***
Последний матч «Даллас Старз» в сезоне 17/18. Команда выигрывает, но этого недостаточно для попадания в плей-офф, хотя они, конечно же, этого достойны. Хоккеисты уже давно ушли со льда, трибуны потихоньку пустеют, и лишь я стою в коридоре арены возле раздевалки ребят и никак не решаюсь на очень нужный нам шаг. Это был действительно невероятный вечер. Вновь окунуться в ту атмосферу, которой жила несколько лет своей жизни — это круто. Я опять сидела на трибунах, на самом верху. Мне там было видно всё, а вот ему меня не видно было. Не надо ему этого, не смог бы на игру настроиться. Вообще, я себя немного неловко чувствовала, так как видела, что некоторые люди меня узнавали. Узнавали и удивлялись моему положению, которое я перестала скрывать, надев на матч узкие чёрные джинсы и довольно-таки обтягивающую чёрную водолазку, от чего мой пусть и небольшой, но всё же беременный живот, был отчётливо заметен. Последние три месяца я готовила себя к роли матери-одиночки, и лишь вчера поняла, что не могу так поступить с ребёнком. Не с самой собой, а вот именно с ним. Я знаю, что такое отец, знаю, какая это колоссальная поддержка, любовь и забота, поэтому просто не имею права лишить всего этого своего ребёнка, ведь у него папа очень даже замечательный, несмотря на наши с ним отношения. — Тоня? — Джейми, — оборачиваюсь и вижу капитана. Мы очень давно не общались, поэтому эта встреча для меня очень радостная, — здравствуй. — Он забирает меня в свои тёплые и медвежьи объятия, при этом в макушку целуя. — Ну ничего себе, — да, моё положение умеет удивлять, — прости, но… Тайлер? — Тайлер, — отвечаю с улыбкой и немного пожимаю плечами, — позовёшь его? — Да, конечно. — Парень пожимает меня по плечу и заходит в раздевалку, а я, пока не вышел Тайлер, достаю из сумки то, что сейчас для меня самое дорогое в этом мире. Ждать Сегина пришлось недолго, он тут же вышел из раздевалки, наполовину в форме и, что меня удивило, в футболке. Удивило лишь потому, что он ведь большой любитель надеть экипировку на голый торс, а потом болельщиц этим смущать, вытирая джерси пот со лба и оголяя всё, что можно оголить. — Что-то случилось? — Господи, ну почему он так встревожен? Я, конечно, люблю, когда Тайлер становится заботливым, но мне порой было его просто жаль, ведь он умеет себя накручивать. — Почему сразу что-то случилось? — Ты бы просто так не пришла. — Да, я пришла не просто так, но ничего не случилось, успокойся, — разворачиваю небольшой белый конверт, который только что из сумки достала и вынимаю из него пару фотографий УЗИ, передавая их Тайлеру, — вот, держи. Я решила, что ты должен это увидеть. Тай поверить не может, что я действительно это делаю, поэтому берёт их достаточно осторожно, и рассматривает их, словно карты какие-то. — Это он? Это наш ребёнок? — Нет, просто принесла тебе свои снимки УЗИ показать, сказать, что здорова, — поднимает на меня глаза и совершенно не понимает, что я шучу. Подхожу чуть ближе и пальцем показываю на небольшой комочек на снимке, — да, Тай, это она. Твоя дочь. На меня похожа, правда? — Усмехаюсь, и чувствую, как Тайлер мне в плечо лбом утыкается, тоже смеясь и в свои объятия сгребая. — Такой же красивой, как и ты будет, не сомневайся. — Главное, чтобы у нас ты был. Обещаешь? — Обещаю. — Теперь ты действительно папочка, представляешь? И не надо мне больше ничего. Ни титулов, ни обложек, ни мест в топах горячих подружек хоккеистов. Мне нужен лишь Тайлер и наше счастье, которое мы обязательно сможем сохранить. Я уверена.Miss Texas
25 июня 2018 г. в 23:35
До жути восхищаюсь людьми, что могут оставить своё прошлое в прошлом. Не тянут его за собой, а просто забывают. Не звонят ему, не пишут, не приходят среди ночи и в дверь не стучат, как он.
Зачем? Зачем он снова здесь? Зачем снова ворошить прошлое и требовать то, чего дать уже не могу? Последний раз он был здесь пять месяцев назад, и ни чем хорошим это не закончилось, поверьте.
Я так же стою у двери, как в тот вечер, так же запахиваю покрепче свой шёлковый халатик цвета розового золота, что до безумия нравится ему, и запускаю пальцы в распущенные волосы, второй рукой проворачивая щеколду на двери. Я обещала больше ему не открывать, но не могу. Слишком многое нас на сегодняшний день связывает.
