В волчьей шкуре

Цветы беспрерывным потоком растекаются по венам, забивая внутренние органы. У Касс голова настолько тяжёлая, что мыслей в ней просто не остаётся. Казалось, этот удушающий запах въедается в кожу, забираясь как можно глубже. У Веры сладенькая улыбка и неспешная речь. Она манерно растягивает некоторые гласные и иной раз так тщательно заглядывает в глаза, словно желая убедиться в том, что её продолжают слушать. В белоснежной чашке зеленоватый чай. Джон сидит чуть поодаль, вольготно закинув ногу на ногу. Его присутствие немного напрягает, так, самую малость. У Касс в голове чёткие картинки, настолько яркие, что аж дурно становиться. И где-то глубоко в душе такое неприятное тянущее чувство, сосущее под ложечкой. — Пей, дорогая, — щебечет Вера дружелюбно. — Тебе необходимо расслабиться. Джейкоб порой может быть груб с юными леди, но он это не специально, поверь, просто ему не хватает ласки. Но ты способна это исправить… я вижу в тебе этот свет. — Ха? — Кассандре хочется иронично рассмеяться, но букет цветов встаёт посреди горла, заставляя закашлять. — Его, как и этого, — кивок в сторону Джона, — может исправить лишь могила. — А язык он тебе так и не укоротил, — протянул в ответ вестник. И пусть говорил он это без угрозы, у неё отчего-то мурашки побежали по всему телу, и дыхание позорно участилось. — Потому что ему нравится, что я творю этим самым языком, — она нарывается. Осознаёт это и продолжает так поступать, выдавливая из себя кривую улыбку, больше напоминающую оскал. — Хотя, откуда такому как ты, вообще знать о женских ласках? О, это уже даже не игра, а так, добровольный бросок на амбразуру. Она смотрит в его синие глаза и видит обещание собственной мучительной смерти. Слепая уверенность в Веру подогревает. Отчего-то у Кассандры в виске бьётся настойчивая мысль, что при этой девушке она в относительной безопасности. По крайней мере, хочется верить. — Не ссорьтесь, пожалуйста, — тут же влезает Вера, — Касс, пожалуйста, чай. Ривер очень хочется огрызнуться, плюнуть на стол и выскочить из этого дома, а потом убраться подальше. Да хотя бы вернуться к тому же Джейкобу. На его территории хотя бы не лебезят так нагло. Блять! Подумать только, всего неделю назад она считала всё происходящее сумасшествием, а теперь добровольно готова вернуться к тому, кто стравливает меж собой людей, а после с удовольствием наблюдает за тем, как они жрут друг друга. Глубоко в душе Касс лелеет надежду на возвращение в нормальный мир. Правда, лелеет. Просто всё вокруг настолько сильно сдавливает мозг, что мир за пределами Хоуп, будто перестал существовать. Но ещё больше она опасается иного. Нечто внутри неё сломалось и больше не желало чиниться. Самым большим страхом теперь является не остаться здесь, среди этих ненормальных, до конца дней, а вернуться обратно и понять, что нормальный мир больше ей не принадлежит. Чашка в руках тёплая. Тепло пробирает до самых костей, даря далёкое ощущение уюта. Касс осознаёт ложность момента, но всё равно подносит её к губам, делая короткий глоток. Чай оседает на языке лёгкой горечью, но сам по себе не вызывает негативных эмоций. Она делает глоток. Следом ещё один. Вера расслабляется и начинает о чём-то говорить. С неохотой Джон подхватывает её, и вот они уже обсуждают какие-то свои дела, связанные с округом, сопротивленцами и бытовыми проблемами. Касс слушает их вполуха, стараясь держаться на краю сознания, которое начало неспешно отбывать в далёкие дали. Перед глазами картина мира плывёт и растекается, словно некто плеснул воды на подсохшую краску. Чашка со стуком отставлена на стол. И этот стук отдаётся раскатом грома в ушах, заставляя дрогнуть. Голова теперь не просто тяжёлая, она забита цветами до отказа, и они лезут через рот, нос и глаза, разрывая нежную кожу, пуская кровь. Она тянется руками к лицу, желая избавиться от зудящего ощущения, впиваясь отросшими ногтями в щёки. Зуд не проходит. И это неимоверно раздражает. В какой-то момент чужие руки обхватывают её ладони, заставляя опустить те вниз. Перед глазами встаёт лицо Веры, которая продолжает улыбаться и что-то говорить. Слова доходят до воспалённого сознания с трудом. — Ты устала, моя хорошая, — её голос густая карамель на белоснежное мороженое, — но здесь ты в безопасности. Здесь с тобой всё будет хорошо. Ты дома. — Мой дом не здесь, — на удивление ответ звучит связанно, хотя сама Ривер с великим трудом шевелит языком. — Я была… была проездом. — Нет, это Бог вёл тебя, — Вера обходит стол и подходит ближе, продолжая держать её ладони. — Бог вёл тебя к Джейкобу. Он желал вашего воссоединения, так предрешено. И он подарит вам дитя. Дитя для всей нашей семьи. — Ч-что? Дитя? — Именно, — девушка наклоняется ближе, прикасаясь ладонью к её плоскому животу, легонько оглаживая пальцами. — Здесь обязательно появится