Delux love

Спустя некоторое время после их встрече на реле, Харка — весьма неожиданно для Рино — пригласил его на свой Орбитер. После состыковки Рино пришлось удивиться снова: большее буйство органики он видел разве что на Земле. В пристанище морозного варфрейма все было заставлено парящими и обыкновенными садками, вазами, кашпо и горшочками всевозможных размеров и содержимого: здесь были и обычные цветы с Локи, видоизменившиеся за прошедшие столетия диких условий, и экзотические, образцы которых Рино как-то приходилось сканировать на различных планетах. Они оплетали, стояли пышными раскидистыми кустами, свисали с переборок и устилали каждый уголок корабля, а их цветущие бутоны источали сладостные ароматы. Не было здесь разве что мертвых растений Орокин, белых как молоко, с причудливо извивающимися стволами. Это место не шло ни в какое сравнение с аскетичным жилищем Палатина, которое оставалось пустым с самого его пробуждения, выглядя так, словно в нем никто и не живет. Разве что скрашивал вид огромный и агрессивный суника, который своим размером занимал буквально все физическое пространство любой из комнат. Харка шел по не заросшей тропинке в глубь Орбитера, касаясь рукой листьев, гладя их как любимое домашнее животное. Он неожиданно остановился и посмотрел в сторону. Рино проследил за его взглядом: густая крона деревца дрогнула пару раз и из нее выплыл массивный страж. Его ярко светящееся око покрутилось, обследуя обстановку и варфреймов перед ним, а затем он важно подгреб к Палатину и с достоинством просканировал его под недовольное урчание. Рино пронаблюдал, как тот скрылся в лианах под потолком, и решил уточнить: — Это Гелиос Прайм? Видел обычные, которые копии Корпуса. — Им удалось достичь прогресса в восстановлении утерянных технологий Империи. Особенно МОА. Фрост продолжил путь, спустившись по лестнице и повернув направо. Дверь с тихим шипением раскрылась, представляя взору комнату отдыха. Тут тоже были растения, но большее пространство занимали аквариумы: один стоял посреди комнаты, а другой занимал всю правую стену. В них плавали и копошились причудливые, но чаще отталкивающего вида, создания. — Зачем тебе все это? — спросил Палатин постукивая пальцем по стеклу, привлекая внимание живущих за ним обитателей. — Не знаю, — пожал плечом Фрост и принялся настраивать сомакор — такое чувство, что мне чего-то не хватает. Но я не могу вспомнить, что именно. Какой-то важной для меня вещи. Рино замер. Ему было знакомо это чувство. Он не занимался пустым собирательством как Фрост, точно зная, что это была не вещь. Но когда он пытался поднять со дна своей памяти пласт с прошлой жизнью, что была до криосна, то перед внутренним взором стояло лишь слепящее золото. Со временем Палатин принял тщетность своих стараний и оставил попытки что-либо вспомнить. Теперь приходилось жить настоящим. Заиграла музыка и Рино обернулся. Его напарник стоял посреди комнаты и двигался в такт разгорающейся мелодии. Мерно колышущийся подол и округлые бедра под ним привлекали внимание. Звезды на его рогах призывно кружились, увлекая за собой. Было сложно отказать в приглашении на Говорящую Нарту. Поэтому Палантин встал за чужой спиной, дополняя своими скупыми движениями размеренный танец Харки, вкладывая в них смысл поддержки и защиты, которые он мог дать. Недовольство партнером, ранее заставлявшее стискивать кулаки до вмятин на металле ладоней, в мгновение исчезло: понимание теперь того, что Фрост вынужден заниматься мерзкими для себя вещами, утопая во лжи своих союзников, делавшее его безмерно одиноким заставило изменить мнение. Не став дальше разбирать знаки танца, Палатин дождался когда Фрост повернется к нему лицом и крепко прижал его к себе. Железный характер, закаленный одиночеством и жестокостью, лишил возможность испытывать каждодневную тоску и потребность в ком-либо. Но проигнорировать чужой крик о помощи было невозможно. — Спасибо, — тихо сказал Харка, обнимая его одной рукой за шею. Потом они сидели у панорамного иллюминатора и любовались звездами, наслаждаясь обществом друг друга. Это было безмятежное мгновение, наполненное тихой радостью. Но такие моменты существуют как раз для того, чтобы их прерывать. — Хозяин, — отозвался коммуникатор Палатина высоким голоском его корабельного цефалона, — пришли данные касательно будущей миссии. Вас попросили ознакомится с ними в кратчайшие сроки. Рино напрягся. Он задумается над тем, чтобы в будущем потеряться из виду своих кураторов. Только позже. — Мне нужно идти, — виновато сказал он. — Тогда пойдем, — Харка, встав первым, теперь протягивал свою раскрытую ладонь. Решив провести своего гостя другим путем, Фрост направился из комнаты отдыха прямо. Сложно было сказать, о чем он сейчас думал, но Рино заметил, как теперь была расслаблена его вечно напряженная спина, да и весь он перестал походить на гончего кубрау, который только и ждет команды, чтобы сорваться с места. Палатину было спокойно от этого факта. Но почувствовалось что-то постороннее, злое. Словно его задели чужие эмоции. Это настораживало. Он остановился. Справа от него была дверь, обесточенная и заброшенная. Растения не осмеливались приблизиться к ней и, страшась чего-то, отступали от нее. Но Палатину показалось, что аудиосенсоры улавливают какие-то тихие звуки, словно играющая под толщей воды музыка. — Что там? Фрост на секунду замялся, дрогнув, но покорно ответил. — Иногда я вижу что-то. — На грани слышимости сказал он, как будто их могли подслушивать, — Оно темное, непонятное и живет прошлым. Ни я, не мой цефалон не смогли понять эту сущность. Так что лучше это не тревожить. Звук стал четче. Сделав шаг по направлению к створкам, Рино вновь прислушался. И он очень удивился, когда понял, что знает эту мелодию. Нага Войны. Этот марш исполнялся, когда лучших солдат провожали из городов парадами прямиком в распростертые объятья равнодушной смерти. Старая традиция, призванная поднимать боевой дух защитников, которая становилась отдушиной для простого люда, жившего в постоянном страхе за свои жизни. Палатин словно со стороны наблюдал, как из двери, необъяснимым образом проходя сквозь нее, показалась тонкая рука. Она молниеносным движением метнулась к груди Палатина и наполовину погрузилась в нее, однако боли не было. И в мгновение, в разум хлынули разрозненные кусочки воспоминаний, мелькающие калейдоскопом так быстро и так неуловимо, заставляя терять себя в реальности. Рино понял, что растворился в них.