POV Андрей Жданов.
Я знаю, что я неадекватно реагирую на происходящее, знаю прекрасно, но я ничего с собой поделать не могу. И это не ревность! Ревновать Катюшу к этой мокрице-Сашке было бы унизительно и для меня, и для Катеньки. Это была нехорошая, разъедающая душу и сердце, злость, и с нею я ничего поделать не мог. Вот когда я начал понимать Ромку. Понимать по-настоящему. От беспомощности я злился так, что у меня начало садиться зрение, кулаки постоянно самопроизвольно сжимались, а дважды даже приступ паники снова навещал меня. Казалось бы, ничего общего между Ромкиной ситуацией, когда его держали два амбала, а Сашка издевался над ним, и моей, когда я, вроде бы, был свободен, не было. Но я, между тем, чувствовал себя именно так: пленным с вывернутыми руками и невозможностью ответить Сашке хотя бы словечко на все его издевательства. И это было невыносимо. Прошел всего час с момента, когда мы немного успокоились и начали работать, как в приемную вошел курьер с шикарным букетом. — Цветы для Екатерины! — тоном глашатая произнес он. — Спасибо, — глаза Катеньки засияли, она взглянула на меня, моментально поняла, что этот сюрприз устроил не я, и блеск погас. — «С миллионом извинений! Надеюсь, что ты предоставишь мне возможность извиниться лично. С глазу на глаз. Твой А.», — прочла она открытку, приколотую к букету. — Погодите! Я эти цветы не приму. — Мое дело только доставка, — широко улыбнулся посыльный. — Хорошо, тогда сообщите, отправителю, что его извинения отправлены в мусор, — с этими словами Катя выбросила букет в урну, и даже прихлопнула крышкой. «Твою мать, — подумал я, — а ведь я как раз сегодня собрался устроить дома романтический вечер, купил Катеньке кольцо, ужин на дом заказал и доставку цветов на двадцать ноль-ноль. Теперь придется цветы отменять, не хочу, чтобы она решила, что я у Сашки идею слизал». — Андрюша, ты чего? — заметила Катя мое настроение. — Ты радоваться должен, план начал работать! А ты грустишь. Не надо, ты же понимаешь, что мы все делаем правильно. Ведь так? — Так, девочка, так. Ладно, я к Ромке и на производство. Если вдруг что, звони немедленно мне, я мобильный не выпущу из рук. — Не волнуйся, ничего со мной не случится. Она чмокнула меня в щеку и склонилась над клавиатурой, а я бегом побежал к Ромке, мне просто необходимо было с ним переговорить. — Палыч, ты чего такой взъерошенный? — Кажется, я идиот, Ромио. — Это не обсуждается, это аксиома. Но почему именно сейчас тебе в голову пришла эта неоспоримая истина? — как всегда, без шуточек Малина существовать не мог. — Сашка прислал Кате букет. Шикарный букет с запиской, мол просит прощения, мол надеется на личную встречу, да еще подписал: «твой А.», представляешь? — Оба-на! Значит, сработало, маховик завертелся?! Ура! Андрюха, ты чего? А я и сам не понимал «чего», но у меня на какое-то мгновение пропало зрение, а руки сами собой сжались в кулаки. Будь здесь Сашка, мало бы ему не показалось. — Ты можешь без шуток? — спросил я очень серьезно. — Могу, конечно, — Ромка сразу понял, что мне сейчас не до шуток. — Ты взревновал? — Нет! Я почувствовал себя связанным по рукам и ногам, как ты тогда, когда Сашкины протоплазмы тебя избивали и не давали ему ответить. Понимаешь? — Понимаю. И что делать, будем менять план? — Нет, не будем, план очень хороший. Я постараюсь взять себя в руки. — Палыч, ты помни одно: хорошо смеется тот, кто смеется последним. Я ведь тоже от бессилия сходил с ума, и что в результате? — И что в