Роза с мусорной кучи

Ещё несколько дней после столкновения с боггартом Меропа ходила по дому едва ли не на цыпочках, вздрагивая от малейшего шороха и боязливо шарахаясь от тёмных углов. Юнона Уэнтворт рассказала ей, что представляет собой боггарт и почему он совершенно безобиден, но Меропу, твёрдо уверенную, что она не сможет прогнать привидение в одиночку, это не успокоило. – Боггарт превращается в то, чего человек боится больше всего на свете, – объясняла мисс Уэнтворт за завтраком, размеренно постукивая по столу волшебной палочкой, выполнявшей роль указки. – В моём случае он превратился в банши – привидение-плакальщицу, вестницу смерти. Помню, мама часто пугала меня, совсем ещё малышку, рассказами об этих ведьмах. В вашем случае он принял вид вашего брата... Морфин, кажется, так его зовут? – Да, – прошелестела Меропа и нервно оглянулась, словно одно упоминание имени Морфина могло вызвать его появление на кухне дома мисс Уэнтворт. – Я видела его всего несколько мгновений, но, к сожалению, успела рассмотреть его достаточно хорошо. Пренеприятнейшее существо, надо сказать! К счастью, избавиться от боггарта куда легче, чем от обычного человека – надо всего лишь наставить на него волшебную палочку, произнести «Риддикулус» и выставить его в смешном виде. Смех – лучшее оружие против страха. Как интересно, что впервые я услышала это не от преподавателя по Защите от Тёмных Искусств, а от своего отца, который и понятие не имел, что такое боггарт. Меропа грустно вздохнула и подумала, что заклинание ей не поможет: она совершенно не представляла, как можно выставить Морфина в смешном виде. Одно воспоминание о нём навевало на неё ужас. Но следующие несколько дней прошли спокойно, и к Меропе начала возвращаться былая уверенность. Боггартов и других пугающих созданий в доме мисс Уэнтворт (Меропа осознала, что мысленно уже называет его своим домом) не встречалось, простые заклинания удавались ей с каждым разом всё лучше, мистер Огден выкраивал время, чтобы навестить их, и Меропа с удивлением поняла, что ей нравятся его визиты. Мистер Огден всегда был вежлив, уделял внимание её внешности, его присутствие не стесняло Меропу – наоборот, рядом с ним она ощущала уверенность и поддержку. «Он хвалит тебя только из жалости», – нашёптывал неумолимый и язвительный внутренний голос. «Неужели ты думаешь, что можешь и впрямь понравиться кому-нибудь в этом стареньком платье, с косыми глазами и тощей косичкой?» «Мистеру Огдену могу, ведь у него не очень хорошее зрение», – отвечала Меропа, и сама улыбалась своей шутке. «А косичка у меня не такая уж тощая». И правда, после зелья её волосы стали куда пышнее и ярче, расчёсывать их было приятнее, и Меропа уже начала задумываться над тем, чтобы попробовать другие причёски помимо косы. Следующий неприятный сюрприз поджидал её оттуда, откуда она не ждала – из кухонного буфета. Как-то раз, ставя вымытую посуду на полку, Меропа задела хрупкую фарфоровую чашку, и та полетела вниз. Каким-то чудом неловкой посудомойке удалось подхватить её в нескольких дюймах от пола, но Меропа тут же с криком разжала пальцы, потому что что-то больно впилось в них. Выронив чашку, она с изумлением наблюдала, как белое фарфоровое изделие поскакало по полу, грозно клацая невесть откуда взявшимися зубами. – Это ещё что такое? – пролепетала Меропа, доставая волшебную палочку. Она ещё не решила, какое заклинание применить, как в кухню зашла Юнона и всплеснула руками. – Чип опять расшалился! Что за безобразник! С этими словами она взмахом волшебной палочки отправила ожившую чашку на полку и захлопнула дверцу буфета. – Пусть посидит в темноте и подумает над своим поведением! – Чип? – это было единственное, что Меропа смогла выдавить из себя. – Ну да, Чип – такое имя я дала чашке. Если в твоём доме поселяется что-то живое и при этом очень настырное, то следует дать ему имя, как по-вашему? – Живая чашка? – Меропа ошеломлённо хлопала ресницами. – О, с ним у меня связана прелюбопытнейшая история, – Юнона как ни в чём не бывало опустилась на табурет. Меропа, всё ещё удивлённо оглядываясь на шкаф, присела напротив. – Помнится, ухаживал за мной один молодой человек... лет сорок