Знакомьтесь — Мишель Кларк

      Ровно в 7:00 утра по Нью-Йорку в маленькой квартирке-студии противно запищал будильник. Это были обыкновенные дешёвые электронные часы, которые стояли прямо на полу, так как прикроватного столика там не было. Там же, рядом с часами, были разложены всевозможные медикаменты, как то обезболивающее, успокоительное, сосудосужающее, снотворное, жаропонижающее, таблетки от тошноты, от спазмов, от похмелья и многое другое. Всё это было уложено не дальше расстояния вытянутой руки, так как во время очередного ночного приступа всё это вместе или по очерёдности становилось просто жизненно необходимым.       А будильник всё так же пищал, пока его хозяйка сонно не протянула руку. Она с силой ударила по крышке часов так, что те и вовсе перестали работать. Но этого ей оказалось мало. Хозяйка, всё так же даже не открывая глаз, взяла несчастный будильник и стала с остервенением молотить им об пол. И только когда прибор фактически разлетелся на части, она успокоилась, открыла глаза и уставилась в потолок. Так началось утро Мишель Кларк.       Уже в 7:15 (ну а чего медлить?) она привычно шагала по улицам города. Своей небрежной походкой, постоянно сутулясь, она шла к себе на работу. Во всей её фигуре ощущалась жуткая дисгармония. Она как-то не так выглядела, не так шла, и даже думала, наверное, о чём-то не том. Микки то и дело поёживалась и недовольно смотрела по сторонам. У неё противно пришлёпывала балетка (почему-то только левая), но она уже давно не обращала на это внимание и, пожалуй, сильно бы удивилась, если бы кто-нибудь указал ей на это.       Вот наконец госпожа Кларк в школе. Да, теперь уже давненько она работала преподавательницей художественной культуры в той школе, которую когда-то окончила сама. Туда её взяли, можно сказать, по старой памяти, ибо это было единственное место на свете, где её репутация всё ещё оставалась безупречной. Для бывшего представителя художественной богемы это был действительно неплохой вариант, к тому же – одна из немногих профессий, связанных с искусством, которые Мишель могла себе позволить.       К слову сказать, учителем она была никудышным. Почему? Да просто потому что она снова частенько баловалась кокаином, марихуаной или какой другой гадостью. В такие дни уроки искусства проходили куда веселее обычного, и вместо скучных лекций про какую-нибудь архитектуру барокко или живопись итальянского Возрождения ученики получали настоящий «театр одного актёра». Как-то раз во время очередного такого «представления» Мишель даже вышла в окно. Благо, кабинет искусства находился на первом этаже.       Ученики в той школе делились на две категории: те, кого забавляла эта непредсказуемость, и те, кого она пугала. Ведь действительно не по себе, когда учитель вдруг начинает отвечать на какие-то непрозвучавшие вопросы, спорить с пустотой или долго, по несколько минут всматриваться в одну точку. Почему её до сих пор не уволили, для учеников давно оставалось загадкой, но на то, разумеется, тоже были свои причины.       Итак, между тем, в школе начались уроки, а вместе с ними и урок искусства. За партами сидели уже привыкшие ко всему восьмиклассники. Темой урока было Голландское Возрождение, которое Микки на дух не переносила. — Так, дети. Запомните: если вы видите на картине много-много-много мелкой невъебенной херни, то перед вами Голландское Возрождение – Босх или Брейгель, — примерно так наставляла мисс Кларк.       Чувствовала она себя отвратительно – жаль, что она даже не захватила с собой ни одного стабилизатора или хотя бы успокоительного. Вскоре перед глазами поплыла уже привычная абстракция, совсем как та, что она всё время пытается запечатлеть на своих картинах. Мишель опустилась на стул, чтобы тотчас не грохнуться в обморок, как это бывало раньше. Теперь она снова едва ли могла контролировать себя. Приход на уроке – самое неприятное, что могло случиться. Впрочем, такое с ней уже бывало. «Так, спокойно, Микки, — мысленно говорила она себе, — Главное не запалиться. Нужно всего лишь не подавать виду и говорить что-то умное». Но со стороны вышло где-то так: — Минуточку.. Я ещё раз повторяю.. Минуточку.. Пожалуйста, минуточку.. Минуточку.. Я ещё раз повторяю.. Минуточку.. — впрочем, дети уже ко всему привыкли и не особо удивлялись.       Сегодня уроки для Микки стали адом. Такое часто бывало; она еле дожила до конца рабочего дня. Со звонком, первее всех учеников она выбежала на улицу и тут же задымила сигарету. Школьники разбредались по домам, обсуждая сегодняшний день. — Прикиньте, мне эта сутулая псина «тройку» по искусству за домашку влепила, — сердито жаловался кто-то своим приятелям, — И знаете почему? У неё, видите ли, диалог с моей работой не возник! — Да пошёл ты! — крикнула Мишель ему вслед.       Всё бы ничего. Но больше всего на свете художница не любила вечера. Не те, когда она часами напролёт была поглощена работой и творила один шедевр за другим. А те, когда она особенно остро чувствовала свою несостоятельность и одиночество, тогда она осознавала, что жизнь катится в бездну и уже стала всего лишь простым существованием, не несущим никакой цели даже для неё самой.       Вот и сегодня на неё напала эта ужасная хандра, которой Микки всегда так боялась. Художница заперлась в квартире, поплотнее зашторила тяжёлые занавески на окнах и включила музыку. Громко. Это была ABBA. — You are the Dancing Queen!! Young and sweet, only seventeen!! — громко и ужасно фальшиво голосила она, подпевая музыке.       И хотя то время, когда она сама была only seventeen было уже чуть более десяти лет назад, это ничуть ей не мешало. Мишель открыла бутылку Jack Daniel’s и стала горстями принимать таблетки, запивая их виски. Так уныло проходили почти все её вечера, но делать что-то уже не было сил. Впрочем, это ещё не самое плохое. Самое плохое началось десять минут спустя…       Мишель собралась было взяться за кисть, как вдруг снова оно. В голове послышался какой-то шум и треск, вперемешку с сотней голосов. Вся эта муть нарастала и становилась всё громче. — Нет-нет-нет! Только не опять! — отчаянно завопила Мишель и в агонии стала носиться по комнате, в панике зажимая уши ладонями.       Но это, конечно, не помогало, ведь шум был у неё в голове и его не могла заглушить никакая музыка. Настолько сильный, что мог свести с ума кого угодно. Эти приступы атаковали Микки уже долгие годы, именно поэтому она и прибегала к наркотикам и алкоголю. Хотя они помогали всё меньше. В такие минуты существование становилось просто невыносимым, Мишель могла биться в конвульсиях, кричать или кататься по полу, но какой в этом толк? Казалось, голова сейчас просто треснет пополам.       Мишель в беспамятстве с разбега ударилась головой об стену и наконец потеряла сознание.