Королевская кровь

Часть 3 «Мясорубка Тора»

В лапищах костра с гудением от порывов ветра билось пламя, развеиваясь длинными рыжими раскалёнными тенётами. Ветер раскачивал над головами воинов, расположившихся на ночлег в лесу, верхушки елей, шелестевших смёрзшимися в снежных рукавицах иголками. Воины готовились ко сну, забираясь в палатки. Одинсон перед сном проверил и подбодрил дежурных, которые быстро доедали свой ужин из походных мисок прямо на своих постах. Сын Одина и его младший брат Локи всегда ночевали вдвоём, в отдельном шатре, полагавшийся им, как принцам крови. Ходили сплетни, что принцы между собой ближе, чем допустимо мужчинам, и родне подавно, оттого и спят подальше от чужих глаз. Но пока младший ходил в походы с братом, и оба принца бились наравне со всеми, не признавая поблажек, делили трапезу месте с солдатами, злые языки молчали. Локи сидел у костра возле палатки, расставив ноги и наклонившись вперёд к огню. Блуждающий отсвет пламени, бронзовой кистью блуждал по острым чертам лица принца, крутившего в огрубевших на войне, почерневших пальцах золотую рукоять древнего кинжала. Локи по своей природе был либо сосредоточен и молчалив, либо раздражал всех непоседливостью и болтал без умолку. Сейчас принц был задумчив. Тор присел с противоположной стороны костра. В окружавшей темноте ночи уютно потрескивали угли. Тор пристально смотрел на Локи, а затем негромко произнёс: — Я ведь не ложусь из-за тебя. Локи, разглядывавший свои руки, вздрогнул и бросил сквозь пламя острый взгляд на брата. — Спасу нет от твоих нежностей, медведь, — ответил он недовольно. — Не желаю, чтобы хоть кто-то услышал твои слова. Тор ухмыльнулся. Длинные волосы бога были неряшливо растрёпаны. — Неймётся. Он зевнул и машинально почесал бородатый подбородок. По краям рта легли глубокие складки от не сошедшей ухмылки. Локи встал, бросив кинжал в подтаявший у кромки костра, припорошенный черным пеплом снег. Медово-тонко загудела золотая рукоять. Одинсон сощурился от ярко вспыхнувшего отблесками пламени золота, отвёл взгляд и поспешил за братом. Локи поджидал его у порога. Толкнув ладонями брата в незащищённые латами, снятыми перед сном, плечи, он прижал его к столбу, крепко врытому в мёрзлую землю, к которому вместе с другими столбами крепился остов палатки для принцев. Тонкие, подвижные уста впились в тёплые солёные губы Тора. Язык по-змеиному скользнул ему в рот. Локи нетерпеливо стаскивал с себя штаны, обнажая попутно пах брата. Крепкий, упругий и горячий стояк Тора лёг в его ждущую ладонь, как рукоять тяжёлого клинка. Тор хрипло застонал. Приподняв обеими руками Локи под зад, он привычно пристроил его себе на член. Расставив ноги шире, Тор оперся на деревянный столб спиной, двигаясь внутри брата неспешными, длинными бросками. Локи намертво облепил бёдра брата коленями, прижав свои каменные от напряжения икры к его икрам. Тор вздевал его на члене снизу вверх, приседая для толчка, натужно выстанывая и учащённо дыша. Запрокинув патлатую голову и раскрыв в немом вопле рот, Локи насаживался на стояк, потираясь о брата своими яичками и членом. Ноги у обоих сводило от натуги. Впившись ртом в шею брата под расстёгнутым воротником рубашки, Тор кончил, глухо рыкнув, выражая своё удовольствие. Коротко выдыхая, несколько раз сильными рывками глубоко опустившись на фонтанирующий ему в потроха спермой член, Локи немного ещё потёрся своим повлажневшим от семени пенисом и затих. Тор сделал несколько шагов к ложу, присел, ожидая пока Локи скатится с него, и растянулся лицом вниз. Младший принц поморщился, но сил и желания идти мыться у него не было. Он едва обтёр краем одеяла перемазанные спермой ладони и член. Лёг на спину, закрыл глаза. Пальцы Тора тихо скользнули по его носу, потом по губам. Потом опустились на шею, коснувшись кадыка. Рука быстро отяжелела — Тор мгновенно уснул. *** — Поганая сука! По лицу Локи били чем-то мокрым. Он сделал вдох. Горло пронзило жгучей болью. Тело стягивали судороги и кто-то сидел на нём, не давая ему биться об пол. Локи хрипел. Ободранную веревкой шею жгло. Судороги отступили. Его подняли. Макнули головой в остывшую воду в ванне. Вырвавшийся крик забулькал, запузырился. Локи оглох. Его достали, вода лилась по лицу принца, из его ушей и носа. — Я предупреждал, что с этой сукой проблем не оберёшься! Локи узнал голоса стражей. Он был оглушён, едва мог дышать, но попытался вывернуться. Он вслепую начал шарить по доспехам стража, помня, где у того должна висеть дубинка, но не успел. Его швырнули на кровать. Сверху ему