину и туша об рядом стоящий шкаф, я нахально улыбаюсь, провоцируя мужчина на более душевный разговор. -Можно сказать и так. Гости приехали, так что вам стоит поторопиться, — видимо, он только недавно пришёл в это место и ещё пытается казаться образцовым работником, жаль только, что в подобных местах этого никто не оценит. — Ладно… — выталкивая прислугу вместе с собой из комнаты, я закрываю дверь на карточку, которая есть у каждого здесь и у хозяина ото всех комнат. — Раз приехали… Церемония приветствия уже началась, когда я спустился на первый этаж. Мистер Ким встретил меня разъярённым взглядом, его и так огромные глаза будто собирались вылезти из орбит, но ничего не сказал: хуже опоздания товара было опозориться перед клиентом. Гости только зашли и сейчас проходили по первым рядам, выбирая из каждого самого симпатичного. Однако же это очень унизительно… Сзади всех парень, взгляд которого не опустился ни на одну представленную шлюху, зато все остальные персоны навеселе поочерёдно обращались к нему, видимо, спрашивая брать ли кого ещё или остановится уже. Наконец они подошли к нам, я стоял рядом с хозяином, до последнего не отводя взгляда от парня, который раньше привлёк моё внимание. Он был самый молодой в компании, да и вообще из всех гостей в целом, обычно сюда приходили уже женатые взрослые, кому хотелось привнести в свою жизнь что-то новое, а жёны оставались одни дома с детьми от таких ублюдков. Мы, кажется, с ним походили на ровесников. Когда они становились рядом с ними, я смог увидеть небольшой пучок собранных волос на затылке, обхваченных простой резинкой в несколько раз. С какой-то необъяснимой заинтересованностью я не мог отвлечься, хотя должен был поклониться и ожидать своего выбора. Куда более интересно было смотреть за угрюмым парнем, менявшим эмоции с каждым новым вздохом. Наконец твёрдая рука хозяина напомнила о своем месте и повелительно заставила наклониться, услужливо отходя в сторону и уступая проход к двери. — Хах, ему, кажется, понравился наш Тэхён, — из толпы мужчин кто-то один осмелился и выкрикнул глупость, которая сразу всех рассмешила. Только неожиданно парень молча впервые поднял взгляд, уставившись в мои. Секунда. Две. Три. И он просто молча проходит первым в комнату для посещений. — Господин, нам пригласить его с собой? — позже оказалось, что хоть парень и был самым молодым из всех, но являлся самой важной персоной и именно из-за его праздника здесь все собрались и принижали себя, как могли. — Как хотите. В комнате ещё хватит место на одного. Мужчины довольно улыбнулись, беспардонно хватая меня за запястье и утаскивая в помещение за собой. — Ким Тэ дал согласие, значит, тебя оценили. Можешь радоваться! Кто-то со стороны продолжал мне нашёптывать, что мне несказанно повезло, если я хотя бы удостоился его взгляда, а я послушно шёл сзади, как и в первый раз с клиентом, ещё точно не понимая, как для меня эта вечеринка обернётся. И почему же я не был уверен в хорошем? Не был уверен ни в себе, ни в этом странном парне?