Пленён тобой. Замок из песка

Риссаш ушел, оставив Кая наедине со своим внуком, которого бережно вернул в небольшую корзинку с разноцветным одеялком, собранным из разноцветных лоскутков, предварительно занеся ту с улицы в дом. Перед уходом, он показал парню, как правильно обматывать яйцо одеяльцем, когда выносишь его погреться на солнышке. И обязательно нужно следить, чтобы малыш не перегрелся, ибо перегрев может нанести непоправимый вред. Да и прямые солнечные лучи не безопасны, и, чтобы дать ребенку сполна насладиться прогулкой, некоторые сооружали навес, чтобы не таскать яйцо с места на место. После всех инструкций, наг уполз, а Кай, вот уже добрую четверть часа, стоит на том же месте, на котором его оставил вождь и смотрит на пятнистое яйцо. А ему так хотелось подойти, прикоснуться к нагретой солнцем скорлупе, почувствовать маленькую жизнь, растущую внутри овального кокона. Вот только страх, что своими неосторожными действиями он может причинить младенцу вред, приводила его в ужас, в очередной раз заставляя оставаться на месте, когда он уже набрался сил, чтобы подойти. В его голове то и дело проносились надуманные фантазии того, как он берет яйцо, а то выскальзывает из его рук, падает и разбивается, оставив на песчаном полу окровавленный труп с зияющей раной на груди и алой струйкой, что никак не перестанет течь из маленького рта. Он смотрел и с ужасом видел, как из карих с голубыми вкраплениями детских глаз уходит жизнь... Всхлипнув, от возникшей в голове картины, Кай резко отвернулся, боясь даже смотреть на яйцо. - Нет, Кай, нельзя... Нельзя! - повторял каин уже в четвертый раз. Он снова пытался убедить себя, что ему нельзя приближаться к ребенку. Ведь он может погубить его так же, как убил своими действиями собственного сына. Но стоило только обернуться и посмотреть на скорлупу, как желание подойти и прикоснуться лишь становилось сильнее. И опять каин убеждал себя, что приближаться к младенцу ему нельзя, он не достоин того, чтобы заботиться о чужом дитя, ведь не смог даже своего сберечь... - Кто ты такой и что здесь делаешь? Грозный голос, с легкими, почти неразличимыми шипящими нотками, заставил Кая вздрогнуть от неожиданности. - Я задал вопрос! Кто ты и что делаешь в моем доме? - Я... я, - развернувшись в сторону выхода, готовый ответить заготовленную фразу, которую ему велел сказать своему сыну вождь, каин вновь замер, не в силах вымолвить ни слова. Он был так похож. Так похож на его Сашу. Те же высокие скулы, только без единого намека на румянец, он даже помнил какая нежная эта светлая кожа на красивом лице. Тонкие губы, которые он целовал бессчётное количество раз. Это тот же аккуратный, словно высеченный из камня нос. Именно такой, который идеально вписывается в скульптуру лица. Такие же уши, с небольшой мочкой и маленькой горбинкой на верхней раковине. Даже короткие темные волосы, часть которых скрывала под собой лоб, были его. Кай сглотнул в попытке сдержать замершее на губах имя. Он так боялся его произнести и спугнуть видение. Ведь, как он считал, это могло быть только видением. Его Саша не мог быть здесь, хотя бы потому, что этот властный, с легкой хрипотцой и едва заметными шипящими звуками голос был совершенно не его. Как и глаза. У Саши не могло быть таких невероятно ярких голубых глаз. Такой цвет, наверно, даже в природе не существовал, потому, как Кай не мог ни с чем его сравнить. И, конечно, у его Саши никогда не было вертикальных зрачков, которые были так отчетливо видны в этих бездонных синих омутах, от которых так тяжело отвести взгляд. И каин продолжал смотреть, не в силах отвернуться. И чем больше он смотрел, тем отчетливее понимал, что это снова была злая шутка его нагретого солнцем мозга. Да, схожие черты были, но чем больше Кай смотрел, тем больше понимал, что перед ним не Саша, ведь этот мужчина, стоящий перед ним, был совсем на него не похож. Даже это красивое лицо, на котором так ясно можно было увидеть все недовольство, которое сейчас испытывал наг, было немного шире Сашиного... - Я спрашиваю в последний раз... Кто ты и что делаешь в моем доме? - Ваш отец... - справившись с охватившим его ступором, заговорил Кай, но замолчал, так как еще не полностью отошел от удивления. Прокашлявшись, он продолжил: - Ваш отец, вождь Риссаш, привел меня, велев прислуживать Вам. Меня зовут Кай... - Я не спрашивал твоего имени, - перебил его мужчина, подползя к корзинке с яйцом, тихо шурша по песку мощным черным хвостом. - Здравствуй, сын, я дома. Кай смотрел, как наг рукой, предплечье которой было закрыто темной кожаной тканью, аккуратно прикоснулся к скорлупе, погладив широкой ладонью яйцо. - Совсем забыл, что хотел тебя помыть, - сказал наг, и, повернув голову, посмотрел на Кая, - ты, сходи к колодцу, набери воды и помой моего сына. Но если ты хоть как-то навредишь ему, я с