Раздражающий фактор

Рассвет окрасил каменные стены окруженного парком старинного замка. Шелестела под легким ветерком листва, разбуженные солнцем пичуги перекликались на разные голоса, то ли радуясь прекрасному утру и предвкушая не менее прекрасный день, то ли просто обсуждая свои птичьи дела, ведь даже соловьи, чьи прекрасные трели так услаждают наш слух, поют с самыми прагматичными целями. По водной глади озера в дальнем конце парка неторопливо скользил белоснежный лебедь, само изящество в каждой линии. К конюшням в другой стороне ехала верхом на статном гнедом коне красивая светловолосая молодая женщина, возвращаясь с ранней прогулки. Спешившись, она погладила коня по шее, что-то шепнула ему и получила в ответ ласковое фырканье. Звали её Аманда (сокращенно — Мэнди) Хендри, она была хозяйкой этого коня, всех остальных лошадей в конюшне и самого замка, приобретенного её мужем, известным спортсменом — неоднократным чемпионом мира по снукеру, всего несколько лет назад. О, времена, о, нравы! — воскликнут истинные поклонники старины. Увы, ныне длина аристократических родословных не поможет в борьбе с земельными налогами и коммунальными тарифами, и от былого величия остаются разве что пара комнат в родовом замке да галерея фамильных портретов. И благородные предки нынешних титулованных особ с грустью взирают на бродящих по замку туристов, бесцеремонно тыкающих пальцами в реликвии. Еще хуже туристов были съемочные группы Би-Би-Си — те полюбили использовать отлично сохранившиеся имения и интерьеры как натуру для съемок очередной костюмной драмы, мелодрамы или комедии. Хотя, следует отдать должное национальной телекомпании — она честно платила за аренду помещений, так что, это можно было считать неплохим финансовым подспорьем для владельцев. И зрители на Британских островах и по всему миру (скажем спасибо глобализации) любовались резным силуэтом замка Хайклер, проникались до глубины души суровым средневековым величием замка Алник и вместе с Элизабет Беннет мечтали о Пемберли, с ролью которого блестяще справлялся Четсворт-Хауз. Но к великому сожалению владельцев одного отлично сохранившегося замка в Охтерардере, неподалеку от Стирлинга, их собственность не могла похвастаться ни богатой историей, ни красотой, достаточной, чтобы привлечь туристов или телевизионщиков с киношниками. Скорее замок Норвуд (так он именовался официально) можно было назвать усадьбой: двухэтажный старинный каменный дом с треугольной темно-серой крышей, хоть и на пять спален помимо прочих комнат, но если и пустят его на экраны, то в третьестепенной роли жилища местного викария, на полторы минуты и два ракурса издалека. Поэтому, в один далеко не прекрасный день, подсчитав в очередной раз свои расходы и сравнив их доходами, хозяева пришли к неизбежному и печальному выводу: содержание родового гнезда стало непосильным. И они решили его продать. Зато покупателем оказалась не очередная американская певичка с коллекцией хитов, забивающих радиочастоты (поп-звезды повадились скупать старинную недвижимость на Британских островах и заявляться туда в окружении целых армий родственников, работников и прислуги, точно армия захватчиков). О нет, замок с прилегающими к нему парком и полями приобрел шотландец, более того — человек, прославивший Шотландию, многолетний и бесспорный чемпион по снукеру. Снукер правил Британией, а Стивен Хендри правил снукером. Чемпион не гнался за громкими дворянскими титулами — его вполне устраивали собственные, честно завоеванные на турнирах. Не планировал он и собирать фамильную галерею, заказывая художникам портреты близких и дальних родственников, хотя несколько картин они с женой всё же приобрели, для украшения комнат и в качестве надежного финансового вложения — много места они не занимают, а со временем в цене только растут. В первую очередь он полюбил это