***
Следующий вечер вновь предзнаменовал приход Джулии. Хоть мне и не приходилось верить в существование шестого чувства, но оно вместе с моей корявой интуицией подсказывали мне, что я вновь её увижу. В этот раз кафе было чуть более оживлённым из-за пятничного вечера, а я оказалась менее уставшей после пар. Атмосфера меняла моё настоение и заставляла в душе требовать её присутствие. Джулия, как и в прошлый раз, заказала апельсиновый сок. Сейчас ко мне пришло осознание: я поняла, что та носит одежду из искусственной кожи в чёрных тонах. Мне приходится упускать много деталей по причине моей интровертности, то есть погружённости в саму себя. И как я только проработала здесь целый месяц? Это загадка особой степени сложности. Весь тот период представляется размытым, словно он из затяжного сна. Джулия снова сидит, иногда бросая пронзительные взгляды. Она как кошка из потустороннего мира — вызывает чересчур много вопросов своими манерами. Джулия заставляет пребывать в смятении, но в то же время притягивает к себе. В этот день она спросила разрешение на то, чтобы сфотографировать меня по той причине, что у неё сейчас портретная тематика. Мне казалось, что я не лучшая кандидатура на этот запрос из-за моей непримечательности. Она ушла куда раньше, чем вчера. Смена тянулась мучительно. После её окончания я зашла в туалетное помещение, чтобы вспомнить себя. И ведь действительно — серое отражение — буквально и переносно. Серость окрашивает мои волосы, серостью меркнут мои глаза, серость банально преобладает в моём гардеробе. Воспоминания постепенно воссоздают ту сцену, когда Джулия достала свой смартфон с розовым чехлом, а я неумело встала в позу. — Оксанка, а ты такая скованная…правда…особенно на фотографиях, — говорила она с нотками неопределённости, в первый раз назвав меня по имени (вероятно, что прочла его на бейдже). — Прими более раскрепощённое положение. А я опустила ранее скрещенные руки и оперлась на деревянную стенку. Мимика моего лица вряд ли отражала тогда хоть что-нибудь кроме усталости. Волосы явно были немного спутаны, но мне не хотелось уделять этому особое внимание, как и тому, что мы перешли на «ты», зная друг друга всего-навсего второй день.***
На протяжении последнего месяца Джулия всё ещё приходит в здешнее кафе, которое всё ещё проще назвать забегаловкой. Сначала мы просто перекидывались несколькими фразами, как она прибывала сюда после университетских пар. В основном это была неважная болтовня о погоде или жалобы на городской транспорт. Потом же мы начали охотно затрагивать свободные темы по типу киносеансов, марок конфет, книг или постельного белья; на такие подвиги меня подталкивала обычно неловкая тишина вокруг. Ещё Джулия мне часто проводила экскурс касательно изобразительного искусства: особенно она любила обсуждать значение цветового спектра в картинах. А я даже немного просвещалась, ибо хороший слушатель и профан в художественной культуре. Что оставалось неизменным, так это то, что моя новая приятельница (если её так можно было назвать) постоянно заказывала апельсиновый сок. И лишь потом сделала другой выбор.***
— Знаешь, Оксан, наверное, в этот раз я домой доберусь на такси. Просто в этот раз поломка автобуса, — сухо пробормотала Джулия. — Жаль. — Я огляделась и поняла, что сегодня посетителей больше обычного. Очевидно, последствия провальности системы местного транспорта. Если бы это заведение не находилось за квартал от остановки, то проходимость явно была бы мизерной. — Можно банановый коктейль? — Джулия перешла на более оживлённый тон. А я внутренне порадовалась тому, что преждевременно не достала стакан с пакетом сока. Однако потом вспомнила кое-что иное. — Нет. Ингредиенты отсутствуют, — с какой-то странной радостью и автоматизмом произнесла я. — Тогда можно клубничный? — На сей вопрос сразу последовал мой кивок. И я взяла всё необходимое для приготовления коктейля. Запах здешнего мороженого идентичен тому, что мой отец приносил мне на восьмой день рождения. Тогда мне и удалось