Раннейген

      Миккель промучился от своей болезни около трех недель, а потом, внезапно проснулся, не ощутив ни боли, ни тяжести. Он встал с кровати и взглянул на себя в зеркало. Стар. Еще старее, чем был. Хворь забрала у него последние силы, высушила старое тело, и теперь ему оставалось просто ждать своего часа.       Миккель больше не занимался ни ворожением, ни колдовством. Он только ходил и наблюдал за всем, что его окружало. Временами к нему заглядывал Мышовур, посмотреть, как он себя чувствует. Тогда они сидели за бутылкой вина, вспоминая прошлое.       Так прошло два года, и со временем Миккель все-таки почувствовал свой близкий конец. И однажды, когда землю покрывал тонкий слой снега, он больше не проснулся.       Незадолго до этого Геральт, Йенниффер, Лютик и Цири приехали погостить у королевы Кэрис. Геральт теперь жалел, что не успел навестить Миккеля. Днем или двумя раньше, он бы мог приехать к нему, но не сделал этого.       Бард положил лютню рядом с собой, а сам улегся на землю. Геральт потушил костер. Ночь стояла ясная и светлая. Огромная луна сияла как ночное солнце, обволакивая мир серебром. — Печально это, Геральт, — сказал Лютик, когда ведьмак закончил все рассказывать. — Да, — сухо ответил Геральт и сам лег.       Лютик закрыл глаза и положил руки под голову, пытаясь представить, как выглядела Раннейген или этот Иаков. «Эх, жаль я с ним не поехал, — думал он, — как в старые добрые времена».       С первыми лучами солнца они встали, быстро позавтракали солониной с пивом, сложили сумки и отправились в путь. В рощу друидов они прибыли к полудню. Шел маленький снег, и вскоре вся земля была укрыта тонкой белой пеленой.       Солнце светило бледно и уже не так грело. Их встретил Мышовур. — Геральт, Лютик, рад вас видеть друзья мои, — он слабо улыбнулся. Мышовур тоже был стар, но в нем все еще чувствовалась внутренняя сила. — Пойдёмте, скоро все начнётся. Вы как раз вовремя.       В роще было много людей помимо друидов. Красиво здесь было. Несмотря на наступающие холода травы, цветы и деревья в роще, оставались зелеными и цветущими круглый год.       Толпа людей собралась вокруг сооруженного деревянного пьедестала. Геральт и Лютик кое-как пробрались сквозь толпу и вышли вперед. Там лежал Миккель: белый как снег, который уже успел припорошить его.       Одет он был в белые одежды. Молодые служители полили его маслом, а Мышовур вместе с еще несколькими друидами, завел песнь на старшем наречии. Наконец, Гремист, Мышовур и Кальберн взяли свечи и зажгли плот.       Лютик почтительно встал, и опустил голову. Геральт заметил в толпе несколько знакомых лиц. Увэ, Хэнок, Рикард, Стиг и Энок, поочередно подняли на него свои глаза. Рядом он увидел еще одного юношу. Он был одет так же как и они из чего он сделал вывод, что он часть их группы. Пронзительно голубые глаза глянули на него, и лицо мужчины, прояснело.       Он знал ведьмака, но вот Геральт — нет. Он также заметил, как Рикард проскользил глазами возле него ища давнишних спутников, а затем удивленно уставился на него. Плот уже горел полностью и Миккель тоже. Сквозь огонь проглядывалась обугленная кожа.       Со временем огонь угасал и вскоре на месте, где был Миккель, осталась лишь груда обугленного дерева. Тогда пепел перенесли в небольшую ямку и закопали, посадив красивые цветы.       Хэнок уже ждал Геральта. Лютик пошел с ним. — Вот так встреча, ведьмак! — весело сказал заметно потолстевший Хэнок, и зажал ведьмака в медвежьих объятиях. — А это кто?       Лютик немного надулся: так ожидал, что его узнают без всяких представлений. — Это мой друг Лютик, бард… — Менестрель, талантливый певец, великий сочинитель и автор около сотни баллад, — продолжил Лютик, недовольный тем, как его представил Геральт, и пожал руки всем присутствующим. — А еще бабник, гуляка и трус, — Геральт скрестил руки и недовольно покосился на друга.       Но Хэнок и компания ничуть не смутились бахвальству Лютика. А только весело засмеялись. — В прошлый раз, когда мы встретились, с тобой была девушка и юноша. Куда же подевались твои спутники? — напрямую спросил Рикард с надеждою и боязливым любопытством глядя на ведьмака. — Долгая история, — холодно ответил Геральт. — А давай ты нам ее расскажешь за кружкой пива и вкусным обедом, — предложил Стиг.       Лютик уставился на друга умоляя того согласиться. — Кстати, ведьмак, ты незнаком: у нас новый член команды, — сказал Увэ.       Вперед вышел тот голубоглазый мужчина со светлыми волосами. Теперь и Геральту он показался знакомым. — Кай, — протянул руку воин. — Я помню тебя... Ты был в Бландаре, — наконец ответил Геральт, пожимая ему руку. — Как там дела? — Все идет своим ходом, ведьмак. Но жизнь с тех пор наладилась, — серьезно ответил он. Геральта поразила в этом человеке какая-то твердость и холодность. — Так, ну все, — прервал их Стиг. — В корчме все обсудим, нечего тут на голодный желудок болтать.       Все согласились и через минуту оседлали коней, отправившись в путь. Сначала хотели отправиться в Бландаре, но Геральт и Кай наотрез отказались, и тогда они решили посетить Рогни. Таверна там всегда была хорошая.       