Бракованная

      — Мэттью, какого хрена ты творишь? — Джиу штормом врывается в квартиру и становится напротив парня.       Никто никого не зовёт, никто никого не гонит. Каждый приходит и уходит, когда сам того пожелает.       — Надо же, давненько не виделись. неделя прошла, а от тебя ни звонка, — он глухо смеётся, поднося стакан со своим дешёвым, но любимым виски, спокойно выпивает. — На, лучше затянись и успокойся, — протягивает пачку сигарет.       Он не скажет, что скучал, даже если это окажется правдой. Не в их отношениях.       Подавляя в себе маты, Джиу тяжело вздыхает и плюхается рядом на диван. Отбирает пачку, тонкие пальцы вытаскивают сигарету, губами обхватывая, поджигает. Сильно затягивается. Пачку оставляет себе, пряча в кармане кожанки.       — Зачем? — всё, на что остаётся сил. Она облокачивается на спинку и прикрывает глаза, позволяя себе расслабиться. Сегодняшний день сильно потрепал её эмоционально.       — Ты сама сказала, он тебя достаёт, а меня несколько раз просить не надо, — Мэттью плевать на того парня, которому пришлось слегка подправить смазливое личико, и он понять не может, почему сейчас её это так волнует. Но определённо рад, что она наконец-то пришла.       — Мэттью, я брак, — она видит как он закатывает глаза, но лишь выпускает в воздух сигаретный пар и продолжает. — Знаешь, как будто волшебник хотел наколдовать  дорогой бриллиант, а получился чёртов обычный камень. И он его должен выбросить, не хранить как неудачный опыт.       Джиу не понимает или просто не хочет принимать правду, зачем Мэттью так ради неё старается.       — Волшебник может сделать потом кучу бриллиантов, но такой камень в его коллекции будет один. Единственный и неповторимый.       — У тебя есть Сомин, — сказала как отрезала.       Она напоминает об этом при каждом удобном и не очень случае. Как бы всегда напоминая о его личном условии — давно забытом ими обоими, но ещё стоящим между ними треснувшей стеной — не влюбляться.       — Блять, — срывается с его губ.       Какой раз он это слышит? Семнадцатый? Сто семнадцатый? Мэттью давно сбился со счёта. Он хочет стереть это проклятое имя со своего запястья и никогда не видеть. Он не знает её и знать не желает. Кто тот ублюдок, который решил, что она его «судьба»? Покажите его и он заставит поплатиться за ошибку.       Мэттью встаёт, ищет на столе чёрный маркер и, наконец найдя его, закрашивает имя на запястье.       — Смотри, — не кричит, но от стального голоса Джиу вздрагивает и переводит взгляд на его запястье. — Ёё нет в моей жизни и никогда не будет. Но в ней есть ты. И большего мне не надо.       Мэттью сам не понял, когда забыл про собственное «не влюбляться». В один день оно просто стёрлось из памяти и касания стали более нежными и чувственными. Статус их отношений остался «без обязательств», но все чувства при новом звонке или смс, от осознавании скорой встречи, будто подменили. Никто также никого не держит, но уходить никто больше и не хочет.       — Ты встретишь её когда-нибудь, полюбишь и забудешь меня, а я не смогу предотвратить что-то, что должно произойти. Мэттью, послушай, нас никто не спрашивал. Всё давно за нас распределила судьба, — Джиу больно, она говорит тихо, тушит сигарету о пепельницу и уже жалеет, что снова завела этот разговор.       — Как же достало, — весь пыл пропадает также быстро как и появился, оставляя за собой усталость.       Они оба устали. День за днём они тушат огонь внутри, чтобы он не разгорелся и не сжёг их обоих дотла, но они не замечают, что уже горят.       Мэттью тянет Джиу на себя, захватывает в объятиях и целует. Остервенено, как изголодавшийся зверь.       — Говорю в последний раз, мы сами пишем свою жизнь, а если «матушке судьбе» это не нравится, то не наши проблемы, — он обхватывает ладонями лицо, водит языком по её губам, кусает и проникает глубже. Джиу прижимается ближе, отвечает и ведёт в спальню.

***

      — Если когда-нибудь я и встречу Сомин, то совру ей. Ложь не является ложью, если ты сможешь держаться ей до конца, так ведь? Скажу, что впервые слышу её имя и вообще у меня уже есть девушка.       Они лежат на кровати, голова Джиу покоится на плавно вздымающейся и опускающейся груди Мэттью, а он перебирает светлые волосы между пальцами. Через распахнутое окно в комнату проникает лёгкий ветерок с ароматным запахом кофе из кофейни с первого этажа. На улице люди уже спешат на работу, и Мэттью задумывается о том, как же хорошо, когда тебе сегодня никуда не надо. Можно вот так провести целый день. Только он, она и никаких проблем. И вечности не хватит насладиться друг с другом.       — И кто же она? — Джиу слегка поднимается и смотрит ему в глаза.       — Ты, конечно, и я тебя не брошу.       Она мягко улыбается, удовлетворённая ответом, и ложится в исходное положение, начиная вырисовывать на его груди понятный только ей рисунок.       «Бракованная» — так назвали Чон врачи при первом взгляде ещё в роддоме. На её коже не было аккуратно выведенных чёрных иероглифов, что словно тату складывались в имя родственной души. Мама всё детство твердила, что всё хорошо, что так случается, она не одна такая и должна найти себе подобного. И все прожитые двадцать лет Джиу это не сильно то волновало, до тех пор, пока она не встретила его. Ким Мэттью с ненавистным им обоим «Чон Сомин» на запястье. И всё настолько завертелось, что теперь она лежит на его кровати, в его объятиях и впереди один сплошной путь по острому стеклу. Джиу уверена, Мэттью встретит Сомин и тогда будет сложнее чем когда-либо, но ведь он пообещал, что будет рядом. Она верит. И врать они будут до конца.