навалились на руки и ноги. На шее у принца защёлкнулся холодный металлический обруч, от которого тянулась длинная ручка. Подобные приспособления использовали охотники, чтобы сдержать на расстоянии дикого хищника или чтобы разъярить его и натравить на жертву. Локи прижали головой к кровати. Лафейсон извивался, как пойманная гадюка, но это было тщетно. Халат на нём задрался, обнажив кровоподтёчные, синюшные бёдра. — Не трогай его. Не сейчас же! — раздался возглас стража. Локи сдавленно выдохнул. На него взгромоздилось ещё одно тяжёлое тело. Последовал рывок внутрь ануса. Локи ещё острее почувствовал в себе каменный от желания член. Его насиловали хоть и недолго, но очень глубоко. А потом его задница превратилась в проходной двор. Локи чувствовал, как его долбят в зад то одним членом, то сразу в несколько. Его покрывали, сладостно охая на нём, спуская внутрь семя. К нему прижимались пульсирующими брызгами тёплой спермы членами, кончая на спину и ягодицы. Водили по лицу и губам головками, толкаясь в висок, за ухо, между шеей и плечом, пока щёку в очередной раз не обдавало жидким теплом спущенного семени. В рот его не имели — из-за ошейника было неудобно, и Локи скрипел зубами. Скольких он ублажил за ночь, он не сосчитал. Кишки постепенно забивались клейкой массой; вздувались и тяжелели. Локи молчал. Но когда тело, постоянно возбуждённое, истерзанное ласками и нескончаемым проникновением повело себя, как последняя грязная шлюха, подав признаки приближения оргазма — член налился, встал, потёк и засвербил, и яйца пронзил спазм, до боли сладкий и приятный, — Локи отчаянно завыл. — Да, сука... — принц заорал, надрывая криком горло, с омерзением кончая под себя. Бёдра тряслись, в паху сладко пульсировало, выталкивая семя и щекоча конвульсиями разрядки. — …какая я сука. Локи кончил. Наступила идеальная тишина. Тишина, состоявшая лишь из глухих ударов тел, которые будто кружились в гигантской мясорубке; внутреннего хруста костей, гортанного клокотания разорванных шлангов глоток и мокрого чавканья, с которым к стенам камеры налипали мелкие ошметки и куски разорванной плоти, с липким мерзотным звуком стекая по кровавым подтёкам вниз. Локи знал, что происходит вокруг. Он почувствовал Тора, едва тот появился в подземелье Асгарда. Ещё до вспышки гнева Громовержца, совпавшей с его ослепительным оргазмом. Ещё задолго. И впервые младший принц по-настоящему ненавидел брата. За то, что ничем не мог прикрыть перед Тором свою наготу, не мог запретить смотреть на поверженного себя со следами совокупления. *** Тору снилось поле боя. Он рыскал среди тел и валившего со стороны погребальных костров дыма, поднятого ветром, вместе с пылью и запахом свежепролитой крови. Сильно тря слезящиеся от усталости, ветра и дыма, глаза, он искал Локи, пока не увидел его стоящим напротив себя. Одинсон остановился, моргая против садившегося солнца и вглядываясь в фигуру в зелёно-золотых доспехах. Он порывисто подошёл к принцу и вновь остановился. Тор смотрел на пересушенные, покрытые белёсой шероховатостью, губы Локи, в солнечном меду павшего на поле золотого заката. Одинсон поднял руку, оттирая с лисьей скулы землю и кровь, размазывая их ещё сильнее, и не мог налюбоваться взглядом зелёных с синеватыми белками глаз, подсвеченных летним солнцем, повисшим над горизонтом, целясь соскользнуть за край земли. Тор прикасался к лицу брата чаще, с неистовой жадностью, слепо ощупывая его, надавливая на череп пальцами. Локи не морщился. Он понимал: брат проявлял не заботу. Тор хотел гудящими после тяжёлой рукояти меча пальцами нащупать гладкую кожу, прикоснуться к живому, тёплому, дышащему; не воочию, а наощупь убедиться — Локи живой. Наконец Локи отнял руки Тора от своего лица. Улыбнулся, обнажив зубы и дёсны, по краям которых налипла кровь. Сжав пальцами Торов наруч, он повёл брата за собой. У кромки чащи принц развернулся к Тору. Обхватил ладонями за голову и набросился губами на его рот. Жадно впиваясь, отвечая на солоноватый поцелуй, Тор сжал Локи в объятиях. Два измученных, утомлённых тела скрючило, словно в припадке, по мышцам пробежал огонь и сладость возбуждения. Тела сокрушительно выгнуло, наполняя теплом и истомой. Притиснув Локи спиной к стволу дерева, задрав его ноги себе на спину, Тор сжал собственный стояк в кулаке, и вошёл рывком между ягодиц брата. Одинсон проснулся в испарине с каменным стояком. Он спросонья потёр натянутый член, пробуя опустить. Дрочить не было ни малейшего желания. Послесонное чувство тревоги распирало изнутри. Тор поднялся с ложа, завозился, переминаясь