***
Ночная бабочка протяжно зевнула и посмотрела на наручные часы. Три часа дня. Перевернувшись на спину, она прошлась ладонью по лицу, прогоняя долгий сон-воспоминание о том, с чего всё началось. Когда-то он мучил её, не давал спать. А если она всё же засыпала, вновь видя его, то желание никогда не проснуться становилось почти непреодолимым. Сейчас же это был просто сон; она хорошо выспалась. Рей поднялась с кровати и, сделав несколько коротких шагов, вышла из квартиры и захлопнула дверь. Спина прислонилась к покосившемуся косяку, а голова привычно склонилась к сигарете в руке. Другая ладонь на автомате включила зажигалку. Затянувшись и выдохнув дым, девушка заправила за ухо длинные рыже-красные волосы, доходящие ей почти до талии. Голую грудь облегала давно не белая майка, бедра прятались в мутно-зелёных шортах, а на ногах болтались мрачные сланцы. Дом, в котором она жила, больше походил на огромный дешевый мотель, о котором забыли его же хозяева. В подъездах было по четыре квартиры на этаже, каждая из которых была по сути одной жилой комнатушкой, с ещё более мелкой внутри под туалет и ванную. Четыре двери располагались по две на каждую длинную сторону подъездного прямоугольника, в центре которого была лестница. Напротив неё, как поднялся на этаж, был лифт, который за два года, что Рей снимала здесь жилье, никогда не работал. Настоящие хозяева комнат здесь не жили, за редким исключением. Почти весь дом сдавался в аренду по самым низким ценам. Постояльцы были разношерстными, все из низших слоев населения и из средне-низких. Ни одного человека из них Рей не знала. Она жила на последнем двадцатом этаже одна с тех пор, как въехала. В двух квартирах напротив когда-то был пожар. После него ремонта там не было никакого, только черные обгоревшие полы, потолок и стены, среди которых даже бомжи не ночевали. Рей не знала, кто были хозяева этих квартир, и почему они просто забили на них, не сделав даже маломальского ремонта. Может быть, они умерли в пожаре. Все, что было сделано после трагического события, это заменены обе двери, находящиеся на расстоянии, максимально удаленном друг от друга, как и те, что были со стороны напротив, где жила Рей. Они стояли, сияя девственно-белым светом, разделенные между собой обгорелой черной стеной. Запах гари стоял в воздухе и по сей день. Виной тому было отсутствие окон на этаже, только забитая вентиляция, выходящая на улицу. В квартире Рей, как и в соседней, так же отсутствовал дневной свет. Весь кислород поступал сюда из окон девятнадцатого этажа и из двери на крышу, когда Рей ее открывала. В каком состоянии квартира через стенку от нее, Рей не знала, но там никогда никого не было, это было и понятно: никто не хотел жить среди запаха смерти, напротив черной стены и двух белых дверей, ведущих в ад. Рей давно привыкла к такой картине. Сегодня она видела перед собой черный квадрат Малевича, растянутый до прямоугольника, а белые двери больше не напоминали ей две крышки от гробов. Это были просто двери. И просто стена черного цвета. А за порцией воздуха она могла в любой момент выйти на крышу, где её услужливо ждал удушливый смог, стоящий над городом. Рей достала вторую сигарету и подожгла её. Убирая зажигалку в карман, она услышала шаги, а затем и увидела своего нового соседа-тихоню. «Как будто у меня был старый!» — фыркнула она, выпуская облако дыма. Это был высокий парень с необъятными широкими плечами и большими рельефными руками, что было самым ярким, что бросилось Рей в глаза при их первой встрече… после его шрама от пореза на щеке. Тонкая, но заметная линия пролегала по диагонали через всю правую щеку, обрываясь на скуле. Рей подумала, что, наверное, парня пытались ограбить и полоснули ножом по лицу. Порез не портил общего вида, Рей посочувствовала только тому, как бедняга теперь бреется. Волосы соседа были цвета обгорелых стен напротив, угольно-черными. Они были средней длины, но он никогда не собирал их в хвост, предпочитая оставаться вечно лохматым. Глаза его всегда были вежливо-холодными, такими же, как у Рей. Месяц назад он впервые точно также, как и сегодня, прошел мимо неё, стоящей в той же одежде и позе, что и сейчас: она опиралась спиной о косяк, лениво перекинув ногу на ногу и держала в руке сигарету. Они привычно кивнули друг другу, молча здороваясь. Как и о соседях снизу, да и вообще о любом человеке в этом доме, Рей о нём ничего не знала: ни имени, ни где он работает, и вообще ни разу не слышала его