POV Андрей Жданов.
Глядя на расстроенное лицо Катюши, невыносимо захотелось немедленно сбежать из больницы, найти Сашку и отметелить его так, чтобы он мог представить для освидетельствования не только разбитый Катей нос был, но парочку сломанных мною ребер, и отбитую к чертям собачьим Ромкой печенку. Да-да, Ромка тоже был настроен на драку с Воропаевым весьма решительно, так решительно, что боюсь вначале пришлось бы подраться с ним за право покалечить брата Кирюши. Хорошо еще, что Катенька увидела наш боевой настрой и сумела одним предложением загасить наш воинственный пыл, а то натворили бы мы с Малиной дел, сиди потом за этого урода. Правда, всего лишь на время, но все-таки не на горячую голову. — Даже не думайте, — очень строго и очень сердито сказала она нам с Ромкой. — Будете лежать здесь до тех пор, пока врачи сами вас обоих не выгонят. Давайте лучше подумаем, не было ли это все провокацией. Думали мы долго и разговаривали еще долго, и Катя по Ромкиной просьбе снова повторила свой рассказ, только на сей раз подробно, без купюр. Как оказалось, и посмеяться там было над чем и поразмышлять тоже. — Мне вот что кажется, — наконец, попытался резюмировать услышанное я. — Скорее всего, Сашка провоцировал вас, Катенька, действительно по просьбе Киры. Она прекрасно понимала, что любая порядочная девушка не сможет не ответить этому уроду если не мордобоем, то хотя бы крепким словечком. Вот и повод для увольнения. Железный повод. — Но произошло непредвиденное, — перебил меня Ромка, — пока этот гад пытался утопить Катю, он утонул сам. И это очень даже здорово. — Что ты имеешь в виду? — осторожно спросил я. Почему осторожно? А потому что вначале нам с Малиной необходимо было расставить все точки и над всеми «i». Нам было необходимо договорить. — Ну-у-у-у, — неопределенно протянул друг, — понятно же, что Сашка втрескался по уши. Но ему ничего не обломится, так что… — он плотоядно улыбнулся, почти безумно посмотрев вначале на меня, а потом и на Катюшу, и нам обоим стало не по себе. Увы, мне все, или почти все, стало ясно. Ромка сейчас в мечтах уже и четвертовал, и колесовал Воропаева, а сам с бережка улыбаясь смотрел, как по реке медленно проплывает обезображенный труп его «кровника». Но мне это совершенно не нравилось! Ни то, что Малина увидел в Катеньке орудие мести, ни то, что он сам не жил, а выживал. И выживал только мыслями об отмщении. Пришлось забалтывать Катю сказками о том, что мы остаемся в больнице и обязательно долечиваемся, что никаких глупостей ни я, ни Ромио не совершим, и вообще, будем ждать ее завтрашнего прихода, чтобы принять окончательное решение. И только когда она, улыбнувшись нам на прощание и помахав рукой, закрыла за собой двери палаты, я рискнул взглянуть другу прямо в глаза. — Ромка, тебе правда станет легче, если Сашка будет корчиться в муках? Только не ври, пожалуйста. — Не знаю, — после долгого, очень-очень долгого молчания, наконец, ответил он. — Знаешь, когда Юрий… — наступила совсем уже неприличная пауза, — помер, — я понял, что Малина хотел сказать «сдох», и очень долго боролся с собой, чтобы выдавить из себя более или менее приличное слово, — я поехал на кладбище. И… Вот только не смей меня осуждать, слышишь? — Что бы ты тогда не сделал, я попытаюсь тебя понять. — Я плясал на его могиле и кричал, что я рад его смерти. — Полегчало? — Нет, не полегчало. Не