результате? В результате ты чуть не рехнулся, Кира вообще едва не умерла, а это ничтожество цветет и процветает. И что будет дальше, никто не знает. Кстати, как у тебя с Кирой все продвигается? — Потихоньку. Увы, слишком медленно. Мы уже можем сидеть и даже лежать рядом, прижавшись друг к другу, правда молча, и даже гладить по голове и спине я ее уже могу без того, чтобы она заплакала, но дальше этого дело не двигается. Стоит мне только заговорить с ней о нас — сразу слезы. Стоит чуть крепче обнять — и в глазах ужас и ненависть к себе. Тяжело, Андрюха, очень тяжело. И все-таки, ты неправ. Это мы возрождаемся, пусть тяжело и больно, и медленно, а Сашка гниет. — Жаль, что он сам об этом и не догадывается, гниет как-то очень уж ароматненько. — Ничего, Палыч, вот увидишь, будет и на нашей улице праздник. Кирюшка сегодня вон, как выдавала, на гора! А это дорогого стоит. — Ага, а потом плакала, потратив такую кучу сил, на спектакль для этой мокрицы. — Знаешь что? С таким настроением мы точно Сашку не одолеем. Давай-ка сегодня вечером соберемся вместе, поговорим. — Я хотел вечерком для Кати устроить романтический вечер с цветами, ужином и подарком. Глянь, какое колечко купил, — я достал коробочку, показал Ромке кольцо. Он от восторга даже языком прицокнул. — Классная идея, нужно будет и мне Кирюше что-нибудь эдакое подарить. Он не понял, что Сашка мне уже испортил вечер. — Э! Ты чего? Из-за Сашкиных цветов? Плюнь и забудь. Так не подаришь цветы, подаришь только кольцо. — Катя же думала, что букет от меня, обрадовалась. А я… В этот момент зазвонил мой мобильный. — Да, Кира? — Андрей! Ко мне заходил Сашка, он нес какой-то бред, что-то о том, что нам необходимо перетянуть Катю на свою сторону, тогда у нас появится шанс завладеть всеми акциями «Zimaletto», потому что Катя знает всё о твоих делах, и еще какую-то ерунду. Потом он хмыкнул, сказал, что сейчас купит эту дешевку… Прости, Андрей, это не я, это Сашка так сказал… с потрохами. И пошел в приемную. Ты побудь ря… Но я уже ничего не слышал, ноги несли меня к Катеньке, следом за мной летел и Малина. — Александр Юрьевич! — донесся до нас отчаянный, как нам показалось, крик, но тут же голос Кати стал спокойным: — Я сказала, что вас не прощу. Это значит, что не прощу! Неужели вы не понимаете, что вы мне противны. И подарки я ваши принимать не собираюсь, они мне противны еще больше, чем вы. Ромка придержал меня, приложил палец к губам, заглянул в приемную и расплылся улыбкой Чеширского кота. — Посмотри на придурка, — шепнул он мне на ухо. Я тоже заглянул внутрь, и увиденное у меня улыбки не вызвало. Сашка держал коробочку в вытянутой перед Катей руке, а там лежало… кольцо. Дорогое кольцо. Очень дорогое, пожалуй, еще дороже моего. Хорошо, что я был не один, я бы сейчас все зубы Сашке повыбил, и на этом наш план бы рухнул, не прожив и одного дня. Ромка схватил меня в охапку, оттащил от двери и закрыл мне рукою рот. — Катенька, я всего лишь прошу тебя в знак примирения принять от меня этот подарок, больше ничего. — Не называйте меня «Катенька», мне это неприятно. И не смейте мне «тыкать». Во-первых, я вовсе не собираюсь с вами мириться, а во-вторых, у меня есть муж, и принимать такие двусмысленные, такие дорогие подарки от другого — это значит, не уважать Николая. А я его уважаю. — Как хотите. Мое дело подарить вам кольцо в знак примирения, а ваше право поступать с ним, как захотите, — Сашка демонстративно перешел на «вы», и совсем уже собирался уйти, как