Три месяца до катастрофы
Хёну с Хёнвоном перестали ссориться уже очень давно. Да и когда тут, когда партнёр буквально умирает у тебя на руках. Никто не знал, чем именно Хёнвон был болен, а как это лечить — тем более. Поэтому Хёну перестал приезжать на работу, делая всё на дому, пытаясь собственными руками синтезировать лекарство. Иногда всё-таки Че удавалось встать со своего смертного (как он сам это и называл) одра и пройтись до кабинета Хёну. Он клал свои костлявые пальцы, обтянутые уже не кожей, а каким-то папирусом на сильные покатые плечи и целовал в макушку, прося остановиться и немного посидеть с ним в гостиной. Сону было ужасно стыдно, как врачу и партнёру, что он ничего не может дать Хёнвону. Ни с какой стороны. Его парень знал, что умрёт. Он знал и уже давно был готов к этому, поэтому всё, что было нужно — быть рядом и крепко обнимать. В один из таких вечеров Че снова дошёл до кабинета и положил уже почти невесомые чуть тёплые ладони на крепкие плечи, тихо прося посидеть с ним, потому что соскучился. Они сидели в тишине, нарушаемой лишь тяжёлым дыханием Хёнвона. Он удобно устроил свою голову на бедре Хёну, свернувшись калачиком под колючим пледом, который, несмотря на это, отлично согревал почти прозрачное тело. Сон поглаживал острое плечо и кусал губы, потому что было тяжело смотреть на его любимого человека. — Хёну, дай мне обещание, пожалуйста, — тихо сказал Хёнвон, прикрывая глаза. — Какое? — Не ищи лекарство. Это не приведёт ни к чему хорошему. Просто дай мне умереть, а потом сожги тело. Я хочу, чтобы мой прах развеяли над самым большим океаном. — Я не могу, понимаешь же, — так же тихо сказал Сон, зарываясь свободной рукой в поредевшие волосы парня. Че убрал его руку и мягко поцеловал пухлыми губами, а затем повернулся на спину, чтобы посмотреть Хёну в глаза. — Прошу тебя. Сон не мог оторвать свой взгляд от больших опустевших глаз. Казалось, что там самая глубокая бездна. Туда упал и до сих пор падает весь мир. Мягкий приглушенный свет неожиданно стал давить, и Хёну пришлось встать, аккуратно придерживая голову парня. — Иди к себе в комнату, хорошо? — Сон поцеловал Хёнвона в лоб и широкими шагами ушёл к себе в кабинет. Он закрыл кабинет на ключ и опёрся руками на стол, где стояло дорогое оборудование, различные скляночки и микроскоп. Что-то мерзко закололо под рёбрами, отчего стало нечем дышать. Хёну не мог позволить себе плакать даже здесь, но слёзы, горячие, противно солёные, сами текли и капали с кончика носа на раскрытые заметки. Парень пытался вытереть всё рукавом, но это не особо помогало. Хёнвон уже смирился со своей смертью, но Хёну — нет. Он не хотел никого никуда отпускать. Че был для него всем. А что будет, когда это всё отнимут время и болезнь? Конечно, Сон понимал, что это крайне эгоистичный поступок, но, а как иначе? Мысли путались, сплетаясь со звуком собственной крови в ушах и писком лабораторных мышек, на которых пробовались вакцины. Немного придя в себя, Хёну бросил свой взгляд на скляночку, помеченную красным. Эта была самая действенная вакцина, которая могла бы спасти Хёнвона, а потом и остальных людей, но, чтобы понять, как она действовала на больных, её надо было опробовать на людях, потому что в данном случае для Сона это не было показателем. Мыши, обколотые этой вакциной, вели себя немного странно, но Хёну считал, что так проходит процесс восстановления после болезни. Так что, немного её доработав, просидевший всю ночь учёный с утра стал будить Че. — Родной! — Хёну тряс парня, забыв, в каком тот состоянии. — Я сделал вакцину! Ты будешь здоров! — Хёну, я прошу тебя… — Мы вколем это, и тебе полегчает уже к вечеру, вот увидишь. — Сон взял руку Че, но тот её отдёрнул. — Нет. Ты не понимаешь? Сколько раз тебе повторить? Я устал. Я хочу умереть, Хёну, — парень свёл брови к переносице. — А я нет, Хёнвон. — Сон снова схватил его и вколол препарат. — Ты моё всё. Я не отдам то, что принадлежит мне. К вечеру Хёнвону стало только хуже. Его лихорадило, и он вот-вот был готов отдать богу душу. В голове буквально сплавился мозг, зрение ухудшалось как будто с каждой минутой, а горло обкладывало, как при простуде или гриппе. Че просто хотел, чтобы это уже закончилось. Он ждал своей последней минуты с тяжёлым сердцем из-за Хёну, который свято верил в то, что он поступил правильно, продлевая чужие страдания. «Ты что, Господь Бог, чтобы так распоряжаться чужим телом?» В какой-то момент Че как бы провалился сквозь постель. Конец. Он падал куда-то сквозь пространство, блаженно