Я лежал на собственной постели, погружённый в короткое, беспокойное забытье, изнемождённый делами и переживаниями былого дня.
Моя голова безвольно чуть склонилась набок, едва касаясь подбородком плеча.
Внезапно, совсем рядом, я почувствовал нежный, едва уловимый аромат роз.
Он тут же всколыхнул во мне воспоминания, такие болезненные и такие прекрасные.
Воспоминания, так или иначе связанные с НЕЙ.
Вы спросите: почему именно с НЕЙ?
Потому, что так пахла только ОНА.
ТОЛЬКО ОНА.
Очень странно и жестоко порой играет с нами судьба и наше собственное воображение.
Ведь знаю же, что ОНА с другим.
Что ОНА далеко.
И всё же...
Я нахмурился.
Этот аромат всё больше и больше окутывал меня, проникая даже в самые отдалённые уголки сознания и души.
Неужели я всё же сошёл с ума?
Тяжело дыша, медленно приоткрываю глаза.
В комнате царит полумрак и лишь несколько свечей в подсвечниках, стоявших на столике, у кровати, освещали небольшой участок, достаточный чтоб разглядеть лицо неожиданного, но не менее желанного гостя, замершего всего в нескольких шагах от меня.
Прекрасный, белокурый ангел, сплошь в белых, воздушных кружевах, смотрел на меня сейчас своими пронзительными синими глазками.
Внезапно я почувствовал свет, исходящий от неё.
Мне стало так тепло и хорошо.
Моё сердце пропустило удар и тут же забилось, как бешенное.
Я даже испугался: не услышала бы.
А моё тело в миг сделалось каким - то свинцовым.
Я не мог даже пошевелиться и лишь неверяще - ошеломленно наблюдал за моим чудесным ангелом.
В горле неожиданно стало сухо.
И от этого мой голос звучал глуше и надтреснутее:
- Анечка...
Я находился в полной растерянности.
Как такое вообще возможно?
Одно из двух: либо я всё же сошел с ума, либо сплю.
И честно: я бы предпочел первое.
С трудом сглотнув, я тихо прохрипел:
- Анечка, что - то случилось? Почему ты здесь?
- Я пришла к Вам, Владимир. - Голос тонкий и звонкий, словно перезвон колокольчика. И такой родной. До боли родной.
Наконец мне удалось как - то совладать с собственным телом.
Приподнялся чуть выше на подушках, опираясь на них локтями.
- Ты пришла снова мучить меня?
- Я не хочу мучить Вас.
Она улыбнулась, проливая тем самым бальзам на мою израненную душу.
Опустилась на краешек моей кровати.
И протянув ладонь, словно перышко, коснулась моей руки.
В синих глазах сейчас читалась небывалая прежде нежность и...
И возможно что - то ещё, что пока я не мог понять.
Я проследил за её рукой и медленно вернулся к её прекрасному лицу.
- Позвольте, сударыня, а как же Мишель?! - Я попытался сыронизировать, но тут же спохватился. В данный момент я ничего не желал знать о Репнине и их с Анной отношениях. - Впрочем, сейчас это не столь важно.
Мысленно рассудил, что если Анна вновь по своей воле пришла ко мне, значит я что - то всё же значу для неё. А Мишель, возможно, отошел далеко в прошлое.
Однако эту теорию следовало проверить во избежание любых двусмысленностей.
Я сел поудобнее и взял в свои ладони её лицо, окончательно и бесповоротно утонув в бездне любимых глаз.
- Анечка, милая моя, любимая...
Я начал покрывать лицо возлюбленной мелкими, но не менее страстными, поцелуями, периодически нашептывая какие - то нежности и едва сдерживая чувства, бушующие сейчас во мне вулканом.
И всё же что - то не давало мне покоя.
Что - то не позволяло моим чувствам прорваться наружу окончательно.
Может, всё дело в нереальности происходящего?
Мне всё еще не верилось, что моё счастье так близко.
И так возможно.
Однако тлеющая во мне надежда не дала возможности сдаться.
- Анечка... Аннушка, скажите, пожалуйста... только честно... что Вам нужно? Зачем Вы вновь это делаете? Зачем опять пытаетесь жертвовать собой, своей честью? Дуэль закончилась. И закончилась, как нельзя лучше. Все живы - здоровы. А Вы свободны и, как казалось, счастливы. Счастливы с Мишелем. Разве не так?
- А что, Владимир, если я ошиблась, выбрав Мишу, а не Вас? - Её взгляд был смел и дерзок. - И что если я осознала свою ошибку?