смешать этот напиток впервые. Клубничный сироп лишь отдалённо напоминал запах настоящей ягоды. Джулия смотрела на мою приближающуюся фигуру с живым взглядом и искренней улыбкой, которую я редко могла встретить в нашем безумном мире. Как только стакан оказался на стойке рядом с ней, та начала протягивать мне свой смартфон: — Как тебе? — На экране я увидела снимок портрета, изображавшего смущённую девушку с разительным блеском в серых глазах. Несмотря на тогдашнюю просьбу попозировать, Джулия запечатлела меня в относительно закрытой позе: я запустила руку в немного беспорядочную причёску, другая моя рука расположилась на колене. После пяти минут перед камерой моё положение было именно таким. Я была впечатлена мастерством своей приятельницы. Особенно меня заворожила рисовка глаз; можно долго рассматривать серую радужку, что сужается и переходит в блестящие зрачки. На ресницы обратила внимание только после десятисекундного ступора. Хотя это неудивительно: мои непримечательные ресницы в жизни — не примечательны и в краске. — Это круто, — произнесла я своим, на тот момент, низковатым и хриплым голосом. — Я рада, что ты оценила. — Конкретно после этих слов Джулия сделала первый глоток коктейля. — Можно тебя обнять за твою работу? — На мою просьбу она просто кивнула. Я было хотела выйти с границ барной стойки, но пришлось обслуживать перед этим пару клиентов. Только после данной операции мне удалось выбежать и стиснуть Джулию в объятиях. А потом как можно скорее зайти обратно и дальше исполнять издержки своей временной профессии. Иногда в течение смены я поглядывала на приятельницу. Она осталась со мной до конца, напомнив, что сегодня последний будний день. В последние двадцать минут рабочего дня, когда народ разошёлся, мы болтали о нынешних новинках игроиндустрии. Из кафе вышли вместе. Уехала последним автобусом прежде чем рассталась с Джулией, которая заказывала своё такси во время того, как я рылась в подсобном помещении. День выдался куда более изнуряющий, чем обычно. Но в то же время и воодушевляющий.***
Спустя ещё месяц всё осталось прежним. Я по отношению к Джулии всё ещё была приятельницей, и мы всё ещё вели беседы ни о чём и обо всём одновременно. Однако в один из будних дней она не пришла. Это вывело меня из равновесия, ибо приход Джулии стал уже традицией, от которой я не готова отвыкать. В любом случае, моя смена прошла умеренно. Жаль, но она не прибывала ещё некоторое время. Около двух недель. Я поразилась самой себе из-за того, что не удосужилась взять мобильный телефон человека, с которым уже регулярно общаюсь два месяца.***
Понедельник. Два часа до окончания рабочего дня. В кафе, что больше похоже на забегаловку, заполнено около трёх столиков. Дверь отворяется. Прохлада проносится по заведению. В мою сторону спокойным шагом направляется розововолосая девушка. Знакомое начало? Девушка устраивается за барной стойкой и молвит с ощутимой настойчивостью: — Банановый коктейль, пожалуйста. И не говори, что не из чего готовить. Я послушно достала молоко, мороженое, бананы и немного сахара. Бананы в начале весны, конечно, частично переспевшие, но безумно годные для коктейля. Пока жужжал миксер, мысли медленно прокручивались в моей голове. Я думала о том, продержусь ли я здесь ещё хотя бы пару лет. Трудно совмещать работу (даже если день неполный) и университет. Но без более-менее устойчивого финансового положения, явно не смогу обрести материальную независимость. Мне всегда казалось, что я кому-то чем-то обязана. Что каждый добрый поступок в мою пользу возлагает на меня анонимную ответственность. Знаю, в книжках по психологии писали иначе. Трудно не считать себя должной, когда ты сама за большинство своих благонамеренных поступков ждёшь чего-то взамен. Из меня альтруистка явно не удалась. Стакан поставлен на барную стойку. За этим следует глубокий вдох со стороны Джулии. — Знаешь, произошло кое-что очень важное, — обеспокоенно говорила она. — Мне так кажется. — Я слушаю. — Две недели назад умер мой