или пятьдесят назад, – лицо мисс Уэнтворт стало мечтательным. – Кажется, он был из Лавгудов – кто ещё способен на такие штучки? В общем, мы с ним оба увлекались различными фантастическими тварями, облазили вдвоём пол-Британии в поисках существ... как же он их называл? Кажется, кизляки... – Как-как? – переспросила Меропа. – Морщерогие кизляки, но здесь меня не цитируйте. Иногда мне казалось, что мой возлюбленный сам их выдумал, но чего не сделаешь ради любимого человека? Я была готова искать несуществующих существ, вытаскивать моего спутника из ледяной воды северных озёр и жаркого дыхания южных драконов, даже чуть не вышла за него замуж... Но, представьте себе, мы поссорились из-за какой-то мелочи. Должно быть, тогда для нас обоих это не было мелочью. Иначе как объяснить тот факт, что он отправился в далёкие края – один, без меня, напоследок заколдовав подаренную им же чашку? – Так это колдовство? – Меропа кивнула на шкаф. – Разумеется! Раньше это была самая обычная чашка, его подарок, из которого я пила чай по утрам. Он даже попытался изобразить на ней морщерогого кизляка, но вышло похоже на фиолетовую подушку с рогами. А когда мы расстались, он заколдовал её, – Юнона вздохнула. – Она притворяется самой обычной чашкой, но, как только рядом оказывается человек, тут же стремится укусить его. Кстати, она успела вас цапнуть? – Немного, – Меропа подняла руку. На пальцах всё ещё виднелись следы зубов, но крови не было. – Это ведь не заразно? – с тревогой спросила она, но тут же устыдилась и попыталась пошутить, – я ведь не превращусь в чашку? – Не думаю, милая, – рассмеялась мисс Уэнтворт, – наложить такое заклинание было бы слишком сложно даже для Лавгуда. Укусы у неё болезненные, это верно, – помнится, когда я в первый раз после ссоры достала её и села пить чай, ничего не зная о подвохе, она цапнула меня за нос. Как он жутко болел! – Юнона потёрла нос. – И вы не смогли её расколдовать? – Нет, хотя я, по правде говоря, и не старалась. Без заклятия она снова стала бы самой обычной чашкой, а ведь это так скучно! – Но почему вы не выбросили её или не отдали кому-нибудь... кого вы не любите? – поинтересовалась Меропа: слова мисс Уэнтворт казались ей всё более и более странными. – О, моя милая девочка, в те времена в моей жизни не было людей, которых я ненавидела бы настолько, что была бы готова подарить им кусачую чашку! – Юнона снова от души рассмеялась. – А выбрасывать её мне было жалко: вдруг кто-нибудь, кто поднимет чашку, разобьёт её о землю? Мне стало жалко Чипа, ведь эта вещь теперь обладает зачатками человеческой души, и я решила оставить его у себя. Знаю, это звучит странно, – кивнула она в ответ на недоверчивый взгляд Меропы, – но что поделать, я ведь предупреждала, что я – сумасшедшая. – Я не считаю вас сумасшедшей, – затрясла головой Меропа, – вы рассказываете очень интересные истории, и вы так добры ко мне... А что было с тем человеком, который подарил вам Чипа? Вы ещё встречались с ним? – Увы, нет, – вздохнула Юнона Уэнтворт. – Говорят, он затерялся где-то в Австралии или в Южной Америке... в общем, на краю света. А меня покинула жажда путешествий, и я с тех пор выбирала среди поклонников только домоседов. Помнится, ухаживал за мной один аристократ – из Малфоев, невероятно гордый своей фамилией и своим поместьем. У нас с ним был страстный роман – вернее, страстной была я, а он был холоден, как лёд. Я была обманута его красотой и не заметила за ней высокомерия и бессердечия. Мы с ним расстались, и он мне ничего не дарил – очевидно, считал ниже своего достоинства. Юнона прервала сама себя и обратилась к Меропе: – Ну что я всё о себе да о себе! А вы, моя милая? Были ли у вас поклонники? Какие знаки внимания оказывали вам? Не сочтите меня излишне любопытной, но нам, старым девам, только и остаётся, что кормиться чужими любовными историями и переживать из-за собственных разбитых сердец. На какой-то ужасный миг Меропе показалось, что Юнона издевается над ней, но она тут же поняла, что мисс Уэнтворт говорит вполне серьёзно. И Меропа застыла в растерянности, не зная, что делать: истерически рассмеяться от того, что кто-то мог предположить, что у неё, Меропы Мракс