- Это правда? - В этот момент я изучал её лицо с такой надеждой и даже не понял, что затаил дыхание в ожидании ответа, и лишь, после мимолетного кивка, глубоко вздохнул. И счастливо улыбнулся. - Вы не представляете, как долго я ждал этих слов! Анечка, родная моя, любимая... Ангел мой... - Я возобновил поцелуи. - Боже, Анечка, Вы... ты даже не представляешь, как я счастлив! Я способен сейчас взлететь ввысь или просто плакать... плакать от счастья! Что же ты со мной творишь, дорогая? Знай: я хочу, чтоб ты была счастлива и никогда не пожалела о сделанном тобой выборе. Я твой вечный раб отныне и навек. Готов сделать всё, что захочешь и прикажешь. Всё. Лишь бы ты была рядом. Улыбалась. И вот так смотрела на меня. - прекратив на мгновение поцелуи, я задал вопрос,на который более всего жаждал получить ответ. Скажи, Аннушка... Скажи же, родная, ты любишь меня?
Ангел счастливо усмехнулся и уверенно произнес:
- Люблю, Владимир Иванович!!! Люблю всем своим сердцем!..
Я нахмурился и замер в ужасе и оцепенении.
Вмиг Анна стала растворяться в воздухе.
Таять.
А голос, клявшийся сейчас мне в любви, вдруг показался каким - то резким, грубоватым и чужим.
Я закрыл ладонями уши, чтоб не слышать этот голос, эти слова...
Зажмурился.
И заорал.
Заорал, что есть сил.
Заорал, пронзительно и истошно, словно раненный зверь.
А всё тот же резкий и грубый женский голос обеспокоенно поинтересовался:
- Что с Вами, Владимир Иванович? Что - то болит? Иль сон дурной привиделся?
Я резко замолчал и широко раскрыл глаза.
Непонимающе огляделся.
Комнату давно уже освещали яркие, солнечные лучи,проникающие в окно.
А передо мной, чуть склонившись, нависала Полина.
Проморгался.
Однако виденье никуда не исчезло.
Полина по - прежнему нависала надо мной, внимательно и обеспокоенно изучая моё бледное лицо.
- Какого черта ты сюда приперлась?
Жестко, грубо, зло.
Но мне было плевать.
Голова нещадно болела, а сознание, видимо, ещё не пришло в норму, после пережитого.
И от того, что моя служанка стала, пусть и невольной, но свидетельницей моей слабости я злился ещё больше.
Однако на мою грубость и ярость она не обратила никакого внимания.
Видать, привыкла уже к моему скверному характеру и вечным перепадам настроения.
Ответила вполне спокойно и достойно.
- Так меня Варвара прислала. Вы поди завтрак проспали, а я принесла... - Она кивком указала на поднос, стоявший на столике. Выпрямилась в струнку. - Вы так метались по всей постели и что - то тихо нашептывали, словно в горячке. Я только последние слова расслышать смогла. Сначала думала: Вы это мне. Потом поняла: это Анька Вам покоя не дает. Терзает хуже язвы.Проклятая...
Не успела она договорить, как вскрикнула от боли и жуткого страха.
Я в пару прыжков подскочил к ней и с силой сжал ей плечо и горло.
Яростно зашипел:
- Чтоб я больше никогда... Слышишь? Никогда не слышал, что ты оскорбляешь Анну. Иначе пеняй на себя. Пожалеешь, что вообще на свет появилась. Уяснила?
Высказавшись, я тут же брезгливо разжал ладони и, опустив руки вдоль тела, отошел к окну.
Подальше от греха.
Полина, держа ладонь на горле, всё хватала ртом воздух, пытаясь дышать ровнее.
Я лишь махнул в её сторону рукой,словно отгоняя назойливую муху.
- Проваливай и не смей в ближайшее время попадаться мне на глаза. Займись своими прямыми обязанностями. Уверен, Варвара найдет для тебя работу.
Она молча несколько раз согласно кивнула, сверкнула в меня настороженным взглядом и тут же бросилась вон из комнаты.
Однако в дверях застыла, услышав мой оклик.
- Ещё раз зайдешь ко мне без особого на то разрешения с моей стороны и пожалеешь. А теперь пошла вон!
Полина убежала, не оглядываясь, а до моего слуха ещё долго доносились её громкие, истошные вопли.
Однако мне ничуточку не было жаль её.
Служанка из неё, скажем таки, никакая.
Она всё время отлынивает от работы и лишь плетет интриги вкупе с этим чертом нерусским.
Уже достала своей тупостью,дерзостью и стервозностью.
Порой с трудом сдерживаюсь от соблазна задушить или продать её.
А может, всё же продать?
Пусть кто - то другой с ней мается.
Впрочем, сейчас мне было не до неё.