— Тоня, — если он ещё раз моё имя произнесёт — просто с ума сойду. Это невозможно, это наизнанку выворачивает и колотить начинает так, словно меня в минус сорок на улицу выпинали в одной ночнушке. А я как бы знаю, о чём говорю, да. Бурная молодость, что уж тут скажешь, — привет.
— Здравствуй, — скрещиваю руки чуть ниже груди и присаживаюсь на тумбочку, стоящую в прихожей, и пятой точкой пододвигая всё, что на ней валяется, — Тайлер.
Он заходит в квартиру абсолютно свободно, как хозяин, зная в ней каждый угол и каждое движение, которое нужно сделать, чтобы дверь за собой захлопнуть. Ну естественно, ведь половину сезона 14/15 он прожил именно здесь. Сам изъявил желание оставить свой дом и вместе с Маршаллом перебраться ко мне. О, для меня это тогда означало, что у нас всё серьёзно, раз он не просто иногда переночевать заходит, а даже собаку сюда тащит. Нет, не просто собаку, а своего ребёнка, можно сказать. Да, он называл и называет себя папочкой, а папочкой он, кстати, успел уже стать не только для Маршалла, но ещё для Кэша и Джерри. Вот так давно всё это было.
С уверенностью могу сказать, что это было самое лучшее время в моей жизни. Я забыла про учёбу, про работу, и полностью посвятила себя роли девушки хоккеиста. Мне тогда казалось это всё таким серьёзным и необходимым — ходила на каждый домашний матч, и даже, если нужно было, летала на матчи в другие штаты; всегда сидела на трибунах только в джерси с его фамилией, на льду только его высматривала и вообще была вся такая няшечка-няшечка, с унесённой напрочь головой от произошедших в моей жизни событий и окрылённая любовью. Всё бы отдала, чтобы это никогда не заканчивалось, вот серьёзно. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой живой, даже сейчас, несмотря на то, что во мне не одна жизнь, а уже целых две.
Во мне два сердца бьются, во мне, чёрт возьми, целый человек, и я должна чувствовать радость, прилив сил. Я, в конце-то концов, должна хотеть жить, но нет! А сейчас ещё и он своим визитом весь воздух из моих лёгких выбивает и только больше нагоняет желание исчезнуть.
— Я пройду? — Каждый раз, когда он вновь появлялся в этой квартире, мы после подобной фразы оказывались в постели, но не сегодня, нет.
— Проходи. Ты ведь знаешь, куда идти, — я имела в виду гостиную, но он ведь мог подумать иначе, поэтому рукой всё же на нужный поворот указала. Ну так, на всякий случай, чтоб не надумал себе ничего, — ты всё здесь знаешь.
— Не в настроении? — Я бы подумала, что он этим вопросом на моё положение намекает, ну, типа, у беременных же настроение вечно меняется и всё в этом роде, но нет, я так не подумала. А всё потому, что по мне и не скажешь, что я уже больше половины срока отходила. Живот не растёт, растёт лишь моя русская душа, распирая меня в ширь да вдаль, ибо последние месяца два я ем вообще всё, что вижу. Мама говорит, что это нормально, это генетика, у неё тоже на протяжении двух её беременностей живота практически не было видно. Только сестра моя отличилась, и то потому, что была беременна двойней. Ну и плюсом ко всему этому — никто из наших общих знакомых не знает о беременности, просто потому, что я с ними не общаюсь. Как-то… как-то вычеркнулись они из моей жизни с уходом Тайлера, хотя он иногда всё же вписывал обратно своё имя.
— Ты на часы вообще смотрел, когда садился в машину и ко мне ехал? Два часа ночи, ты разбудил меня, и спрашиваешь, в настроении ли я. Молодец, Сегин, как всегда в своём репертуаре, — он проходит к панорамному окну, что открывает прекрасный вид на ночной Даллас, засовывает сначала руки в карманы джинс, потом достаёт их, принимает такую же позу, как и я, скрещивая руки на груди, бегая взглядом по комнате, а я вот как-то не мельтешу перед ним. Всегда мельтешила, а сейчас не мельтешу, не хочется. Просто сажусь на спинку дивана, некогда нашего любимого, на котором мы могли валяться целыми сутками, и снова поправляю пальцами волосы, — господи, ты просто невыносим!
— Ты же знаешь, что я не люблю твой русский.
