Я стану вашим Грехом

Около часа я метался по мелкой комнате, сумев встать на ноги. Дверь, естественно, закрыта. Стены твердые, не проломишь. В тумбочке ни черта нет. Чуть не наступил на осколки стакана. Жизнь все больше катится в пропасть, хотя пока я еще держусь. Само по себе осознание, что я ранен и схвачен Сидами вызывало почти панику. Я привык сражаться с ними, имея оружие в руках или хотя бы знание того, что верные товарищи придут за мной. Сейчас же половина из них мертва. И только Джесс может знать, что со мной случилось. Если она расскажет Сопротивлению, что я застрял в Фоллс Энде… Это ведь Фоллс Энд? Черт, я даже этого не знаю. В любом случае, надеяться мне стоит на то, что девушка не сильно разозлилась на меня, начнет искать и поймет, что я похищен. Именно похищен, а не сдох где-нибудь в канаве! Лучше бы сдох, мог сказать я, но не скажу. Жить хочется капец как. И даже в такой плачевной ситуации я готов бороться. Лишь бы понять, с чем. С Сидами? Ну, это очевидно. Но я совершенно не понимаю их мотивов на данный момент. Опять будут пытаться обратить в свою веру? Разве не поняли, что это гиблый номер? Иоанн сказал, что Иосиф дал нам второй шанс. Что это испытание. Что за испытание-то? Я так и не понял. Этот их тупой стиль разговора с религиозными словечками… хрен разберешь. Но все же, Иоанн не соврал. Пока я думал о своем бренном положении, ко мне зашла чернокожая девушка чуть выше меня. На ней типичный прикид сектанта, от нее воняет машинным маслом, а волосы грязные до ужаса. Она держит поднос с едой и быстро ставит на тумбочку. Следом за ней появляется два мужика такой же наружности. — Тут немного тесно, ребят. Может, выйдем? — спрашиваю я, стараясь не смотреть в их пустые глаза. — Держите его, — велела девушка. — Эй, какого черта! Мужики схватили меня под руки и усадили на кровать. Руки заныли от крепкой хватки мгновенно, а раны на туловище болезненно заныли. Девушка села передо мной на корточки, и я увидел медицинскую сумку у нее на плече. Сектанты обошлись со мной, на удивление, аккуратно. Мужики хоть и держали так, что и не почешешься, но всегда давали немного пошевелиться, чтобы конечности не затекли. Девушка и вовсе обрабатывала мне раны, словно я её ребенок родной. Очень осторожно, постоянно спрашивая, больно ли. Пока она это делала, я понял, сколько во мне застряло пуль. Около трех. Раны от них уже заштопали, но осадок после себя они оставили. Также у меня была ранена правая нога, но терпимо. Я сидел смирно, понимая, что не справлюсь с ними в одиночку. Они пришли без оружия, поэтому тут даже пистолет не стащить. Я пытался поговорить с ними. — А вы не знаете, где мы? — спросил я непринужденно. — Тебе не позволено этого знать. — Окей, а… Иосиф здесь? На это они даже не ответили. — Иоанн? Иаков? Вера? — спрашивал я, пытаясь заметить хоть какую-то реакцию на их лицах. Руки девушки дрогнули на слове Иоанн. Не, ну это понятно, он же совсем недавно навещал меня. Может, это все-таки Фоллс Энд тогда? Решили спрятать меня у Иоанна? Сектанты похожи на его приспешников, совсем обычные. Не накаченные наркотой, как у Веры, не сумасшедшие и профессиональные охотники, как у Иакова. Вероятно, моя догадка близка к истине. Когда сектанты закончили, то отпустили меня и встали. Мужики ушли быстро, но я видел, что они придерживают дверь, боясь от меня резкого