из старой лачуги, могут быть поклонники, или разрыдаться от той же самой мысли. На миг она даже приоткрыла рот, собираясь рассказать о Томе Реддле, но возникший в её сознании образ прекрасного юноши на гнедом коне тут же был перекрыт другим, выползшим из шкафа её подсознания. Морфин. Он кружит возле неё, как хищный зверь, шумно втягивает носом воздух, и Меропе кажется, что он ощущает запах страха – её страха. Он как бы невзначай задевает её, проходя мимо, и она вжимается в стену, надеясь стать незаметной. Он с яростью глядит вслед скачущему по дороге Тому, а потом переводит взгляд на сестру – кажется, его ненависть можно ощутить физически, она давит на плечи и голову, заставляя пригибаться к земле, сжимает горло, не давая дышать. «Ты всё ещё моя сестра, не так ли, Меропа?» «Да», – низко склонённая голова, растрёпанные волосы и никакого синего платья с белым воротничком – только мешковатое серое, скрывающее только-только начинающую оформляться фигуру. Чтобы зверь не заметил, не узнал, не коснулся. Морфин дотрагивается до её головы, и Меропа собирает всю волю в кулак, чтобы не дёрнуться от отвращения. Брат пропускает пряди её немытых волос через пальцы почти с нежностью, а ей думается – лучше бы он таскал её за волосы, грозясь вырвать их. На дворе метель, за окном кружатся белые снежинки, и все нормальные люди празднуют Рождество, а Меропа, дрожа, на цыпочках пробирается мимо спящих в гостиной отца и брата в свою комнату – запереться на замок, чтобы никто не трогал, свернуться в клубочек на постели и стать совсем незаметной. По дому разносится сильный запах огневиски, и она со страхом думает, сколько же денег Морфин потратил на выпивку, и на что она завтра будет покупать еду. Дверь комнаты уже совсем близко, но тут тяжёлая ладонь ложится ей на плечо и рывком разворачивает к себе. Морфин пьян, и его глаза косят сильнее обычного, а изо рта пахнет просто отвратительно. Меропа уже привыкла к побоям, но то, что он делает сейчас, непривычно, и от этого ещё страшнее. Она слабо бьётся в его руках, пытаясь скинуть ладони, похотливо скользящие по груди, животу и бёдрам, уворачивается от поцелуев, боясь, что её вырвет, и тогда Морфин её точно убьёт. – Нет, Морфин, не надо... – Замолчи, девчонка... – Нет, я же твоя сестра, ты же не можешь... – Замолчи! – в его глазах вспыхивает ярость, и, разозлённый робкими попытками Меропы освободиться, он хватает её за горло. Перед глазами начинают плясать круги, и в голове остаётся одна-единственная мысль – освободиться, вырваться, глотнуть воздуха... Когда комнату освещает вспышка, сопровождаемая громким хлопком, и Морфина отбрасывает в сторону, Меропа даже сразу не осознаёт, что произошло. Она падает на колени и учащённо дышит, цепляясь за дверь своей комнаты. Морфин лежит на полу в полубессознательном состоянии, пьяно ругаясь, а Марволо, разбуженный шумом, поднимается с кресла и идёт к ней. Меропа, сжавшаяся в комок, готова умереть, но отец всего лишь грубо стискивает её плечо, вталкивает дочь в комнату и захлопывает дверь. Меропе хватает сил запереться, после чего она падает на кровать и начинает безудержно рыдать. На следующий день Морфин обходит её стороной и ни слова не говорит о произошедшем. Марволо тоже молчит, но как-то раз Меропа слышит, как он обращается к сыну: «Оставь сестру и ищи себе других девок! Или ты хочешь, чтобы она разнесла весь дом, защищаясь от тебя?» – Меропа! – встревоженный голос Юноны Уэнтворт ворвался в её разум, вырывая из кошмара прошлых лет. – Меропа, что с вами? Вы так страшно побледнели! «Да, у меня был поклонник – мой собственный брат», – хотелось ответить ей. «Он оказывал мне знаки внимания – бил меня, душил, таскал за волосы, заколдовал человека, которого я люблю, и изнасиловал бы меня на пороге собственной комнаты, если бы во мне не проснулась магия. Такую любовную историю вы хотели услышать, мисс Уэнтворт?» – Меропа! – Юнона заглянула ей в глаза, держа в руках чашку с водой. – Что с вами? Вам плохо? – Дурные воспоминания, – выдавила из себя Меропа, титаническими усилиями сдерживая рыдания. – Простите... я пойду в свою комнату. И она впервые выбежала из кухни, не дожидаясь разрешения хозяйки.