голоса. Просто нелюдимый парень на вид лет тридцати. Судя по кейсу с гитарой, какой вечно таскал с собой, он был музыкант или учитель музыки. Первое казалось наименее вероятным Рей, такую творческую атмосферу, да и просто воздушную атмосферу ни один музыкант бы для себя не выбрал, даже самый бедный. Для учителя, конечно, это тоже было странным решением — заселиться в такую вонь и тесноту, но Рей была не тем, кто могла судить. Что бы не привело этого бирюка сюда, она была только рада, что он с ней не разговаривает. Казалось, что он вообще живет в мире без звуков: Рей ни разу не слышала ни работающего радио за стенкой, ни телека, ни, что самое странное, звуков игры на гитаре. Стены между соседними комнатами были тонкие, но казалось, что парень находится в бункере. Он никого не приводил, своей машины у него не было. Проследив за ним однажды из окна девятнадцатого этажа, Рей увидела, что он идет пешком в сторону станции метро. Ей было любопытно, кто он ровно настолько, что дальше собственного вопроса в голове, дело не заходило. Бабочка прекрасно видела сцену их знакомства: «Привет, я Рей. Да, я давно здесь живу. Не выспалась? О, это все ночная работа! Кем? Стою на панели на углу Сансет и шестидесятой. Беру недорого, так что если будешь проезжать мимо… Хотя о чем это я? Мы ведь соседи! Тебе минет со скидкой!» Рей докурила до бычка и вернулась в комнату. Бросив окурок в пепельницу, она взглянула на мятую постель. — Хрен с тобой, постираю. Еще одним плюсом этого дома для Рей была прачечная в подвале. Девушка собрала в корзину простынь, пододеяльник и наволочку и поставила к двери. Она подошла к зеркалу в ванной и, не расчесывая волосы, закрутила на макушке объемную шишку, закрепив резинкой. Вернулась к ждущей её корзине и, подхватив её, вышла в коридор. Рей оглянулась на движение слева и увидела, что одновременно с ней вышел и её тихоня. Он стоял с такой же корзиной, как у неё, и было очевидно, что им по пути. Одет он был в простую белую футболку и черные джинсы. Рей стала лихорадочно соображать. Идти вместе она не хотела, вероятно, он тоже. Несмотря на вечное молчание парня, он не казался замкнутым фриком, а значит, риск разговориться с ним все же был. Рей не хотела сочинять, что она работает в магазине или еще что-нибудь. Если ему вдруг было интересно, пусть гадает и дальше о ее профессии, она ведь так поступает с ним. Чужого осуждения она не боялась, за ее нежеланием говорить правду стояло нежелание борьбы с возможными последствиями. Ей не хотелось приносить работу в дом. Не хватало еще, чтобы её при свете дня покупали, лишая и без того ненормального сна. Она физически была не способна работать круглые сутки. Однако, она признавала, что он хорошо сложен, пусть и не шибко красив на лицо. Сосед ей был сто лет в обед не нужен, а вот от такого клиента она бы не отказалась. «А есть такой, от которого отказалась бы?» Рей глядела в черные глаза парня, и решение как им обоим избежать неудобного положения пришло довольно легко. — Тоже вниз? — спросила она. Он кивнул в ответ. — Давай и твое закину, мне не трудно, — она прошла к человеку, стоявшему в конце коридора, и, не дожидаясь пока он даст свое согласие, взяла у него из рук корзину с грязным бельем. Он, слабо улыбнувшись ей, во второй раз поклонился, говоря «спасибо». Рей медленно притянула к себе его вещи для стирки и слегка нахмурила лоб. Стоя перед ним нос к носу, его молчание странным образом напрягало ее. Теперь это стало казаться ненормальным поведением даже для очень замкнутого человека. Он не напоминал ей психов молчунов, выглядел он адекватно, и лицо его, по обыкновению лишенное эмоций, сейчас казалось вполне дружелюбным, особенно с улыбкой, пусть и косой и несмелой. — Все нормально? — спросила она, глядя ему в лицо. Только сейчас она заметила созвездия маленьких родинок у него на лице и поняла, что на самом деле его нос не такой большой и горбатый, как казалось издалека со стороны. Она толком не поняла, что имела в виду, задав свой вопрос, спросила чисто по наитию. Он, казалось, понял вопрос лучше самой Рей, чуть изменившись в лице. На короткий миг он прикрыл глаза, говоря «да». Рей поняла, что не выдержит еще хотя бы одной его новой пантомимы. За целый месяц он только и делал, что кивал ей, как болванчик. Ей стало плевать, как может закончиться их разговор, она по-человечески устала принюхиваться к нему, точно зверь. Пора было хотя бы узнать имена друг друга. — Ты языком вообще никогда не