маневра. Ха, были бы у меня на него силы… Девушка же остановилась. Глаза у нее краснющие, словно не спит сутками. Она сложила руки в молитвенном жесте и сказала: — Пусть Отец направит тебя на истинный путь. Выздоравливай. — Э… спасибо. Она быстро ушла. Это было бы даже мило, если бы не первая фраза. «Истинный путь». Что они вообще понимают под этим? Не бей ближнего, люби ближнего? При этом делают совершенно обратное. Нет, их религию мне совсем не понять. Даже обычному христианству я могу найти оправдание и понимаю верующий людей, но этих… Совсем не понимаю. Я смотрю на поднос. Стакан апельсинового сока, холодный бутерброд с ветчиной и круглая тарелка салата из крабовых палочек. Вся посуда пластмассовая. Тц. Я недоверчиво подсел поближе, взял бутерброд и снял верхний тост. От отвращения у меня скрутило желудок. В нос ударил запах Блажи. Даже не запах, а ощущение. В районе Веры всегда понимаешь, когда подходишь к этой гадости. Голова начинает кружиться, все валится из рук, а в нос забивается запах сырости и сладкой ваты. Ужасное сочетание, но вместе оно привлекает, заставляет остановиться, вдохнуть полной грудью. Но не в этот раз. Я нюхаю сок и салат. Эта дрянь везде. Вот же суки! Кривясь, я отодвигаю тарелку от себя. Желудок в ответ выражает знак протеста: урчит на весь штат. Я скручиваюсь, понимая, что ужасно хочу есть. И пить. Надо было не шутить с Иоанном, а выпить ту чертову воду, ибо там действительно не было Блажи. Здесь же… бутерброд так и манит. Если я откушу хотя бы немного? Ничего ведь не произойдет? Я ведь не превращусь в Ангела в эту же секунду? Нет! Даже думать об этом нельзя! Дышать Блажью одно, а жрать её – до добра это не доведет. Шериф рассказывал, что Ангелов пичкают этой дрянью во все щели, да и Вера недавно отдала приказ о том, чтобы загрязнять водопроводы. А значит – лучше вообще не прикасаться к этой еде. Я решительно уселся на кровати, пытаясь уснуть. Но через несколько часов голод усилился, и я уже был не так решителен. Казалось, что вся комната пропахла этим небольшим куском ветчины… Живот скрутило, я не мог думать ни о чем, кроме этого сраного подноса рядом с собой. Я запустил пальцы в волосы, пытаясь успокоится, но меня как током пробило воспоминание о Иоанне. Ублюдок! Облапал мою голову, хочет закормить наркотиками! А дальше что?! Злость поднялась в душе с такой силой, что я скинул поднос с тумбочки, перевернув его. Это было ошибкой. Сок разлился по ковру, впитывая наркотик в волокна. Салат разлетелся по полу, и я круглыми глазами наблюдал за небольшой помидоркой, что подкатилась прямо ко мне. Нет! Нет, я не буду ЭТО есть! Разум стал тихонько покидать меня. Если буду сидеть и ничего не делать, то свихнусь от голода и Блажи, что медленно стала заполнять комнату. Я вскочил и схватился за ручку двери. Яростно начал её трясти, но бесполезно. Я начал колотить кулаками по двери и орать: — Выпустите меня! Вы, уебки, откройте ебанную дверь! Я кричал, пока не охрип. От очередного резкого движения тело болезненно заныло, и я сдался. Упал на кровать, лицом в подушку. Я справлюсь. Это только начало. Эта мысль отрезвила меня, привела в себя. Злость стихла, вместо нее пришло смирение. Спокойствие. Я должен собраться и пережить это. Рано или поздно ко мне кто-нибудь придет. Они ведь не принесли мне этот жалкий поднос на весь день? Верно?