***

После этого разговора прошло ещё несколько дней. Наступил сентябрь, дни стали прохладнее, а по ночам шли дожди, и садовые гномы громко ругались, перепрыгивая через лужи, спасаясь от преследовавшей их Серебринки. Меропа по-прежнему была учтива с мисс Уэнтворт, хотя в глубине души чувствовала неясную обиду и отчасти даже жалела, что не рассказала ей всей правды про Морфина и Тома. Может, Юнона помогла бы. Дала бы какое-нибудь зелье, стирающее память, то, что избавило бы её от воспоминаний о том ужасном Рождестве. Может, дала бы несколько дельных советов насчёт Тома. Хотя вряд ли мисс Уэнтворт одобрила бы использование приворотных зелий. В один из ясных сентябрьских дней, когда солнце светило ярко, и лужи стали подсыхать, в гости к Юноне снова явился Боб Огден. Он тепло поприветствовал хозяйку и служанку и объявил: – Сегодня у меня чуть больше свободного времени, и я могу посвятить его вам, дорогие дамы. Юнона, должен заметить, что не откажусь от твоего чудесного чая, которым ты всё время пытаешься меня напоить. – Мог бы и заранее предупредить о том, что твой визит продлится чуть дольше, чем пять минут, – шутливо-ворчливым тоном отозвалась мисс Уэнтворт. – Я бы испекла к чудесному чаю не менее чудесный яблочный пирог. – Ну, собственно говоря, я не так уж и голоден, – ответил Огден. – Помнится, когда мы с мисс Мракс прибыли сюда, я обещал, что она увидит океан. Верно, мисс Мракс? – Что? – рассеянно переспросила она, всё ещё погружённая в свои мысли. – Ах да... верно. – Если мисс Мракс не против, мы с ней прогуляемся к берегу, а ты, Юнона, за это время можешь испечь свой знаменитый пирог. Или ты хочешь прогуляться с нами? – Ой нет, пожалуй, мои старые кости не выдержат такого долгого пути, – заметила мисс Уэнтворт с лукавой улыбкой. – Вы уж идите, а я останусь здесь и займусь пирогом. Право, Боб, тебе в голову иногда приходят поразительно мудрые решения! – Стараюсь, – с улыбкой ответил Огден и повернулся к Меропе. – Вы согласны, мисс Мракс? – Да, – она послушно склонила голову. За прожитый месяц Меропа неплохо изучила деревушку Тинворт – она часто выходила из дома за покупками, но все её походы ограничивались несколькими волшебными лавками, невидимыми для глаз маглов. В этих лавках Меропа потихоньку, чтобы не вызвать подозрений, покупала ингредиенты для любовного зелья. Она ни разу не была за пределами деревни и поэтому, идя с мистером Огденом по узкой тропинке, волновалась всё сильнее и сильнее. Покинув населённую часть, они пересекли поле с высокой травой – она доходила Меропе до плеча, а Огдену до груди. В поле приятно пахло цветами, во всеуслышание стрекотали сверчки, примятая ногами трава тут же поднималась снова. В ней мелькала всякая живность – крысы, мелкие птицы, пару раз через тропинку прошмыгнул садовый гном, а один раз Меропе показалось, что она видела низко пролетающего синего чёртика. – Корнуолльские пикси, – кивнул Огден, с которым она поделилась своим наблюдением. – Не очень опасные, но жутко неприятные существа. Обожают всякие проделки и пакости. Но их легко заморозить или отпугнуть огнём. Под несмолкающий шум сверчков Меропа и Огден прошли через поле и вышли к пологому песчаному берегу. Здесь было холоднее, чем в деревне, дул холодный ветер, и Меропа поёжилась. – Вам холодно? – Огден скинул с себя мантию и, несмотря на