прикрыв глаза, чуть улыбаясь. Хёну видел, как издавал последний вздох его возлюбленный. А потом — как его бездыханное тело поднялось с кровати и, оскалившись даже не по-звериному, кинулось на Сона, вгрызаясь в горячую плоть. Через пару недель эпидемия стала очень медленно распространяться. Всё больше и больше людей заражались, думая, что это обычная простуда. А те, кто чувствовал что-то неладное, уезжал, пока ещё было возможно, куда подальше. Когда власти подняли тревогу, было слишком поздно. Города заполонили монстры, охотившиеся за здоровыми носителями. За три месяца они распространились куда только было возможно. Людей эвакуировали первые несколько дней после объявления чрезвычайного положения, а тех, кто не успел, оставили умирать среди заживо гниющих щелкунов. Кто-то сумел спастись у себя дома за заколоченными окнами и дверьми, но рано или поздно такая защита переставала спасать.***
Кихён резко поднимает корпус, открывая глаза. Ему приснились люди. Много людей, которые спасались от зомби, ловящих их на улицах. А также он видел во сне своего бывшего босса и его партнёра. Ю потирает переносицу, с неохотой принимая этот сон за правду. Неужели правда это всё из-за Хёну? Понятно, что его долго не было, потому что он ухаживал за Хёнвоном, но намеренно ли он так сделал, или это была случайность? Парень свешивает ноги с кровати, замерев в раздумьях, но потом мотает головой, слезает с кровати и идёт будить остальных. В столовой уже сидит Чангюн, ковыряясь в жестяной банке. Он поворачивается, когда старший входит и говорит, что Чжухон ещё спит. На вопрос, почему тогда не разбудил, Им поднимает брови, мол, хён, ты что, дебил? — и встаёт со стула выкидывать пустую консервную банку. Сегодня им нужно идти пополнять запасы, потому что запасов на троих надолго точно не хватит, да и ещё что-то можно по дороге захватить. Кихён шлепает босыми ногами по прохладному полу к дивану, где спит Ли, и пихает его. Тот хнычет и хмурится, не открывая глаз. Тогда Ю повторяет действие с пинком снова и чуть не огребает, когда младший вскакивает, угрожающе размахивая прикладом, путаясь в накинутом на него Чангюном пледе. — У нас нет времени дрыхнуть, придурок! — рявкает Ю, отпрыгивая от злобного товарища. На что Чжухон лишь фыркает и идёт в столовую, всё так же держа автомат в руках. Он ставит оружие рядом с ножкой стула и поворачивается к старшему. — Ты ел? — Нет ещё? — Тогда чо стоишь? Тащи жрачку. — Ли садится и горбится. — Тебя не учили со старшими разговаривать? Повежливее нельзя? — в разговор включается Им, который ставил в прихожей свой рюкзак. — Тебя кто-то спрашивал, Робобой? — орёт злой Ли. — Долго мне ещё ждать?! Ю раздражённо мотает головой, а потом идёт за двумя банками консервов и стаканами воды. Поставив всё на стол, он молча садится напротив товарища и начинает трапезу, словно ничего не произошло. Ссориться с младшим ему не хочется. Странное противное чувство брякает под рёбрами, на чём парень и сосредотачивается, пока жует холодные спагетти в томатном соусе. Доев, он отставляет всё и смотрит на товарища в упор. — Мне приснился мой босс. Чангюн тихо садится рядом и подпирает щёку рукой. Оглядев присутствующих, Ю сцепляет пальцы замочком и продолжает: — Он якобы создал лекарство, которое в итоге привело к тому, что мы сейчас имеем. К катастрофе, я имею в виду, — парень прочищает горло и пялится в стол. — Ты знал о том, что он этим занимается? — начинает Им. — Конечно, нет. Он в какой-то момент взял отпуск, чтобы ухаживать за своим молодым человеком, а потом вы знаете. По-хорошему, нам бы его записи найти, но что-то мне подсказывает, что это ничего не даст. Кто нас отсюда заберёт?.. — Тогда не понимаю, почему ты паришься. — Вилка Чжухона звякает, падая на стол. Ли встаёт из-за стола и идёт собирать вещи, оставляя ребят. — Он всегда такой? — Чангюн ерошит волосы, смотря старшему вслед. — Сколько его знаю. Не обращай внимания. Через час троица выходит из дома и направляется на запад, куда ещё ни один из них ни разу не ходил. Если там никого нет, то магазины должны быть полны еды и других полезных припасов. Чжухон напевает что-то, снова закуривая и дымя прямо в лицо идущего рядом Чангюна. На все просьбы этого не делать он просит младшего сходить нахуй или отойти подальше, а когда ловит его недовольный взгляд, пытается прижечь Иму руку, громко гогоча. Ю тащится чуть сзади, снова натягивая бандану по самые глаза. Плохое предчувствие не отпускает до сих пор, из-за чего парень весь как на иголках, дёрганный