— А ты знаешь, что мне плевать. — Да, это была вечная тема наших споров и ещё больший розжиг конфликтов. Когда мы ругались и я вдруг переходила на русский, покрывая его отборным и крепким трёхэтажным, Тайлер только ещё больше кричать начинал, ведь он не понимал, что я говорю, а мне казалось, что только лучше делаю, и он должен сказать мне спасибо за то, что не знает, какими словами я его только что назвала. Хотя… Тайлер даже не во время ссор мой русский не переносил. Ему казалось, что я говорю словно медведь, и просил общаться только на английском, ведь «мы в Америке, и русскому здесь не место». В такие моменты отборным и крепким я покрывала его лишь мысленно, к сожалению.
— Тоня..
— Зачем ты приехал? Что, расстался с очередной «Мисс Техас» и снова вспомнил обо мне? Что-то все последующие у тебя какие-то проходные, лишь я неизменной остаюсь. — Я знаю, о чём говорю. Практически все его девушки — реально «Мисс Техас». Серьёзно. Что до меня, что после. И как быстро они появляются в его жизни, с такой же скоростью и исчезают. Почему-то только я у него долгоиграющая.
Мы познакомились в апреле, через некоторое время после того, как я стала обладательницей титула «Мисс Техас 2014». Никого не волновало, что я из России, а уж мой университет тем более, ведь в случае победы им бы выделили какой-то грант, что-то там ещё, ну, а мне было чисто по приколу участвовать в этом конкурсе, тем более, что в моей жизни он был не первым подобным, да и очередная корона полку в родительском доме не отломила бы.
Кстати, о неизменности и долгоиграющем сюжете: в официальных отношениях мы находились ровно год. Всё же остальное время у нас получалось как-то наплывами. Сначала он нашёл себе новую «мисс», потом они расстались, он вернулся ко мне, потом решил, что наши отношения не развиваются и так несколько раз на протяжении трёх лет. Порой его заходы больше одной ночи и не длились, и я даже привыкнуть к этому успела. Ну, как бы, была просто довольна, что хоть иногда в моей жизни появляется, хотя я без него жить не могла. Сейчас понимаю, что могла, просто не хотела. И он, как мне кажется, тоже, ведь не зря творил всё то, что творил.
Его дико раздражало то, что мои полуголые фотографии печатают в разных известных изданиях. Объяснять ему, что его работа — это хоккей, а моя — делать вот такие вот фоточки, и это нормально, было бессмысленно. Ему не нравилось, что на меня будут пялиться всякие мужики, и тогда возникал резонный вопрос «а на кой-чёрт ты себе в девушки такую, как я брал?». Знал же, что после получения титула я решила стать моделью, прекрасно знал. Потом ему не нравилось, что меня начали включать во всякие топы, по типу «Top 10 sexiest wives and girlfriends of NHL players», и он однажды даже заплатил какому-то изданию за то, чтобы меня убрали из этого списка и вообще перепечатали весь тираж. Нехило так, да?
— Не надо быть такой стервой, тебе не идёт. — Он выглядит потерянным. Видимо, переживает, что с плей-офф в этом сезоне они пролетели. Прекрасно его знаю, уже давно выучила, что переживания из-за хоккея у него всегда самые сильные и перекрывают какие-либо другие. И да, я до сих пор слежу за «Даллас Старз». Ну это уже так, чисто привычка и куча свободного времени, внезапно на меня свалившегося. — Я приехал просто потому, что ты мне нужна. Я люблю тебя.
Это Тайлер, и он знает, на что нужно давить, чтобы я сдалась. Боже, когда-то я была готова всё отдать за эти слова, а сейчас даже слышать их не могу! Не знаю, мне так противно от них, словно эти слова поношенные какие-то, грязные. Зачем я снова впустила его в свой дом, в свою жизнь? Он ведь опять пришёл, чтобы получить то, что хочет, и оставить меня ни с чем. Ну, в прошлый раз у него это не получилось, моя беременность тому подтверждение, но факт остаётся фактом. Если он действительно меня любит, то зачем причинял боль?
— Это всё, конечно, прекрасно, Тайлер, и очень меня даже забавляет, — чувствую, как малыш вдруг начинает шевелиться, толкать меня изо всех сил и крепче прижимаю руки к животу. Он не должен ничего увидеть, не хочу, чтобы знал. Меня не хватает на то, чтобы договорить фразу нормально, ком к горлу подступает и чувствую, что ещё чуть-чуть и слёзы польются. Не могу собраться, голос дрожит, — но прошу, уйди же ты отсюда. Оставь меня в покое, хоть раз. Слышишь?! Хоть раз!