с одной ноги на другую, тряся рукой член, чтобы стояк быстрее прошёл, попутно одеваясь. Он торопливо покинул дворец, лёгкой рысью пересёк двор, площадь, и направился к подземелью. Он торопился. Мерзкое чувство, будто он может опоздать, подстёгивало Одинсона неприятным холодком по копчику, будто хворостиной. Он дубасил по воротам тюрьмы кулаками, пока ему не открыли два заспанных охранника. Моргая красными после прерванного сна глазами, они покосилась на сжимавшего Молот кронпринца и впустили его, не задавая вопросов. Одинсон быстро сбежал по ступеням нескончаемо длинной лестницы, ведущей глубоко под землю. Ни у входа, ни в коридоре узилища не было ни души. Тор настороженно прислушался. — Стража! Ко мне! — зычно призвал он. Стояла тишина. Как воин, Тор считал затишье и молчание самым опасным врагом. Крепче сжав рукоять Мьёльнира, Одинсон побежал к концу коридора, рыская взглядом по сторонам. Вход в последнюю камеру был открыт, магия снята. Происходившее внутри было немыслимым, и Тор подумал, что лишился рассудка. Но уже через мгновение, он в яростном молчании отрывал прилипшему, будто кровососущий клоп к спине принца, стражу голову, попутно вместе с ней выдирая из шеи кусок хребта. Остальных участников вакханалии, не дав им разбежаться, сила Громовержца, обездвижив ударами молний, подняла в воздух. Ярость Тора кружила насиловавших злодеев по камере. В вспышках молний у них лопалась кожа, прорывались, как нарывы, брызгая белковыми всплесками, глаза. Тор не слышал собственный голос, хотя хотелось реветь медведем от страшного осознания случившегося, и гнев Одинсона превращался в неистовый смерч, разрывающий плоть и так едва живых от ужаса стражей на куски. Тор слышал лишь тишину. Потом страшный смерч иссяк, оставив забрызганными кровью и измельчённой плотью стены. Одинсон вновь обрёл слух и первым звуком была капель: отовсюду стекала на пол кровь. Тор глубоко вдохнул запах свежего сырого мяса. Локи поднял голову, отдирая с лица прилипшие к нему, пропитанные спермой пряди волос. Исподлобья взглянув на брата, он из последних сил скатился с ненавистного ложа и вжался в угол. Он сел на пол, со стоном вытянув ноги и привалился спиной к стене, сунув трясущиеся руки под мышки и крепко прижал их к телу. Тор шагнул к нему. Локи поднял голову. Одинсон взялся за ошейник, разрывая на две части. — Я немедленно доложу Всеотцу, — произнёс Тор. — Всеотец?! — Локи зашипел потревоженной ранней весной гадюкой. — Не смей! Тор с неподдельной болью посмотрел на него. — Ты тронулся умом, брат. Всеотец обязан об этом знать. Тебе нужна помощь, нужен лекарь. Во всём наша вина, мы с отцом принесли тебе много горя. Тебя нельзя было заключать в обычную тюрьму, с этими преступниками. По справедливости. Ты выйдешь из этого узилища. — Ты хочешь для меня справедливости Всеотца? — Локи выпрямил спину. — Как ты собираешься восстанавливать эту справедливость? Расскажешь ему в подробностях, как здесь меня долбили в зад? Я по-вашему бедная принцесска с порваной дыркой? И куда же делась твоя царственная манера винить всех, кроме себя, Тор? — Локи ехидно вскинулся. — Я не могу оставить тебя здесь. — Тор был настроен решительно. Локи рассмеялся. — Возомнил себя уже царём? Ты начал страдать иллюзиями? — тон у Локи остался прежним: со смешинкой и ласково-издевательским. — Да мне плевать и на тебя, и на Всеотца. Я с места не тронусь, даже если старик станет лично меня умолять выйти на свободу. Благодарю, что прервал моё унижение, — закончил Локи сквозь зубы. — Прикажи прислать сюда слуг вычистить мерзость, а сам убирайся. Локи отвёл взгляд в сторону, показывая, что разговор окончен. Тор с ужасом и ещё большим от этого недоумением воззрился на Локи. Покрытый белёсыми разводами, ссадинами и синяками, с перепутанными, склеенными спермой чёрными волосами, прикрываясь остатками халата, Локи походил на измотанного душевным и физическим недугом больного, но не на сильного, гордого и славного когда-то воина. Не походил он больше и на злодея, честолюбивого до холодной, лютой ненависти, способного убить лишь за пререкание его приказам, которого Всеотец скрепя сердце помиловал и упрятал в темницу. Тор смотрел на брата, поражаясь, как ему больно видеть его таким. Ведь прежнего Локи больше не было. Тор попятился к выходу в полном замешательстве. — Если Фригга узнает, прокляну тебя, слышишь? Я это могу. За свою ничтожную жизнь я ещё могу кое-что получить. В голосе Локи слышалась такая отчаянная и страшная ненависть, что у Одинсона по спине побежали холодные мурашки.