пользуешься? — спросила она, глядя в темные глаза. Спокойное выражение лица соседа ничуть не изменилось, он ответил ей, коснувшись ладонью шеи. — Горло болит? — Рей вздернула бровями. Еще до того, как он отрицательно покачал головой, она прочла ответ в его глазах, попутно осознавая, что горло не может болеть так долго. Она изменилась в лице, мышцы щек и лба расслабились, опускаясь, глаза же, напротив, выкатились на лоб. — Ты немой? — Рей еще раз посмотрела на его шею, будто по ее коже можно было понять, есть ли у человека внутренние отклонения. Парень кивнул. — Чёрт! — выругалась Рей и тут же принялась рассыпаться в извинениях. — Прости, это было грубо. Мне жаль, извини… Она продолжила бы и дальше, но ее остановила кривая улыбка на лице соседа и поднятые руки, говорившие «не стоит». Такого знакомства с парнем она не ожидала. Она еще ни разу в жизни не встречала немого человека. Никакого презрения или отвращения в ней новость не вызвала, только удивление и чувство хотя бы отчасти удовлетворенного любопытства. Это откровение даже делало всё куда проще: язык жестов она не знала, а иного способа для нормального общения с ним она не видела. — Так… Ладно. Я, наверное, пойду, — сказала Рей, неловко топчась на месте и начиная потихоньку отходить в сторону начала лестницы. По прошествии чуть больше часа она вновь стояла у его двери с корзиной мокрой, чистой одежды. Среди его вещей было только черное: джинсы, футболка и лёгкая тканевая куртка. Она постучала, и когда через несколько секунд ей открыли, молча протянула вещи. Человек принял их, благодаря её все тем же понятным жестом — поклоном. — Как тебя зовут? Рей было все равно, что она ставит его в неловкое положение, вынуждая изъясняться с ней не привычным для него способом, а придумывать что-то посложнее. Для нее самой давно исчезло понятие «неловко». Парень показал ей рукой ждать и ушел вглубь комнаты. Рей успела увидеть только знакомый ей черный, гитарный чехол, прислоненный недалеко от двери, прежде чем сосед вернулся и протянул ей наспех оторванный клочок бумаги. Рей прочла на огрызке: «Кайло Рен. Тебя?» — Рей. «Господи! Тебе не все ли равно как меня зовут? Все равно ты не можешь ко мне обратиться» - мысль была циничной, но не злобной. — О’кей, увидимся, — девушка слегка сжала губы. — Пока. Он ответил ей в этот раз не кивком, а беззвучно пошевелив губами. Рей с легкостью прочла короткое «пока». Все время до девяти вечера она возвращалась мыслями к Кайло. Было странным звать его теперь по имени, даже при внутреннем разговоре с собой. Она ни разу даже не пыталась «примерить» ему то или иное имя. Ей было все равно. Появившись в ее жизни, его в ней не было. Пусть он не мог петь, но он зарабатывал на жизнь тем, что играл на гитаре. Она завидовала ему стократ сильнее, чем сочувствовала. Он играл на инструменте в то время, когда Рей была таковым. Жил, не произнося ни слова, не важно, давно это случилось с ним или нет. Она же могла надрываться от криков часами, если это возбуждало клиента. Когда он учился играть на гитаре и языку жестов, ее учили терпеть горловой минет как можно дольше и не блевать после него. Рей посмотрела на часы. Девять вечера. Ей пора собираться на работу… Vienne la nuit et sonne l'heure Наступает ночь, и приходит время, Et moi je meurs Время мне умирать***
Se faire un trip, s'offrir un streap Проделав путь, раздеться Sous le soleil en plein midi Под полуденным солнцем. Шесть утра. Грязный мотель. Жесткая кровать. Рей в последний раз за ночь громко вскрикнула, посильнее и побольнее вцепившись ногтями в спину ста тридцати килограммовой туши над собой, и ее тело обмякло, как и член внутри него. Она ненавидела подобных существ с пивным животом, превышающим любые допустимые объемы и вес. Секс с ними никогда не обещал быть приятным, но даже, если им каким-то чудом удавалось доставить Рей хоть немного удовольствия, оно тут же исчезало, раздавленное под их тяжестью. Когда они кончали, то просто падали на ее легкое худое тело, без мысли о том, что ее ребра в груди сделаны не из стали. Кости брали в капкан легкие, которые были призваны охранять. Чтобы избежать этого, Рей старалась довести таких мужчин до пика, находясь сверху, но сегодня была не ее ночь, ей не повезло, и клиент хотел, чтобы она была снизу. Вдохнув воздуха полной грудью, едва пресс над ней исчез, свалившись рядом и уткнувшись носом в ее плечо, Рей выждала пару минут и встала с кровати. Существо уже спало сном младенца, разве что