прекрасное уединенное место, куда не пускали посторонних: открывающиеся волшебные виды, густую зелень деревьев, мягкие очертания склонов холмов и разлитое в самом воздухе спокойствие, наполненное птичьими трелями. Иногда Хендри шутил про себя, не стоит ли отрастить бороду и заделаться настоящим отшельником? Он бы так и поступил, непременно, если б не постоянные разъезды по ближним и дальним сторонам, ведь земельные налоги и коммунальные услуги по-прежнему нависали над головами и каждый месяц приходили счета к оплате. У Стивена Хендри с финансами дело обстояло значительно лучше, чем у бывших владельцев замка, но эти деньги приходилось зарабатывать собственным трудом и киём: играть и выигрывать во время снукерного сезона и не слишком отдыхать в перерывах между турнирами. С финала чемпионата мира по снукеру, где Хендри не выиграл восьмой чемпионский титул, прошло две с половиной недели. За это время он преодолел свою привычную хандру, охватывавшую его после каждого поражения, и обратил на мир более благосклонный взгляд. Итак, стояло чудесное майское утро: листва шелестела под ветерком, цветы раскрывали свои венчики навстречу солнечным лучам, золотистые блики играли на поверхности озера, белокурая Мэнди Хендри возвращалась с конной прогулки, а Марк Уильямс, чемпион мира по снукеру из Уэльса, засидевшийся накануне далеко за полночь со своим лучшим другом Стивеном Хендри, проспал завтрак. Теплый солнечный лучик, прошмыгнувший через лазейку в плотно задернутых шторах, сделал всё возможное: щекотал Уильямса по щеке, прыгал по носу, презрев манеры и приличия, и плясал на плотно закрытых веках, но все тщетно — валлийский чемпион спал, как выразились бы по ту сторону Ла-Манша, без задних ног. Лишь через час его глубокий сон сменился легкой дремой, затем тишину нарушил громкий зевок, и Марк Уильямс откинул одеяло. Прохладная вода помогла немного приободриться, а окончательно развеять остатки сна и последствия веселого вечера в гостях Уильямс надеялся после завтрака. Прикончив под яичницу с беконом и тостами две чашки кофе, он поинтересовался у Мэнди Хендри, где в сей утренний час обитает её супруг и хозяин замка, и узнал, что Стивен ушел в парк. Следует отметить, что, заполучив в личную собственность пусть небольшой, но самый настоящий старинный замок с парком и озером, красивыми, но запущенными, Хендри сразу же решил привести всё в порядок. Он подступил к этой задаче с той же целеустремленностью и самоотдачей, что помогали ему бить снукерные рекорды в ранней юности. В самом доме переделки были, и довольно многочисленные, но больше ради соответствия требованиям современности, а не для решения действительно серьезных проблем. В отличие от многих других старинных домов, приобретенная чемпионом усадьба находилась в довольно-таки неплохом состоянии: крыша не протекала, в подвале не разливалось болото, летучие мыши не селились в каминных трубах, иными словами — только поменяй систему водопровода для современных ванных комнат да кое-что перепланируй для лучшей демонстрации интерьеров. Прежние хозяева за своим домом ухаживали тщательно и с любовью, но на прочее, увы, их сил и средств уже не хватало. Но Хендри нанял целую бригаду ландшафтных дизайнеров, и теперь аллеи радовали глаз чистыми линиями, засыпавший дорожки гравий приятно похрустывал под ногами, живые изгороди были подстрижены под линеечку, а деревья возвышались, подобно солдатам в почетном карауле. Поддерживать всё это великолепие наняли опытного садовника, настоящего сурового шотландца, знающего народные и научные имена каждой травинки и легко цитирующего по памяти все упоминания садовых примет в пьесах Шекспира. Но больше всего потрудиться работникам пришлось, чтобы облагородить озеро: заболоченные края расчистили, берега укрепили, а на маленьком островке в центре начали возводить беседку, чтобы