жизнь, потому что Он того желает. И ты пожелаешь. — Я не хочу р-ребёнка от Джейкоба. — Что ты такое говоришь, милая? Ты уже его получила. Пространство кружится в огромном хороводе. Лицо Веры сменяется Джоном. Пол пропадает из-под ног, и её куда-то упорно несут. После ощущается постель и жар от чужого тела. Джон нависает столь низко, что на его лице можно рассмотреть любой изъян. Изъян, который в дымке дурмана кажется вершиной совершенства. Касс тянет к нему руки, обхватывая ладонями голову, непонятно с какой целью. В ней борются два безуспешных желания: притянуть ближе к себе или свернуть шею. И она смутно представляет, какое соблазнительнее. У Сида холодные пальцы и задумчивые синие глаза. Он неспешно расстёгивает маленькие пуговицы на её рубашке, оголяя светлую кожу, усыпанную мелкими родинками. Ривер недовольно мычит, ощущая прохладный ветер. Соски напрягаются, как и всё тело. Под рубашкой нет лифчика, и когда последняя пуговица поддаётся, единственное, что её укрывает от его внимательного взгляда, так это штаны. Пальцы скользят по голой коже, очерчивая впалый живот и поднимаясь выше, проводя под грудью. От этого Касс напрягается сильнее и всё же опускает ладони, упираясь в чужие плечи, пытаясь оттолкнуть. Только вот мышцы совсем не слушаются. — Если ты хочешь войти в нашу семью, то должна терпеть, — голос Джона кажется предвкушающим. Он с лёгкостью перехватывает её ладони и связывает меж собой верёвкой, которую непонятно откуда достал. И пока она не успевает что-либо осознать, привязывает её к постели, да так крепко, что будь Касс в здравом уме, вряд ли смогла бы выбраться. Краем сознания она понимает, что всё идёт по пизде. Недовольно мычит, дёргается, стараясь как-то скинуть с себя чужое тело, но её трепыхания кажутся столь ничтожными. Словно бабочка попала в паутину к огромному пауку, который теперь только и предвкушает, как впрыснет в неё жгучий яд. В руках Джона блестит лезвие ножа. Его лицо преображается в довольной улыбке. В улыбке, предвкушающей нечто безумно радостное и долгожданное. У неё же всё холодеет внутри. И в такие моменты разум должен быстро проясниться, чтобы помочь хозяйке избежать ужасной участи, но нет. Тело будто перестаёт ей принадлежать. Как и мозг. Единственное, на что Касс способна, так это продолжать трепыхаться и где-то на задворках сознания осознавать то, что её ожидает. — Не стоит бояться, — Джон говорить милым голосом маньяка, проводя свободной ладонью по её груди, щипая сосок, после вверх, обхватывая тонкую шею, ощутимо сжимая. — Будет очень больно, — он усмехается, — но эта боль подарит тебе очищение. Ты станешь на ступень ближе к нам. На ступень ближе к Отцу и Господу нашему. — Пошёл, — она хватает ртом воздух, — нахуй. — Непокорная сука. Нож входит в кожу столь неожиданно, что на мгновение она этого совсем не осознаёт, а после боль затапливает сознание, взрываясь перед глазами яркими бело-красными искрами. Джон что-то упоённо шепчет то ли себе под нос, то ли ей, только вот сконцентрироваться невозможно. Всё внутри замирает, прежде чем скрутиться в болезненный жгут. Кажется, она кричит. И плачет. И дёргается. По коже разливается нечто теплое и мокрое, тонкими дорожками стекая на постель. Сид сидит на её ногах, плотно прижимая те друг к другу и к кровати, не давая и шанса выскочить, прекратить внезапный ад. Перед глазами периодически встаёт лицо Джейкоба. Касс не думает о нём как-то связано. Кажется, будто она вовсе разучилась это делать. Нож заботливо выводит под её левой грудью буквы, словно бешеный волк вгрызаясь вплоть. Чувство невозврата и отвращения накатывается волнами, заставляя захлёбываться. Ебаные цветы везде. Везде. От них больше не спрятаться. Касс тонет в бассейне из цветов, крови и сладкого запаха, забивающего нос, а перед глазами, скрытыми за пеленой слёз, стоит безумно довольное мужское лицо, которое не обещает скорой расправы. Пытка длится долго. Или быстро. Ривер совсем теряется в боли и времени. Под конец сил вовсе не остаётся, поэтому она продолжает лежать и тихо поскуливать, периодически проваливаясь в небытиё. Наконец, Джон выпрямляется. С поистине отцовской любовью смотрит на её изуродованное тело, а после проводит рукой по свежим ранам, собирая кровь на пальцы. — Пока ты не обнажишь грех, — говорит он, пачкая её щеки, лоб и нос в собственной крови, — ты его не смоешь. Я дарую тебе возможность очищения, но как именно ей воспользоваться, ты решаешь сама. Он неспешно слезает с её ног, смотря сверху вниз, прежде чем обрезать веревки и развязать руки. — Пока отдыхай, я приду позже. Его уверенные шаги раздаются набатом в ушах. Хлопок двери, и полнейшее одиночество. Кассандре хочется плакать, но слёз не осталось, зато боль в каждой частичке тела не думает исчезать. И сейчас, закрывая глаза, она чётче всего осознает, как сильно хочет сдохнуть.