слюнки не роняя на подушку. Оделась Рей со скоростью солдата. Зайдя в ванную, расчесала длинные спутанные волосы, убирая их в шишку, и поправила макияж. Вернувшись в комнату, она взяла с тумбочки деньги и сумку на цепочке, перебросив её через плечо. Шаги до двери отдавались звоном каблуков. Выйдя на улицу, девушка вдохнула теплый ночной воздух, пропитанный выхлопными газами с парковки мотеля. Six a.m., j'suis offset Шесть утра, и я сбежала. Рей спустилась вниз по лестнице и вышла на обочину дороги, поднимая руку, голосуя. Сегодня она освободилась относительно рано, а значит, у нее есть шанс подзаработать. Попутчики давали ей денег куда меньше, но зато всю сумму она могла оставить себе, а не отдавать с них Хаксу его девяносто процентов. Это было радостно. Рей улыбнулась. Дрожащие руки зажгли сигарету. Прошло три года, а в ее горле по-прежнему стояла горечь тошноты, как и тогда, в первый раз. Чувство давно притупилось, стало почти иллюзорным, и Рей знала, что не пройдет еще и очередных трех лет, и оно исчезнет навсегда. Но пока оно все еще не угасло, продолжая убивать ее быстрее никотина, но она смирилась. Она давно со всем смирилась… J'ai plus d'I.D., mais bien l'idée У меня нет прав, но мне нравится идея De me payer le freeway «Голосовать» на дороге. C'est l'osmose, on the road Стоя на дороге, De l'asphalte sous les pieds Сливаюсь с асфальтом под ногами. Vienne la nuit, c'est le jet lag Наступает ночь, и поток машин Qui me décale Выбивает меня из колеи.***
Полдень того же дня. Лифт в одной из высоток Города Ангелов поднимал на последний этаж всего одного пассажира. Молодой человек. Метр девяносто, синие джинсы, белая футболка, черные волосы. На лице солнечные очки, волосы собраны в короткий хвост на затылке. В руке черный матовый кейс для гитары. Тихий звон из колонки на стене сообщил ему, что он на месте. Двери открылись, и он вышел. Оказавшись на крыше здания, он подошел к самому краю и присел на одну ногу. Застежки кейса щелкнули, и парень открыл его. На сборку оптической винтовки ему потребовалось меньше полминуты. Магазин. Патрон. Глушитель. Прицел. Взяв оружие, стрелок положил обе руки на его корпус и, сдвинув солнечные очки на волосы, прищурил один глаз. Палец правой руки плавно лег на спусковой крючок. Дыхание человека было спокойным, сердце тоже. Руки не дрожали. Все тело замерло. Щелчок, дернувшаяся затворная рама, летящая гильза — и курок вернулся в прежнее положение. Парень опустил черные очки со лба обратно на глаза. В открытый кейс вернулись все детали в обратном порядке. Прицел. Глушитель. Пустой магазин. Отлетевшая гильза поднята с земли и спрятана в карман. Спустившись с крыши и покинув здание, стрелок прошел один светофор и спустился в подземку. Время близилось к часу пик, и в вагон он вошел, оставшись стоять в тесноте. Он прижимал черный кейс к груди, держа его вертикально. Люди толкали человека плечами, извинялись, спрашивали сколько сейчас времени и какая следующая станция. Он никак не реагировал на них, стоя со спокойным ничего не выражающим лицом. Он ехал домой с работы. Двери открылись, и он вышел, перехватывая кейс за ручку, возвращая его в горизонтальное положение. Поднявшись на улицу, он прошел один светофор и зашел в закусочную возле дома. По прошествии месяца его жизни в этом районе о его немоте знал не только персонал, но и хозяин заведения. Парень покупал еду только здесь и всегда брал только с собой. — Привет! — поздоровалась с ним молодая сотрудница в форменном фартуке. — Как обычно? Вежливая сдержанная улыбка и короткий кивок. Получив в бумажном пакете горячий сэндвич с тунцом и пластиковый полулитровый стакан с содовой без газа, он пошел домой. Лифт не работал с тех пор, как он въехал сюда, но двадцать этажей он преодолел почти не запыхавшись. Возле ближайшей к лестнице двери как всегда стояла соседка с огненными волосами и курила. Обменявшись беззвучным приветом с ней, он дошел до своей двери в конце короткого коридора и на миг поставил кейс на пол, прислонив к стенке, чтобы достать ключи из кармана. — Хороший был день, Кайло? — услышал он девичий голос и обернулся. Рука с ключом замерла на полпути к замочной скважине. Он кивнул. — Это хорошо, — ответила ему Рей, отворачиваясь и выпуская дым, — у меня тоже… Она махнула ему рукой на прощание и зашла к себе, закрыв дверь. Парень поднял с пола кейс и два раза щелкнул ключом в замке, тоже заходя домой. В коридоре повисла тишина. Они были самые дружные соседи в доме.