туда можно было приплыть на лодке и отдохнуть на лоне прекрасной природы. У озера и нашел Марк Уильямс своего друга. Стивен сидел на скамейке и бросал кусочки булки вездесущим уткам — те резво носились у берега и подхватывали угощение на лету. На островке напротив мелькнула крупная белая тень, и к берегу величаво поплыл лебедь. — Красавец какой, — восхитился Уильямс. — Дай мне тоже кусочек, я ему кину. Стивен с усмешкой оторвал от булки край и протянул приятелю. Марк отломил половину и бросил в воду лебедю, но птица оплыла болтающийся на воде хлебный ошметок и одарила валлийца взглядом, полным презрения. — Гордый, — беззлобно сказал Уильямс и сам откусил от оставшегося куска булки. Лебедь замер у самого берега, сложив крылья и полностью игнорируя как сидящих на расстоянии вытянутой руки от него людей, так и снующих неподалеку уток. — Сволочь он, — махнул рукой Хендри. — Саботажник. Прилетел откуда-то несколько месяцев назад, свил гнездо на этом островке, и теперь там могут работать, только если он позволяет. А настроение у него переменчивое, никогда не угадаешь, пустит ли он туда гостей или оскорбится и потребует ли смыть оскорбление кровью. Беседку должны были закончить уже давно, а пока — сам видишь, — он махнул рукой. И впрямь, несколько светлых столбиков-колонн пока что мало походили на законченное творение архитектурного искусства. — Это у него территориальный инстинкт, — с ученым видом сказал Уильямс и поднес ко рту остатки булки. Длинная гибкая шея мелькнула в воздухе, подобно атакующей кобре, широко разинутый клюв издал омерзительное шипение, и Уильямс, не колеблясь, швырнул недоеденную булку в сторону, надеясь отвлечь внимание лебедя, а сам отскочил назад за скамейку. Птица заглотила добычу, широко раскинула крылья, увеличившись еще раза в два, и пошла в наступление. Лебедь преследовал хозяина замка и его гостя несколько десятков метров, прежде чем то ли удовлетворился капитуляцией противника, то ли просто заскучал. Прошипев на прощание еще что-то нелестное, он вернулся в воду, но Стивен и Марк приближаться к озеру больше не рискнули. — Ни хрена себе ты тут зверей развел! — искренне сказал валлиец. — Угу, — буркнул его товарищ. — Это на него накатил, как ты выразился, территориальный инстинкт. Как я и говорил, эта пернатая скотина то и дело набрасывается на всех, кого видит в пределах своих владений, а представления о границах у него, похоже, всякий раз новые. — А я-то подумал, что ему булка не нравится… — Возможно, ему пришлось не по вкусу, что ты бросил её ему в воду, как какой-то утке. А он, может, хотел её добыть в бою. — Хищник. Ихтиозавр прямо. — Плезиозавр, — поправил его Стивен и, перехватив недоуменный взгляд, вздохнул: — Моему сыну пять лет, он обожает динозавров, и я теперь тоже о них знаю всё. — Похоже, настоящее Лох-Несское чудовище во плоти. А почему ты этого лебедя не выгонишь? — Редкий вид под государственной защитой, — вздохнул Хендри. — Скорее меня Гринпис отсюда выселит. Тем временем чистое небо вдруг начали стремительно затягивать облака, и любой местный житель, знакомый с причудами погоды, понимал, что это означало приближение ливня. Дождь мог обойти стороной и пролиться над чьим-то другим парком или садом, но лучше всего было переждать колебания переменчивого шотландского климата под крышей. Поэтому Стивен и Марк дружно двинулись к замку, ускоряя по пути шаг. Тучи, повисев над их головами точно воплощения мрачных мыслей, продолжили свой бег, не излившись, но это было всего лишь первым испытанием в начавшейся этим майским утром череде событий. Выруливший на дорожку у входа «Ягуар», вне всяких сомнений, принадлежал кому-то из «своих», поскольку посторонних в этот уголок не пускали запрещающие знаки и предупреждения о частных владениях. Открывшаяся дверца выпустила симпатичного темноволосого молодого человека, при