Оставшись один, я немного успокоился.
И лишь моя головная боль никак не желала утихомириться.
Зажмурился, касаясь пальцами висков и массируя их.
Боль не прошла, но стало чуть легче.
Надо бы у Варвары попросить какое - нибудь обезболивающее.
И хватит уже истязать себя несбыточными и пустыми надеждами.
Забыть, конечно, вряд ли удастся, но вот затолкнуть все чувства куда подальше...
Пришло время двигаться вперед и как - то существовать дальше.
ИМЕННО СУЩЕСТВОВАТЬ.
Я горько усмехнулся, сквозь боль.
Вот какая дилемма вырисовывается!
Жить у меня как - то хреново выходит, а сдохнуть - бессмысленно!
Всё равно, что я есть, что нет - Анна обо мне даже не вспомнит.
***
***
- Доброе утро, Варвара! - Я остановился в дверях кухни и улыбнулся, приветствуя низенькую, полноватую, пухлощёкую женщину. Для меня это была не просто прислуга. Я всегда испытывал искреннюю привязанность, теплоту и благодарность к женщине, которая, после неожиданной и скоропостижной смерти моей матери, вырастила меня, как родного, подарив всю нежность, любовь и ласку, на которую только была способна.
Кухарка, услышав моё приветствие, на мгновение оторвалась от теста, которое месила, и подняв голову, как растерянно и слегка боязливо тихо ответила:
- Доброе, барин...
Я нахмурился.
- Варварушка, неужто ты боишься меня?
Попытался припомнить не обидел ли я её хоть чем - то, но вчерашний вечер в данный момент был окутан для меня туманной дымкой.
Но учитывая в каком я был состоянии - натворить мог, что угодно.
- Варварушка, меня не стоит бояться. Ты ведь знаешь, как я отношусь к тебе и никогда б... А если ненароком вчера чем обидел, прости. Вчера я сам не свой был.
Вмиг настороженность и страх исчезли из ее глаз, а щечки покрылись легким румянцем смущения.
Махнула рукой.
Едва не прослезилась.
- Да что Вы, барин? Где ж это видано, чтоб хозяева у слуг прощения просили? Да и не обидели Вы ничем... Просто Вы были в таком состоянии, я уж боялась, что можете что - то необдуманное, страшное сделать... с собой. А сегодня поди и завтрак поспали... Я уж...
- Полно, Варвара, полно! Как видишь, всё хорошо! И не считая легкой головной боли, я в порядке! Кстати, у тебя не найдется что - нибудь обезболивающего?
- Я сейчас Вам отвар на травках налью. Травки целебные. Вмиг любую боль уберут и бодрости прибавят!
- Как раз то, что нужно! Спасибо, Варварушка!
- Да Вы - то на пороге не стойте. Проходите. За стол садитесь.
Я прошел в кухню и опустился на деревянную скамейку.
Варвара, вытерев руки, после муки и теста, о фартук, рывком бросилась к печке.
Взяла с плиты небольшой серебряный кувшинчик, налила его содержимое кружку и, вернувшись ко столу, опустила её передо мной.
После уже нескольких глотков мне действительно стало лучше.
Теперь даже я мог спокойно работать и здраво мыслить.
- Варя, а ты часом не знаешь, где Никита и Модестович?
- Так Никитка ещё спозаранку позавтракал да в конюшню отправился. Он Ваших лошадок страсть, как любит. Заботиться, как о родных. Даже теперь никому их не доверяет...
- Я всегда знал, что лучше Никиты о лошадях никто не заботиться. И раз уж он так о них печется, наверно, стоит подумать, нанять Никиту. Хотя вряд ли он согласиться работать конюхом. Теперь он достоит большего...
- А я уверена: Никитка согласиться. Он без лошадок вообще не может...
- Я подумаю... А что Модестович?
- Карлуша где - то во дворе, деревенским ребятишкам сказки читает. Да учит их читать.
- Карлуша?! - Я ухмыльнулся. Да и потом тот образ, о котором сейчас говорила Варвара, как - то не вязался с хищной, волчьей натурой моего управляющего. - Да брось, Варя! Чтоб наш дорогой Карл Модестович вот так с ребятней возился?!. Есть, конечно, в нём последнее время какие - то странности, но чтоб вот так...
Она недоумённо заморгала.
- Так Вы что ничего ещё не знаете? У нас почитай вся дворня в курсе...
Я сделал ещё несколько глотков целебного отвара и внимательно - строго взглянул на собеседницу.
- Чего я не знаю? Давай рассказывай, Варя. С самого начала да поподробнее. И правду.