слабые протесты, накинул её на плечи дрожащей девушке. – Но вы замёрзнете, – возразила Меропа. – Вы ведь ещё не совсем здоровы... – Что за глупости! – сказал Огден, пытаясь напустить на себя сердитый вид. – Я прекрасно себя чувствую, но я не уверен, что моё состояние останется таким же, если Юнона узнает, что из-за меня вы простудились. Меропа слабо улыбнулась и плотнее закуталась в мантию. Дальше они шли молча – тишину нарушал лишь шорох песка под ногами и ровный постоянный шум прибоя. Океан открывался перед ними постепенно – пласт серовато-голубой воды, который сначала казался просто широкой полосой, а потом превратился в бесконечное полотно. Волны, как складки, собирающиеся на ткани, катились к берегу и рассыпались белым кружевом, – по крайней мере, такие сравнения пришли в голове Меропе, никогда прежде не видевшей океана. Вода манила к себе шумом ветра, шорохом песка, рокотом прибоя, бескрайней серой синевой, заставляя голову кружиться, а глаза щуриться. Меропа почувствовала, что у неё выступают слёзы и попыталась незаметно смахнуть их рукой. Ветер усиливался, и ей действительно было холодно, но в то же время она отдала бы всё на свете, чтобы простоять здесь ещё минуту... час... день... – Завораживающее зрелище, верно? – голос Огдена ворвался в её мысли, заставив Меропу вздрогнуть. Она обернулась и увидела, что её спутник снял очки и как-то чересчур пристально вглядывается в синюю даль. – Я хотела бы здесь остаться, – призналась Меропа. Она и сама не заметила, как подошла к самой кромке берега, и волны лизали носки её туфель. – К сожалению, это невозможно, – Огден с трудом оторвал взгляд от воды и перевёл его на Меропу. – Юнона наверняка уже ждёт нас с яблочным пирогом. Меропа наклонилась к воде и потрогала её рукой. Вода была холодная, и мысль о купании, мелькнувшая было у неё в голове, тут же пропала. Тем не менее, она выпрямилась и продолжала вглядываться до тех пор, пока глаза не начали болеть. Откуда-то в Меропе возникла странная уверенность: если она нырнет в эту холодную синеву, глотнёт её, – она поморщилась, словно наяву ощутив горько-солёный вкус, – то все её беды исчезнут, забудутся, как страшный сон. Морская вода станет тем самым зельем, которое стирает память. «Я ведь могу прийти сюда позже, одна», – полусонно подумала она. «Нырнуть в эту холодную воду, плавать в ней, пить её вдоволь, делать всё, что захочу, и никто меня не остановит. Я больше не испугаюсь боггарта, не вспомню, что делал со мной Морфин...» «Но тогда ты забудешь и мистера Огдена, и Юнону Уэнтворт, и Тома Реддла», – почти извиняющимся тоном проговорил её внутренний голос, сейчас как никогда похожий на голос матери. «Есть вещи, которые следует помнить, и ты это знаешь, как никто другой. Если ты сдашься сейчас, когда всё только начало налаживаться, только потому, что поддалась дурным воспоминаниям, то что будет с Бобом Огденом, с Юноной? Думаешь, они не станут винить себя в твоей гибели, если ты утонешь?» Меропа покрепче зажмурила глаза, решительно тряхнула головой и зашагала прочь от берега, открыв глаза лишь тогда, когда оказалась на порядочном расстоянии от него. – Мы уже уходим? – немного удивлённо окликнул её догонявший Огден. – Нельзя заставлять ждать мисс Уэнтворт и яблочный пирог, – ответила она и сама поразилась тому, как спокойно прозвучал её голос.