услышал: — Маша, зайди, пожалуйста, в приемную, тут Александр Юрьевич пришел просить прощения за свое хамство перед женсоветом, приволок кольцо с бриллиантом. Возьми его… Как зачем? Продадите и деньги поделите. — Я тебе не позволю выбрасывать тысячи долларов на этих девок, — взвизгнул Сашка, с которого моментально слетела вся позолота. — Если ты не принимаешь подарок, верни его мне. — С какой стати? Вы мне подарили, я имею право делать с подарком, что захочу, хоть выбросить, — спокойно, с большим достоинством ответила Катя, и тут же вскрикнула: — Ой! Мы с Ромкой сразу метнулись в приемную, но застряли в дверях, сзади нас подтолкнули, мы разлетелись по сторонам, а в комнату влетела Маша Тропинкина, пулей подскочила к столу, мигом оценила ситуацию, выхватила кольцо из Катиной руки, которую за запястье сжимал Сашка, развернулась, и была такова. — Отпусти ее руку, — сказал я довольно спокойно. Вернее, это мне показалось, что я говорю спокойно, а Катенька побледнела и Ромка почему-то бросился между мной и Сашкой. — Ты бы лучше за невестой смотрел, а не за секретаршей, — ухмыльнулся Воропаев, но руку девушки отпустил, посмотрел на нее довольно зло, буркнул: — Ты еще пожалеешь о том, что сделала, — и вышел из приемной.POV Катя Пушкарева.
— Два, — непонятно пробормотал Андрей, кулаки у него сжались и он, не глядя ни на кого, прошел к себе в кабинет. И еще двери перед носом у Ромки закрыл. — Ты не знаешь, что с ним? — спросила я Малиновского. — Он хотел устроить тебе романтический вечер, заказал цветы и купил кольцо, а тут… — шепнул мне друг. — Все понятно, упырь опередил. Я попробую с ним поговорить. Но поговорить удалось только глубокой ночью в постели. Сашка устраивал сюрприз за сюрпризом. Один омерзительнее другого. Дошло до того, что он подкараулил меня у выхода из «Zimaletto» и попытался проводить домой. Но тут уж я устроила ему сюрприз. Шла себе, его не замечая, хотя он и за руки меня пытался схватить, и дорогу мне пробовал перегородить, и чего только не вытворял, я шла вперед и делала вид, что он для меня пустое место. Однако, как только я увидела первого же милиционера, я со всех ног бросилась к нему, Сашка за мной, не глядя по сторонам, а зря. — Помогите, — заорала я, что было силы. — Меня преследует маньяк, говорит гадости, он совсем голый, распахивает полы плаща, а сам без трусов даже, — вопила я. — Эксгибиоционист? — Хуже! Маньяк! — кричала я уже в спины убегающему со всех ног Воропаеву и гонящемуся за ним, что было силы, милиционеру. А я свернула в проходной двор и пошла домой. Настроение было ужасным. Меня очень беспокоила реакция Андрея на Сашкины выходки. И Сашка меня беспокоил. Ну, хорошо, сегодня я выкрутилась. А что ему завтра помешает за мной проследить, если он не совсем идиот, и не станет афишировать слежку. Мне совсем не улыбалось жить на осадном положении под микроскопом, нужно было что-то придумать. И я, как мне кажется, придумала. Оставалось только обговорить все с ребятами, но я уверена, что они будут на моей стороне. План был прост. Пойти в то отделение милиции, где мы писали на Сашку заявление, написать еще одно о приставании и преследовании, и дать ход обоим жалобам сразу. Воропаев трус, это аксиома, и если его предупредят в милиции, чтобы он держался от меня подальше, то он приближаться не будет. — А что ему помешает следить за тобой издалека или нанять детектива? — спросил Андрей, когда я ему рассказала свой план. Он был прав, и что было делать, мы пока не знали…