и несобранный. Восходящее солнце бьёт по глазам и бликует, пробиваясь через развалины. Туман, характерный для этого района, потихоньку рассеивается, но всё равно даёт увидеть золотистые ленточки солнечных лучей. Кихён спотыкается о камень и почти падает, окрикиваемый Чжухоном, который тут же подлетает, чтобы помочь товарищу подняться. — Аккуратней, эй. Может, мне понести рюкзак? — Ли пытается снять с Кихёна его ношу. — Всё в порядке. Нет необходимости, — старший останавливает парня и улыбается, хотя выглядит это немного натянуто. Кихён никогда не скажет, что его что-то волнует. Он будет держать это в себе, даже если это будет разрушать изнутри. Ю хочет быть для товарищей примером и опорой, и это Чжухон разгадал в нём, ещё когда они не были хорошо знакомы. Таких людей сразу видно. Даже когда ты смотришь на толпу, такие, как Кихён, идут позади всех, улыбаются тем, кто оборачивается, и поднимают тех, кто упал или что-то обронил. Район, для всех незнакомый, выглядит хуже, чем кто-то мог предположить. Целых построек почти не осталось, но всё же магазин, хоть и без целой стены и огрызком крыши, стоит. Чангюн указывает на него, и все направляются туда. Чжухон взводит курок «на всякий случай» и снова закуривает. Кихён делает то же самое, сильнее сжимая рукоятку. Когда они заходят, разделяются, чтобы быстрее со всем расправиться, но в этот раз это становится самой большой стратегической ошибкой для всех троих. Ни один не замечает пару зомби, которые прячутся в глубине, куда свет ещё не проникает. Кихён не слышит, как один из монстров подбирается сзади. Этот не щёлкает зубами, не издаёт ни звука, который мог бы выдать его, поэтому спокойно нападает на ничего не подозревающего парня, успевая укусить за шею. Ю успевает выстрелить ему в голову, но от осознания того, что только что произошло, падает на грязный кафельный пол и начинает трястись. Он хватается за место укуса и смотрит бешеными от страха глазами на только что подбежавших парней, а потом резко опускает голову, чтобы никто не увидел его слёз полнейшего отчаяния. Крики Чжухона, который трясёт его, слышно, как будто сквозь подушку, как и выстрелы из его автомата. Чангюн поднимает старшего на ноги и быстро выводит через дыру в стене, а затем снова сажает на землю. Сзади подбегают ещё двое зомби, которых младший отгоняет битой, а потом быстро достаёт дробовик и стреляет, куда попадёт. — Кихён! — рявкает Ли, упавший перед ним на колени. — Твою мать, Кихён! — он хватает его за плечо. — П-пристрели меня, Чжухон… — Кихён поднимает мокрые глаза на младшего и убирает руку от шеи. — Ты охуел, блядь?! Какой «пристрели»?! — Меня не спасти! Пристрели меня, блядь! — Ю хватается за ствол автомата и приставляет дуло ко лбу. — Давай! — рявкает он. — Я не могу! Не могу! — На глазах Чжухона выступают слёзы. Кихён встаёт, отпуская ствол. Он подзывает более уравновешенного Чангюна, у которого, тем не менее, руки холодные, как будто он уже умер пару дней назад. Парни крепко обнимаются, а затем старший отталкивает Има, оставляя наедине со своими мыслями, и идёт к Ли. — Пожалуйста, Чжухон. Ты должен сделать это. Я и так и так умру, — старший кладёт руки Ли на плечи и заглядывает в покрасневшие глаза. Ю встаёт чуть поодаль и ждёт. В голове Чжухона кадрами проносится та ситуация с матерью. Перед глазами всё плывёт, руки трясутся. «Я не могу! Не могу!» Он поднимает автомат и целится в голову Кихёну, а затем спускает курок. Выстрел. Ю падает замертво, а Ли кидает автомат и падает на колени, плача навзрыд. Чангюн садится на корточки рядом и кладёт ладонь на быстро поднимающуюся и опускающуюся спину старшего. Через секунду Чжухон вскакивает, отталкивая Има, и бежит к остывающему телу товарища, сгребая его в охапку и начиная покачиваться, словно убаюкивая. «Прости меня, Кихён. Прости, пожалуйста». Потом Ли встаёт и забирает автомат, направляя дуло себе в рот. Здесь всё и закончится, думает он, кладя палец на спусковой крючок. — Чжухон, нет! — Чангюн, увидев, что старший собирается сделать, в два шага оказывается рядом и выбивает протезом оружие из рук. — Ты совсем из ума выжил?! Думаешь, Кихён этого хотел? Подумай хорошенько, хён. После непродолжительно молчания Чжухон утыкается в шею Чангюна и снова начинает реветь, сминая в руках чужую куртку на спине. Им кладёт руку на чжухонову голову и мягко поглаживает. Ему не нравится идея, созревшая в голове. Но по-другому успокоить Чжухона кажется просто невозможным. Они оставляют Кихёна там, а сами в гробовой тишине идут домой.