тебя шкуру спущу, как с тех двугорбых, которых мы добыли на охоте. Подвешу и освежую. Понял меня? Кай только кивнул в ответ, боясь даже слово сказать. Горящий взгляд нага, спокойствия тоже не внушал. - Раз понял, почему ты еще здесь? - У... Уже иду, - ответил каин и едва ли не бегом направился к выходу. - Эй, как там тебя... Ведро на кухне возьми, не в руках же воду понесешь. Вот же глупый человечишка... - пробурчал наг и скрылся в одном из дверных проемов, стягивая через голову кожаный нагрудник, закрывавший левое плечо, а второе оставляя открытым, как и увитый кубиками живот. Стоило нагу скрыться, Кай бросился в противоположную сторону, надеясь, что кухня именно там. Видимо, в этот момент Боги были милостивыми к нему. Оглядевшись в поисках ведра, он мельком осмотрел тянущийся вдоль стены длинный ряд деревянных шкафчиков с двумя круглыми окнами над ними. Заметил углубление в полу, по центру кухни обложенное камнями и, видимо, служившее очагом. Сколоченный из разрезанных напополам бревен стол, стоящий на четырех высоких чурках разных размеров, два стула со спинкой, стоящие по разные стороны стола, и табурет на трех ножках, видимо, тоже сколоченный на скорую руку. Нужное нашлось в углу, до которого не дошел ряд шкафов, образуя таким образом удобное место для хранения разного инвентаря, из которого было только одно искомое им ведро. Схватив лязгнувший металлический ободок, Кай поспешил к колодцу. И, только когда дошел до него, вспомнил - тот ведь пересох. Не зная, как быть, каин быстро вернулся домой и бегом забежал на кухню. Нага не было, видимо, все еще был занят своими делами. Воровато оглядевшись и посмотрев в оба окошка, Кай вернулся к ведру и, присев над емкостью спиной ко входу, дабы вдруг вернувшийся Лиссраш не увидел, чем занят его новоявленный слуга, протянул руку. Вода с громким плеском ударила о металлическое дно и, испугавшись быть услышанным, каин отдернул руку и оглянулся. Выдохнув от облегчения, он вернулся к своему занятию. Когда ведро наполнилось, каин облегченно выдохнул, самую легкую часть задания он выполнил, осталось самое сложное. Вернувшись в первую комнату, которую счел чем-то вроде гостевой, Кай посмотрел на яйцо, которое все еще было на том же самом месте - в углу и лежало в той самой корзинке, стоящей на трехногой табуретке. - Просто подойди и сделай это. Подойди и сделай, не думая, - повторял себе Кай по мере того, как шаг за шагом приближался к ребенку. - Долго еще будешь возиться? - раздался из-за спины знакомый голос, заставивший каина резко обернуться. - Я принес воду, - ответил он нагу, — теперь собираюсь помыть ма... малыша. - Хорошо. Я скоро вернусь, не натвори ничего, пока меня нет, - сказал Лиссраш и выполз из дома. Кай вздохнул. Отчего-то знание, что где-то в доме наг, вселяло в него больше уверенности и сил, чем сейчас. Оставшись наедине с яйцом, он снова растерялся. Да и мысли, что уже хозяйничали в его голове, словно почувствовали свободу, возвращаясь и принимаясь за дело. - Нет, Кай, ты справишься, просто ни о чем не думай, - повторял каин с каждым шагом, приближающим его к маленькой корзинке. И уговоры, которые он, словно мантру, повторял вновь и вновь, помогли. Пускай медленно, но сейчас он стоял так близко, только руку протяни. От желания прикоснуться у него начало покалывать кончики пальцев, отчего каин не сдержал улыбки. - Привет, - произнес Кай, протянув руку, но не смея коснуться. - Меня зовут Кай. Я знаю, что твой папочка еще не дал тебе имени и буду с нетерпением ждать, когда он придумает для тебя самое красивое и лучшее, что только может быть... Он говорил что-то еще, думая, что несет полную околесицу, но это помогло ему успокоиться. Даже протянутая рука, медленно приближающаяся к яйцу, почти перестала дрожать. Сделав глубокий вздох и, пока собственные страхи вновь не отпугнули его, Кай быстро, но предельно аккуратно положил ладонь на скорлупу. И почувствовал себя самым счастливым на земле. Он не видел безумной улыбки на своем лице, не замечал, что упал на колени, что по щекам катятся слезы, что он подполз вплотную к табуретке. Он не заметил, когда обнял яйцо, нежно прижимая к груди и целуя покрытую песчаной пылью скорлупу, нежно и бережно прижимая ребенка к себе. Другой он гладил такую, неожиданно оказавшуюся теплой, поверхность, чувствуя, как там, внутри, под этой кажущейся прочной, но такой хрупкой стеной, маленькая жизнь приветствует его, посылая в ответ на его прикосновения тепло в то место, которого он касался. Продолжая улыбаться, Кай вытер влагу с загорелого лица, что натекла из его зеленых глаз, намочив светлые ресницы, выгоревшие на солнце во время перехода по пустыне. Поднявшись с колен, он вновь поцеловал яйцо, чувствуя, как по нему пробежала новая волна тепла, пошел в сторону кухни. - Пора мыться, сынок, а то ты у меня такой грязнуля...