* * *

— Ма-а-а-ама-а-а! Слезы текут по щекам ручьем. В моей правой руке рюкзак с порванной лямкой, из него падают на густую зеленую траву учебники вперемешку с карандашами и ручками, моими бумажными самолетиками и линейками. Левая рука высоко поднята и указывает на гигантское, по сравнению со мной, здание. Яркий золотой крест на верхушке блестит на солнце и бьет в глаза, отчего я плачу все сильней. Грудь разрывается от боли и страха, но я продолжаю кричать и не опускаю левую руку. Легкий хлопок в ладоши раздается словно по лицу. Я резко просыпаюсь, в ужасе открываю глаза. Белая комната слепит меня, я жмурюсь. На автомате трогаю свое лицо. Потное. Мне жарко. Но не страшно. И я не плачу. Это был… сон? — И что ты тут… устроил? — раздается знакомый голос. Со стоном я поднимаюсь с кровати. Слюна тянется от губ к подбородку. Не успеваю её утереть, Иоанн замечает и улыбается. Ох, он снова пришел. С каждой секундой наших переглядок сонливость все быстрее улетучивается, а его следующий вопрос заставил меня мгновенно вспомнить все, что было. — Почему ты не ел? — Даю тебе три попытки, мудила, — устало говорю я, вставая и вальяжно усаживаясь на кровати, пытаясь показать, что я вовсе не ослаб. Но мой впалый живот под бинтами выдает меня, как и несвязанная речь. Иоанн не оценивает мои жалкие попытки, я почти уверен, что в душе он смеется до колик. Но показывает лишь свою мерзкую усмешку. И никакие мои слова не выводят его из себя. Но это пока. Ты пришел и я не отпущу тебя, пока не получу ответы. Или нормальную еду, черт подери. — Сдаешься? — хмыкаю я, ибо Иоанн не отвечает, испытывающее смотрит мне в глаза. — Это была хорошая еда, хотя я бы мог приказать кормить тебя объедками из мусорных баков, — шипит Иоанн сквозь зубы. Он с презрением оглядывает ковер, наступает начищенным ботинком на маленькую помидорку и та несчастно хлюпает, лопаясь и впитываясь соками в ковер. — Да лучше объедки,… чем эта дрянь, которую ты подсунул, — говорю я зло. Голод возвращается, желудок скручивается от боли и хочется взвыть. Стараюсь не показать этого, но мой бегающий взгляд и частое дыхание выдают с головой. — Дрянь? — поднимает брови Иоанн. — О, еще сделай вид, что не знаешь, ублюдок. Что, неужели не в курсе? Мне в еду подсунули чертову Блажь! Думаешь, я смирюсь и буду питаться наркотиками, как ваша ебанутая дружина?! Отвечай мне! Я крепко ставлю одну ногу на пол, намериваясь подняться, но вместо этого начинаю падать. Слишком слаб, слишком голоден – абсолютно бессилен! Чтобы не рухнуть носом в пол, делаю широкий спасительный шаг и вцепляюсь в жилетку Иоанна. Он слегка покачнулся, но смог устоять. — В чем вообще смысл? — тихо шиплю я, надеясь, что мой ужасный запах изо рта достигает его. Иоанн морщится и приподнимает голову, но я приближаюсь еще ближе. — Чего вы хотите добиться, держа меня здесь, как животное? Я не собачка, мудила, которую можно подкармливать, вовремя гладить и она простит все обиды. — Я и не ждал, что ты поймешь, — вздохнул Иоанн и надавил мне на плечи, отстраняя от себя. — Твоя гордость и гнев застилает глаза. — Это не ответ, ты, мудак, — хочу продолжить тираду, но резко потемневший взгляд Иоанна останавливает меня. Я недовольно морщусь, показывая, что не боюсь. — Место для тебя еще не готово. Это временные условия. — Место?! Вы охренели там?! — Ты можешь кричать сколько угодно, демонстрировать свою отвратительную гордыню и думать, что победил, — заговорил Иоанн быстро, и я телом чувствовал, что он на грани. Я пошатнулся, но он сжал свои руки на моих плечах, не давая мне отойти или рухнуть на колени. — Но поверь… рано или поздно ты опустишь руки. Отец видел каждый твой срыв, каждое твое мерзкое слово. И смирение твое тоже видел. Руки становятся тяжелыми, словно наливаются свинцом. Я как в замедленной съемке начинаю скалиться и понимаю, что выхожу из себя. По крови, по самым венам, бежит гнев, придавая сил и заставляя тело двигаться. Я замахиваюсь и крепко бью Иоанна по лицу. Смачный удар заставляет его облокотиться на дверь, он с видом истинного удивления касается своей щеки. Мне хочется рассмеяться ему в лицо, но я не делаю этого. Я