брат. — На лице Джулии отображалась лёгкая печаль. Она сделала глоток коктейля. — Мне очень жаль, — лепетала я то же, что и все в подобной ситуации, не зная, как можно выразить своё сочувствие правильно. — Если быть откровенной, то я не особо горевала из-за этого. Да и плакала только лишь во время церемонии захоронения. Просто потому что это было жутко. Будто бы во время драматической сцены из чёрно-белого кино. — А всё почему? — вопрос мною задан с явной осторожностью. — А всё потому, что последние пять лет я редко с ним общалась. Он не выходил с нами на связь. По разным причинам. Скорее чаще даже надуманным. Якобы занят был, учась за границей. — Она сделала ещё глоток. — Нет, не пойми иначе. Он писал нам изначально. Часто писал. А потом реже и реже. К тому же, родители искренне верили, что у их сына жизнь складывается, и отвлекали лишь по праздникам. А я уже с ним вовсе не перекидывалась словами. Тогда он и умер для меня. Пришлось смириться. — Мне жаль, ведь теперь всё по-настоящему. — Именно. Теперь никаких шансов. Но я уже отвыкла от его существования. Как бы прискорбно это не звучало. Мы сидели и дальше в пустом заведении. Только я и она. Только я, барабанящая пальцами по краюшку барной стойки. И только она, вновь делающая непонятные мне наброски в блокноте и иногда глотки из стакана с коктейлем — уже даже не через трубочку. Воцарилось пятиминутное молчание, что прервалось моей приятельницей: — Знаешь, человеческая память удивительна. — Охотно верю. — Когда я впервые зашла сюда… — С её стороны последовал глубокий вдох. — Я не ждала, что ты будешь той, кто станет призраком моих воспоминаний. — Призраком воспоминаний? — Просто хотела сказать: ты очень похожа на моего брата. Когда мне пришло известие о его смерти, я вспоминала его манеры, жесты, мимику, серость глаз. Вспоминала, и находила в них тебя. — Меня? — Удивление заставило «пробудиться», и я не заметила, как положила правую ладонь на грудь. — Случится же такое. — Джулия издала лёгкий смешок. — Уже начала рисовать его портрет. И всё равно, что тема на факультете сейчас другая. Мне это нужно! — Понимаю, — ответила я, явно солгав. Потому что понимала её частично. Не более. Я лишь стремилась к тому, чтобы понять. Джулия после своего откровения собиралась выпить ещё половину стакана. Она была не такой, какой я её знала в течение этих двух месяцев. Явно не такой. Слова казались уже лишними. Хотя бы потому что не находились. Я отошла на минуту в подсобное помещение, чтобы сделать глоток воды: после нашего разговора у меня пересохло горло. Вернулась за барную стойку без всяких происшествий. Джулия более чем потеряно смотрела на блокнот. Её глаза не поднимались на меня. Видимо, сегодня она уже не планировала рисовать. Ей хотелось просто отойти от сегодняшнего дня. Спустя две минуты та закончила с коктейлем. — Я вернусь сюда. Завтра. Может быть. — Буду рада встретить тебя снова. — Я нервно и натянуто улыбнулась, вышла за пределы барной стойки. Мы оказались в объятиях друг у друга. А затем она покинула кафе. Тогда дверь отворилась. Мне пришлось заметить, что уже куда меньший холод заходит сюда. За окнами была видна ночь. Уличные фонари освещали влажные дороги и ещё не растаявший снег на клумбах. Ранняя весна наконец-то пришла в наш город. Казалось, что удивительное только начинается. Я закусила губу, представляя, как ко мне вновь придёт девушка с розовыми волосами, присядет за барную стойку и снова закажет апельсиновый сок, положит блокнот перед собой, достанет карандаш и возьмётся штриховать бумагу. Мне было не столь важно, что рабочий день был уже закончен около пяти минут. Я лишь желала охватить взглядом стоящие столики, что уже пустовали, и вспомнить негромкий шум, проносящийся по помещению, звон стаканов, доставаемых мною из барной стойки, усталые лица посетителей… Кажется, теперь мне совсем не жаль, что я устроилась в кафе, что проще назвать забегаловкой, на неполный рабочий день. Цикличность последних двух месяцев заставила меня полюбить свою работу.