Женщина грузно осела на скамью, напротив меня, и, нервно теребя край фартука, покаялась:
- Всё началось, когда Долгорукая Вашим поместьем завладела. Аннушка ударилась в бега, дабы избежать поездки в Архангельск. А тут Карл Модестович... Этот чёрт нерусский. Врывается на кухню, всё начинает крушить да орать: " Где Анька? Куда спрятала? ". Ещё и матерился, в перерывах между криками, на своем родном наречье. А Вы ж знаете, Владимир Иванович, у меня рука тяжелая. И если я рассержусь или разнервничаюсь, ненароком и ударить могу. А этот всё крушил, орал, да по шкафам и кладовой заглядывал. Довел. Каюсь, не выдержала. Да как схватила первое, что подвернулась... - Она взглядом указала на огромную, чугунную сковородку, стоявшую тут же на столе. - Так я этой сковородой как тресну его по голове. У Модестовича глаза закатились и в мгновения ока по полу распластался, в бесчувствии. Почти дышать перестал. Ну думаю:
" Окочурился. Гнить тебе теперь, Варвара, на каторге... " А оно вона, как вышло. В сознание вскоре пришел. Да, видать, мозги у него от удара развернулись на сто восемьдесят градусов. Мы, дворовые, никак не нарадуемся. Уж стал такой милый, добродушный, всем помогает... Мы уж его бережем, как можем. Чтоб ничего не случилось. Чтоб нигде ни упал, ни подскальзнулся, ни ударился своей непутевой - то головой. А то, не дай бог, мозги на прежнее место встанут.
- Такой сковородой, Варя, не то, что повернуть в сторону, можно и вышибить мозги совсем. Ты уж в следующий раз поосторожнее с этим. Если что, лучше тряпкой бей.
Варвара видела, что в её рассказ я не поверил, но более эту тему мы поднимать не стали.
- Ты вот что, Варя, кликни кого -нибудь из слуг. Да поживее. Пусть Никиту и Модестовича разыщут и передадут, что я жду их в кабинете.
- Не извольте беспокоиться, барин. Сию же минуту за ними пошлю...
- Спасибо, Варварушка. За всё.
Я поднялся на ноги и быстрым шагом направился к выходу, но в дверях всё же обернулся.
- Варя, есть какие - нибудь новости об Анне?
Этот вопрос вырвался непроизвольно, но это не значит, что я ничего не желал знать.
Мои мысли, как не пытался унять их, всё возвращались и возвращались к ней.
Варвара потупилась и едва разборчиво пробормотала:
- Так Аннушка нынче на рассвете вернулась. Бедняжка, еле на ногах держалась. А глаза пухленькие - пухленькие, словно долго плакала.
- Плакала? - Я растерялся и расстроился. - Но почему плакала? Что случилось?
- Это мне неведомо, барин.
И тут же, словно виновата в чем - то, опустила глаза.
- Да брось, Варя! Чтоб ты и не знала, что происходит с твоей любимицей? Никогда не поверю. Анна всегда поверяла тебе все свои радости и переживания.
- Простите, но не могу я...
- Не можешь или не хочешь?
- Поклялась я Аннушке, что никому ничего не скажу. Особо Вам, Владимир Иванович.
- Особо мне? Но почему? - Так и не дождавшись вразумительного ответа, я примирительно добавил: - Хорошо. Раз пообещала - храни тайну. Я сам всё выведаю. И прямо сейчас.
- Владимир Иванович, я не могу запретить Вам увидеть Аннушку... Только прошу не задавайте ей никаких вопросов. Не терзайте душу девке. Захочет - сама всё расскажет.
Я кивнул, соглашаясь.
Анна - нежное, чуткое,ранимое создание и действовать с ней нужно осторожно и деликатно.
Впрочем, я и без всяких вопросов, кажется, догадываюсь в чём... вернее, в ком... тут дело.
Мишель.
У меня непроизвольно и зло сжались руки в кулаки.
Если Мишель хоть каким делом или словом посмел обидеть мою девочку, я с ним, и без всякой дуэли, разберусь, как следует.
Однако сейчас надо думать об Анне.
Сейчас для меня куда важнее её чувства и переживания.
- Варварушка, сделай -ка свой фирменный успокаивающий чай. С мятой. И лимоном. Да побольше пирожных положи на блюдо. Для Аннушки. Я лично отнесу ей. Не беспокойся. Я не буду задавать никаких вопросов о том, что случилось. Просто побуду рядом, успокою, утешу...
Варвара кивнула и тут же засуетилась по кухне, торопясь исполнить моё поручение.
Когда всё было исполнено, я, с подносом, поспешил в комнату Анны, надеясь, что она не пошлет меня куда подальше с моим сочувствием и заботой.