бью снова, но он уворачивается. Издаю приглушенный рык и рвусь к нему, попадая прямо в его руки. Иоанн скручивает меня, как ребенка, заводя руки за спину и выворачивая их. Боль ослепляет, я не стесняюсь крика и пытаюсь вырваться. Но этот ублюдок просто разворачивает меня и бьет ногой, прямо чертовой ступней начищенных ботинок, мне в живот. Падаю на ковер как мешок, и меня рвет. Челюсть подобна камню, а зубы дрожат. Слезы льются из глаз от боли, я кашляю, пока горло не начинается чесаться от режущей боли. Слышу, как хлопает дверь. С трудом я оборачиваюсь, чтобы увидеть, что ублюдок ушел. Хочу что-то прокричать, но сил совсем нет. Хочу пить. Хочу есть. Хочу домой. Чертовы Сиды… почему?! Почему они просто не… Дверь хлопает снова. Иоанн вернулся и направился ко мне. — Почему вы… — мой голос заставляет Иоанна остановиться, — … просто не убили меня? Взгляд Иоанна смягчается слишком быстро. Он ужасающее похож на Иосифа с его этим «прощающим» взглядом. Но я знаю, что кроется под этой маской у Иоанна. Страшная жестокость, которая обрушится на меня в любую секунду. Но мне нечего терять. Пальцы Иоанна снова оказываются на моих волосах. — Потому что твоя смерть не угодна Богу. Не угодна нам, — говорит он, начиная перебирать мою грязную шевелюру. — Пошел ты… убери руку… — шиплю я, но получается совсем жалко. Тут я замечаю в его второй руке бутылку воды. Желание пробивает все тело, я тянусь к ней, но Иоанн поднимает руку. — Ублюдок… дай мне… — продолжаю тянуться я, но рука дрожит. — Что надо сказать? — игриво спрашивает Иоанн. Пальцы сжимаются на моих волосах, а ухмылка становится шире. О, нет-нет… Ты не посмеешь унижать меня. Я опускаю руку, со злостью смотря ему в глаза, и начинаю вертеть головой, чтобы избавить от хватки. Иоанн пожимает плечами и встает. — Ну, раз ты не хочешь… — Нет, не… не уходи! — неожиданно громко кричу я. Иоанн замирает и крутит бутылку в руках. Я слышу легкий плеск воды, и у меня кружится голова. Если я не попрошу его, он действительно уйдет. Как долго я смогу играть в эти игры? Чем больше я сопротивляюсь, тем хуже мне становиться. Черт, нет.… Не смей думать об этом, Майк! Я не сдамся, никогда! Но я ТАК хочу пить… — П-п… п-пожалу… — Я не слышу, что? — издевается он, тянется к дверной ручке. — Пожалуйста. Дай мне воды, — получается у меня. Эти слова словно вытянули из меня все остатки сил. Но Иоанн утвердительно кивает, подходит обратно и откручивает крышку. Он протягивает мне руку, выставляя ладонь, и я не понимаю этого жеста. — Ближе, — приказывает он. Передвигаю коленями, оказываясь у его ног. Иоанн хватает меня за подбородок и заставляет открыть рот. Я не успеваю и подумать о сопротивлении, как бутылка с водой оказывает у моих губ. Иоанн впихивает мне её, как неумелый папаша ребенку, но мне плевать. Как только вода оказывает во рту, у меня словно появляется второе дыхание. Я жадно обхватываю горло бутылки, впиваясь в нее и не могу насытиться. Такая теплая, приятная и чистая. В носу нет запаха Блажи. Иоанн слегка опускает бутылку, чтобы я не подавился, и я совершаю ошибку – смотрю на него. Довольный взгляд хищника, поймавшего долгожданную добычу. Торжественная усмешка не имеющая ничего общего с улыбкой. Мгновенно отстраняюсь, вода обливает мое лицо и одежду. Тошнота подкатывает к горлу, сжимаю губы, пытаясь подавить это чувство полного отвращения. Иоанн опускается передо мной, чтобы вновь притянуть мое лицо к себе. — Ты покаешься, — произносит он. Не могу смотреть на него. Перед глазами это чертово выражение триумфа… и оно до сих пор горит в его глазах. — Ты примешь нас. Он молчит, дольше положенного смотря на меня. — Ты примешь меня. Просто уйди. Я опускаю голову, и с облегчением слышу очередной хлопок двери. Который тут же повторяется. — На кровать его, — знакомый голос. Снова два громилы и та девушка. Они легко поднимаю меня, закидывают на кровать. Моя голова забита мыслями и ужасом после случившегося, поэтому я лишь мычу что-то невнятное. И лишь когда вижу шприц у руках у фанатички, предпринимаю попытку оттолкнуть её, но игла уже вошла в тело. Комната начинает плыть, а сознание уплывает за ней. Я отключаюсь.