Не могу больше смотреть в эти карие глаза, не могу больше видеть эти вьющиеся волосы, руки в татуировках и эту дурацкую кепку, которую он никогда не снимает! Скорее всего, всё обусловлено беременностью, ведь по-другому я не могу объяснить внезапное желание начать защищать и защищаться. Захотелось просто свернуться в комочек, закрыть живот руками и чтобы нас никто не трогал. Особенно он.
— Тоня, ты чего? Хэй, малыш. — Он тут же подлетает ко мне, берёт за руку, приподнимает подбородок, пытается вглядеться в моё лицо, но я не хочу, чтобы он прикасался ко мне. Отпираюсь, убираю его руки, прошу не трогать, но его это не останавливает. Никогда не останавливало и не срабатывает сейчас. Говорит что-то о прошлом, о том, как любит, просит не отталкивать, а меня запрограммировали словно. Нет, и всё. Не хочу, не надо. — Посмотри на меня, Тоня, посмотри, — Тайлер коленом раздвигает мои ноги и встаёт как можно ближе, прижимаясь лбом к моему лбу, продолжая держать за подбородок, смотря мне в глаза, и я снова, вдруг, начинаю видеть в нём того Тайлера Сегина, которого увидела впервые в жизни. В которого влюбилась без памяти, чьё имя кричала с трибун и добавляла «это мой парень! да-да, мой парень!». Того самого Тайлер, из-за воспоминаний о котором я решила оставить ребёнка и стать для него самой лучшей мамой на свете. Но тут опять сработал инстинкт защиты, поняла, что не нужно его подпускать. Сработать-то сработало, но пока я всё поняла — он прижал мне к себе ещё ближе, и всё тайное стало явным. Ну, как бы, трудно не заметить живот, когда я вплотную к нему прижата, да ещё и ребёнок решил снова дать о себе знать, пиная меня, что есть сил. Как папочка, выбивая весь воздух из лёгких, только делая это ещё и физически, — что?
Тишина повисла между нами. Раньше мы её поцелуями заполняли, а сейчас нам даже нечего друг другу сказать. Мне всегда казалось, что если человек стал тебе однажды родным, он таким на всю жизнь останется, и неважно, что с вами произойдёт, сколько вы не будете видеться, что-то общее будет всегда, молчанием вы друг друга не встретите, но на деле всё иначе.
Это ужасно осознавать, что перед тобой стоит человек, чью частичку ты под своим сердцем носишь, а тебе ему сказать нечего, и хочется лишь оттолкнуть, прогнать. Хочется оградить себя от боли, которую он вновь может причинить.
— Это мой? — Чувствую, как он аккуратно прикладывает ладонь к животу и пытается поймать толчки ребёнка. Это невыносимо. Это всё слишком.
— Он наш, — накрываю ладонь Тайлера своей и останавливаю, не давая продвинуться дальше, — но честнее будет сказать, что только мой. Ты сам от него отказался.
— Что ты несёшь? — У него в глазах испуг. Да, я бы на его месте тоже испугалась. Новость-то не из простых.
— Что я несу? Как только узнала, что беременна, то сразу позвонила тебе. Я ведь хотела всё рассказать, дать тебе шанс подумать, а что сделал ты? Сначала не брал трубку, а потом и вовсе кинул мой номер в чёрный список. Ты отмахнулся от меня, словно от мухи назойливой! Так поступают с той, что любят? Ты серьёзно пришёл сюда, чтобы про любовь мне заливать?!
— Тоня, прекрати, — я никогда не видела его таким убитым. Да, это сделала я, но мне его ничуть не жаль. Я люблю его, да, из меня эту любовь трудно будет убрать, но жалости к нему ни какой, — я хочу всё исправить. Ты нужна мне.
— Уходи. Просто уходи. Я пока ещё беременна, и тебе здесь делать нечего. Как только родится ребёнок — я обязательно сообщу тебе, если к этому времени буду убрана из чёрного списка.
Сегин умеет быть настойчивым, но так же прекрасно знает, что со мной это работает лишь тогда, когда я сама это хочу, иначе тоже могу в бульдозер превратиться, поэтому он отпускает меня. Делает это нехотя, но всё же. Всё ведь могло быть иначе, и мы понимаем это оба, но исправить уже ничего нельзя.
Тайлер чуть морщится, взгляд становится суровее, он крепко сжимает кулаки и просто в один миг от меня отходит, покидая квартиру, при этом ударяя кулаком в дверной косяк гостиной. Слава богу, что у него не клюшка в руках, иначе весь дом бы разнёс. Ещё раз.