полегчало! — заорал Ромка. — Может полегчает, когда этот гаденыш ответит за смерть моего сына. — Ты хочешь, чтобы и Сашка уме… — Нет! — перебил меня Малина. — Я не хочу его смерти. Я хочу, чтобы он жил, долго жил, очень долго. И каждый день, каждую минуту мучился, и понимал, что это его кара за то, что он киллер, наемный убийца, ради денег пожертвовавший жизнями сестры и племянника. И моей жизнью тоже. Понимаешь? — Ромка, давай поговорим начистоту, а потом уж будем решать, как нам жить дальше и что нам делать. Согласен? — Давай поговорим. Куда же без разговоров? Без разговоров никуда! Только знаешь что, Палыч, если тебе приспичило рассказать мне о том, что прошлое нужно оставить в прошлом, что жить местью — это себя губить, что я не Бог, чтобы судить людей и прочую лабуду, то ты себя даже не утруждай, все это я говорил сам себе и не по одному разу, не помогает. А вот если у тебя есть рецепт, как это сделать, то тогда конечно, тогда я готов тебя выслушать. Только конкретно, по пунктам, идет? — Нет у меня рецептов. Никаких. И ты абсолютно прав, именно это я и собирался тебе сказать. — Вот видишь, звиздеть — не лопатой ворочать, все знают, что нужно сделать, жаль, что никто не может подсказать, как это сделать. — А может, нужно обратиться к психологу? — сказал я, и даже голову в плечи втянул, ожидая отдачи. — И снова — ха! — на удивление спокойно ответил Ромка. — Я сменил трех психологов за эти годы, и все они рассказывали мне, что я должен сделать, но ни один не посоветовал мне, как мне добиться выполнения задачи. Так что… — Ромка, согласись, ситуация изменилась, ты был один, а теперь нас двое. Мы всегда можем поговорить, и это уже немало. — Только поговорить? Нет, Палыч, это конечно лучше, чем ничего, но этого мало, очень мало, — он вдруг завелся. — Да пойми же ты, что я каждый день, каждую минуту заталкивал внутрь все свои настоящие эмоции. Думаешь легко мне было видеть, как ты уезжаешь к Кире, знать, чем вы занимаетесь, и молчать, все время молчать. — Ромка, ты все еще ее любишь? — Кого? Киру? Я никогда ее не любил. Вернее не так, совсем не так. Я ее ненавижу! Эта Кира убила мою девочку, прикарманив себе ее внешнюю оболочку. И я ей мстил. Думаешь, что я просто так все время подсовывал тебе других девчонок? Нет! Я знал, что ей будет очень больно, и делал это осмысленно. — Малина помолчал. — А теперь между нами еще и Катя… Только это совсем другое. Мне больно, но это я как-нибудь переживу. Готов даже стать твоим вассалом и помогать вам с Катюшей во всем. — Главное, чтобы Сашка страдал, правильно? — Да! — заорал Ромка. — Да, да и да! Какая тебе разница, почему я уступаю без боя, почему я готов помогать тебе, главное, что я… — Огромная разница, — перебил я его. — Я люблю Катю. Очень люблю, и никому, даже тебе я не позволю сделать ее орудием мести. Я не хочу, чтобы моя любовь утонула в чьей-то ненависти. Сможешь меня понять, я буду счастлив. Не сможешь… — А меня, меня кто поймет? — буквально взвыл Ромка. — Я понимаю. Правда, я все понимаю. И я с тобой. Во всем и всегда. Только Катю трогать не надо. Малиновский пристально на меня посмотрел, развернулся и, сгорбившись, побрел к своей кровати. Не знаю, спал ли он, думал ли, я не видел, он повернулся лицом к стене и практически не шевелился, но часа через два тишину нарушил восторженный крик: — Палыч! Я знаю, что нужно делать!POV Катя Пушкарева.