В Рогни они прибыли много позже полудня, и аппетит к этому времени разгулялся не на шутку. В корчме было немного людей, но и не пусто. В этот раз Геральт угостил всех за свой счет. На стол им подали вкуснейший рыбный суп, толченую картошку со специями и мясным котлетами. На закуску принесли вареных раков в меду, а на десерт творожную запеканку.       Все чувствовали себя хорошо, в тепле сыты и напоены и беседа шла, как и тогда: весело и живо. Геральт нехотя рассказывал про свои приключения, и то и дело переглядывался с Кайем.       Кай, в отличии от остальных, не был слишком весел, сохраняя привычную угрюмость. Он то и дело поглядывал на ведьмака, словно хотел спросить, но никак не решался. — Так что же ведьмак случилась с твоими спутниками? — вновь спросил Рикард, давно интересующий его вопрос, когда его друзья выговорились.       Неожиданно Кай вроде как оживился, и, пригубив пиво, вопросительно уставился на Геральта. — О-о-о-о, — вмешался пьяный Лютик, — это долгая и прекрасная история, когда-нибудь я напишу про это гениальную б-балладу, кхммм.       Рикард удивленно уставился на Геральта. Ведьмак уже хотел было сказать правду, но затем быстро переменил свое решение. — Умерла она. Я вез ее домой, к семье. Вернул ее из плена бандитов к матери, а где-то через полгода узнал, что она умерла от болезни. А Иаков вернулся домой, — сказал он и задумался: А что же стало с Иаковом?       Он-то не шибко часто об этом вспоминал, и, когда сказал парню возвращаться домой, мало волновался о его дальнейшей судьбе. Рикард расстроенно опустил голову и залпом выпил остатки пива. Кай же с подозрением глядел на ведьмака, и на миг в голубых глазах появилась толика печали и грусти. И стыда, какого-то личного, известного только Кайю. — Жаль, — сухо молвил он.       После этого беседа вновь вернулась в веселое русло, и ею завладел Лютик. Он направо и налево разбалтывал и про Цири, и про Дикую охоту, и про Весемира, что пал в битве с ней. Все так упились, что не заметили, как стол покинул сначала Кай, а за ним и Геральт.       Геральт нашел Кайя, сидящим на камне у озерка с трубкой в руке. Ведьмак удивился тому, как быстро пролетело время, ибо вот уже проявлялись звезды и луна, небо темнело. Геральт сел на соседний камень. — Так Иаков и вправду вернулся домой? — спросил Кай, пуская вперед себя облако дыма. — Не знаю, — честно ответил Геральт. — Надеюсь, что так.       Кай хмыкнул и печально поглядел под ноги, буцая какой-то камешек. — Хильда его так любила, — вдруг сказал он. — Знаешь, ведьмак, если бы я только знал чем все закончиться, я бы все переиграл. — А чем же… все закончилось? — осторожно спросил Геральт. — Я женился на ней через три дня после вашего отъезда. Я был рад, несказанно рад. Долго я ждал ответного чувства. И она тоже, кажется, начинала любить меня. Или хотя бы видеть во мне друга и близкого человека, родных-то у нее не осталось.       Она все чаще улыбалась и начала мне рассказывать то, что было у нее на уме, что интересовало ее. Все стало налаживаться. А потом пришла какая-то хворь. Полгода спустя, быть может чуть больше. Травницу-то нашли, да вот только, та и сама потом заболела. Тогда я просто молился на Раннейген. Я был в бешенстве. Как бы ее там не обвиняли, она спасала многих.       Потом Хильда слегла, стала бредить. Никакие настойки и амулеты не спасали. Постоянно кашляла кровью.       Глаза его наполнились слезами, но что-то было в них оторванное. Словно и сам Кай не здесь: — И вот, сижу я одной ночью у ее ложа, глажу ее по волосам, пытаюсь уложить спать. А она бредит и в этом бреду шепчет: Иаков, Иаков. Быть может раньше, я бы взбесился от ревности, но в тот миг до меня будто бы дошло — это я ее убил. Это кара мне за то, каким я был.       А через неделю она умерла, — он закурил трубку.       Геральт припомнил эту девушку и ее семью. — Что было с тобой дальше? — спросил он.       Кай откликнулся не сразу: — Дальше? Дальше я прожил там еще с месяц, а затем в Бландаре пришли Хэнок и компания. Я не хотел оставаться там и присоединился к ним. Конечно, иногда я все равно туда возвращаюсь. Но стараюсь не задерживаться.       Он умолк, и вновь задумался о чем-то своем. Геральт смотрел на луну, что вздымалась прямо над озером и блики, которые отбрасывала на воду. — Каким бы ты человеком ни был раньше, сейчас ты иной. Не кори себя за то, что случилось, иногда судьба заводит нас на странные дорожки, — он ободряюще пнул Кайя по плечу, и тот слабо улыбнулся: — Наверное.       Они остались в Рогни до утра, а на рассвете снова попрощались. — Прощай, Геральт, славно было свидеться, — крикнул ему Хэнок напоследок. — Надеюсь, это была не последняя наша встреча.       Геральт кивнул им: — Также как и я.       Лютик только кивнул головой, ибо вообще не был в состоянии, что-либо делать. Кай бросил на Геральта прощальный взгляд и кивнул: — Прощай, ведьмак. — Удачи, Кай.       Они, наконец, сели по коням, и снова отправились, кто куда. Больше Геральт не встречал никого, кто был хоть как-то связан с Раннейген: ни Кайя, ни тем более Иакова. И вообще об этом он больше не вспоминал.       А Лютик все же сложил балладу, но никогда так и не смог ее исполнить и потому оставил лишь для себя одного.