виде которого физиономии Хендри и Уильямса окрасили две одинаково кислые улыбки. Молодого человека звали Ли Дойлом, он был сыном Йена Дойла, бессменного менеджера Стивена Хендри, а с некоторых пор — и Марка Уильямса, главы корпорации «110 Спорт» и человека, выстроившего собственную снукерную империю при живом Барри Хирне, с которым Дойл конкурировал на равных. Дойла-старшего могли не любить, но вряд ли удалось бы его не уважать. В том, что касается Дойла-младшего, всех окутывала пелена сомнений. Вероятно, Йен планировал передать компанию сыну. Вероятно, это должно было случиться еще не скоро. И очень вероятно, что и слава богу. — Стивен! — Ли воссиял фарфоровой улыбкой. Хендри протянул руку для пожатия. — Как я рад, что застал тебя дома! Думал, ты уже взял жену и детей, да и укатил в тропические края пить коктейли под пальмами на пляже. — Хорошо бы, — пробурчал про себя Уильямс, обмениваясь в свою очередь рукопожатием с сыном менеджера. — Что привело в мои скромные владения? — поинтересовался Стивен, изображая нечто вроде приглашающего жеста. Он мало общался с Ли, в отличие от бывшего ему вторым отцом Йена, и привык считать «младшего» кем-то вроде домашнего питомца, декоративной собачки. — Сюрприз! — радостно ответил Дойл и вернулся к машине. Открыв багажник, он извлек на свет божий нечто большое, плоское, прямоугольное и абсолютно неразличимое под окутывающими его слоями плотной коричневой оберточной бумаги. — Следуйте за мной! Он вошел в дом первым, Хендри и Уильямс отстали от него на шаг, недоуменно переглядываясь по пути, а завершал маленькое шествие любимый ротвейлер Стивена, также вернувшийся с прогулки по парку. Все они зашли в столовую, где Ли пододвинул к стене стул, решительно взгромоздился на него и снял о стены один из пейзажей. — Что… — начал, было, Хендри, но Ли жестом призвал всех к тишине, слез со стула, взял в руки этот загадочный прямоугольный предмет и, отвернувшись, принялся разворачивать оберточную бумагу. Шуршащие коричневые листы падали на пол друг за другом, гипнотизируя звуком и движением, и все упустили тот момент, когда Дойл-младший повесил на стену новую картину. — Конечно, это пока временная рама, мне просто хотелось поскорее примерить и оценить, как это произведение искусства будет смотреться, — гордо сказал Дойл, слезая со стула. — Я сразу подумал, что это для него идеальное место. — Произведение, — бесцветно повторил Хендри. — Искусства, — поддакнул Уильямс. Картина являла собой ростовой портрет Стивена Хендри, исполненный большей частью в стиле реализма с легким налетом авторской (или кто там на самом деле нес ответственность за это воплощение) фантазии. Хендри в национальном шотландском костюме стоял, опираясь на кий. Белые гольфы обтягивали его мощные икры, с плеч ниспадала императорская алая мантия, чело чемпиона венчала корона, упрямый подбородок выдавался вперед так, как Стивену никогда не удавалось в жизни, а глаза смотрели прямо на зрителей, и этот взгляд пронизывал до костей. В правой руке изображенный на холсте герой сжимал кубок чемпиона мира, как скипетр. Тоненько, неожиданно для суровой репутации своей породы, завыл ротвейлер. Стивен шмыгнул носом, а Уильямс прокашлялся. — Я назвал эту картину «Король Снукера», — с по-прежнему ослепительной улыбкой сказал Ли Дойл. — Художник работал над ней несколько недель, не зная сна и отдыха, и по-моему, он отлично ухватил и передал ощущение величия. Стивен, это мой личный подарок тебе, надеюсь, каждый раз, когда ты будешь смотреть на него, будешь вспоминать и меня, и — главное! — кем являешься ты сам. Великий Стивен Хендри — король снукера! И он вскинул кулак в торжественном салюте. Хендри подумал, что мог бы сказать в ответ на это, обдумал несколько вариантов, но в итоге произнес вслух только одно: — У меня нет слов. — Я так рад! — воскликнул младший Дойл.