Наверное, я все же не такая умная, как обо мне думают, а точнее сказать, я — полная дура, иначе ни за что не поверила бы сказочнику Жданову и, усердно кивающему головой в знак согласия, Малиновскому, включила бы голову и поняла, что мои рыцари разводят меня, как школьницу. Иначе зачем Андрюше понадобилось бы так искренне меня убеждать, что они, конечно же, долечатся, и конечно же, ни за что не станут совершать бездумных поступков, вначале разработают план, потом дадут его мне на утверждение и только потом начнут действовать, причем строго следуя каждой букве этого плана? А мне нужно идти домой, отдыхать от треволнений и дорабатывать документы для представления их Павлу Олеговичу, потому что он-де, не сегодня-завтра должен прилететь, и я единственная, кто сможет убедить его, что только реорганизация производства и своя линия помогут не просто не допустить банкротства, но и вывести «Zimaletto» из стагнации, поднять компанию на высокий уровень и так далее. И самое главное, я даже мысли об увольнении допускать не должна, потому что как только Андрей с Романом выпишутся, я сразу же буду восстановлена в прежней должности. А пока, мол, ни Кира, ни Сашка, ни вообще кто-либо, не должны знать ни где мои рыцари, ни что с ними. — Андрей Павлович, Кира Юрьевна не просто волнуется, она места себе не находит. Может, вы все-таки ей позвоните? — Ха-ха, три раза, — злобно буркнул Роман, — Кира волнуется! Новый анекдот. — Конечно! — я с недоумением взглянула на Малиновского. — Она же живой человек и она переживает. — Успокойтесь, Катенька, — тут же сладко заворковал Андрей. — Я обязательно ей позвоню и успокою. А вы, пожалуйста, не отвечайте ни на один ее звонок. Мы же не знаем, что они с Сашкой задумали, вдруг еще какую-нибудь подставу готовят, чтобы уж наверняка, так что лучше поостеречься. Вот завтра придете к нам, мы все продумаем, утвердим и начнем действовать. Ну, и какой умный человек поверил бы этой сказке? Никакой! Только такая дура, как я, могла действительно пойти домой, засесть за доработку бизнес-плана, а потом, после звонка Андрея около шести вечера, и вовсе уснуть сном праведника, ведь прошлую ночь мне поспать совершенно не довелось. Проснулась я около одиннадцати ночи от дикого звона и стука в голове. «Опять», — с ужасом подумала я, поскорее натянула одеяло на голову и попыталась расслабиться, как учил доктор, но ничего не помогло, все тот же звон и стук продолжались. И только через минуту я поняла, что никакая это не мигрень, что кто-то беспрерывно давит на кнопку звонка, да еще и стучит кувалдою в двери. Мигрени я, честно говоря, боялась, Боялась гораздо больше, чем неожиданного звонка и стука в двери посреди ночи. Впервые она меня посетила после первой же сессии, а затем навещала довольно регулярно, но всегда внезапно, никакого расписания у нее не было, и длилась она никак не меньше двух суток, а иногда и больше. И никакие таблетки ее не снимали. По каким только врачам не водила меня мама, какие только препараты мне не выписывали, все было бесполезно. А самое неприятное для мамы было, что просматривая результаты моих анализов, все врачи в один голос заявляли будто моя мигрень пройдет когда и если у меня будет регулярная половая жизнь и очень желательно — роды, при этом с жалостью глядя на меня, мол, мы понимаем, что с такой внешностью это невозможно, но ничто другое вам не поможет. Они так достали меня этой фразой, что однажды я сорвалась и закричала старому опытному и вроде бы заслуженному врачу: — Рецепт выпишите! — Какой рецепт? — не понял он. — На регулярную половую жизнь! Если это мне советует доктор, то именно он должен знать, где найти это лекарство. Может, его в аптеках продают? Колька мне тогда еще предложил «лекарство по дружбе», но мы оба сразу же поняли всю глупость этого предложения, потеоретизировали немного и к практике переходить не стали, все равно ничего бы не получилось, и он, и я прекрасно отдавали себе отчет, что для обоих это табу, мы же с ним роднее, чем брат с сестрой, на свадьбе и то целоваться неловко было. В общем, когда я поняла, что никакая это не мигрень, а просто кто-то ломится в двери, я, едва набросив халат, радостно побежала открывать, и не подумав взглянуть в глазок. Кто бы это ни был, он все равно лучше взрывной головной боли, даже если там папа или какой-нибудь маньяк Вурдалаков. Но уже через десять минут я с ясностью осознала, что лучше бы это была мигрень…