***
Липкий туман никак не хотел отпускать. Острой боли, отключившей сознание, уже не было, лишь ощущение, словно его переехали бульдозером. Было больно не то что шевелиться — даже думать об этом. Кристиан почувствовал, как игла вошла в плечо. Холод подвала спасительно окутывал горячее тело. Он старался дышать медленно, берег ребра. Отдохнуть, максимально набраться сил, подготовится к следующей ночи. Лекарство почти убрало болевые ощущения, если не двигаться, то совсем хорошо. Но затекшее тело требовало перемены положения. Не выдержав, он попытался немного повернуться. Вернувшаяся боль вырвала из него тихий стон. — Папа… — тут же прозвучал робкий голос от стены. Немалым усилием открыв глаза, Кристиан увидел Сашу. Сжавшись в комок, она сидела у стены и неотрывно смотрела на него. Беглого взгляда на грудь и руки оказалось достаточно, чтобы понять, сколь впечатляющее зрелище открылось ее глазам, когда его вернули в подвал. Его стон был самым сладким звуком для нее сейчас. — Ироды! Нелюди! Ну, пустите же! — не пряча слез, кричала она, когда увидела, в каком состоянии «шкафы» Дэймона втащили отца. Доволокли до стены, словно мешок бросили на матрас и невозмутимо приковали наручником за руку к стене. — Не велено. Один из них холодно посмотрел на нее, рвущуюся к отцу. Второй, наклонившись, сделал ему укол. — Следующий через два часа, — поднявшись, посмотрел на первого. — Есть время подремать, — кивнул тот, глянул на часы, — горячая выдалась ночка, — усмехнулся, посмотрев на бесчувственного Кристиана. Ее мольбы утонули в безразличии, гулко захлопнулась дверь. Чертов наручник мешал ей сейчас сорваться с места и побежать к отцу, склониться над ним, коснуться его. Саша с ужасом рассматривала обширные точечные ожоги на его теле, кровавые следы от веревок на запястьях, уже проявившиеся гематомы на животе, лопнувшие под кожей на шее сосуды. Любимый муж и зять взял с места в карьер. Как она не чувствовала его ничтожества? Ведь получается, что эта жестокость всегда жила в нем, она не могла появиться вдруг, из ниоткуда. Саша никак не отреагировала на принесенный ей поднос с едой: два куска хлеба, достаточно большой кусок сыра, ветчина и вода. Кусок в горло не лез, она сделала лишь пару глотков. И все сидела и ждала, когда отец придет в себя. Смотрела на его медленно поднимающуюся грудь — каждый вдох сопровождался глухими хрипами, на дрожащие веки, на даже в бессознательности вздрагивающие мышцы. Она и хотела, чтобы он скорее очнулся, и понимала, что сейчас он, по крайней мере, хотя бы отдыхает от боли. Набирается сил, которые ему снова понадобятся, когда Дэймон вернется вечером. Его стон стал самым сладким звуком для нее. — Папа… Она дождалась, когда он открыл глаза. Хотела ободряюще улыбнуться, но губы дрогнули, она с трудом сглотнула комок в горле. — Я нормально… — улыбнулся отец. — Ты так и не научился врать… — прошептала она. — Долго я… спал? — посмотрел он на нее. — Часа три-четыре… может, больше… — пожала плечами Саша. Без часов время текло странно: то тянулось, как резина, то летело со скоростью света. — Уколы тебе делали уже два раза. — А помогает, скажу я тебе, — усмехнулся Кристиан. Боль действительно притупилась, отошла на задний план, словно ноющий зуб. — Заботится сучонок, боится, как бы я не сдох раньше, чем подпишу ему документы. Извини… — запоздало уловил Кристиан вырвавшееся из него крепкое словцо. — Это ты еще ласково его назвал. — Саша обреченно дернула наручником. — Малыш, — отец вдруг посерьезнел, внимательно посмотрел на нее, — я могу сколько угодно говорить о том, что он не получит желаемого, и пока это будет зависеть от меня, так и будет. Но если он тронет тебя… — Отец… — Да, знаю, мы говорили об этом, — прервал он ее, — но я не смогу позволить причинить тебе боль, не смогу спокойно смотреть на это. Просто знай… и прости… Саша попыталась улыбнуться, уголки губ дрогнули. — Ты прости… что не поняла его раньше, не знала, что привела в семью змею, что… — Сашенька, малыш… — он покачал головой, — ты совершенно ни в чем не виновата. Он все рассчитал, все предусмотрел, провел даже меня, а уж мне казалось, что ДГСЕ научило меня распознавать крысу в любом обличии. Она хотела ему еще многое сказать, пока они вдвоем, пока вместе, но, вздохнув, сказала лишь: — Я люблю тебя… Он улыбнулся. Она знала, он не увидит ее боли, если до этого все же дойдет, не услышит ее стонов, не вздрогнет от ее крика. Его сердце не дрогнет. Потому что уже умрет к тому времени. Потому что просто коснуться ее Дэймон или кто-нибудь из его «шкафов» смогут только через его труп. Ни она, ни отец не отреагировали на открывшуюся дверь, продолжая смотреть друг на друга. Один из тюремщиков поставил перед отцом такой же поднос, что и у нее, второй сделал очередной укол. Понимая, что голодовкой делу не поможешь, а только навредишь, Кристиан, едва за ними закрылась дверь, потянулся к хлебу. Саша, хоть и не чувствовала аппетита, последовала его примеру. Нужно подкрепить силы, никто не знает, что им готовит грядущая ночь.***
— Так. Спокойно. Оливье нащупал руками подлокотники стула и медленно опустился в него. Леон ошарашенно откинулся в кресле. Довольный произведенным эффектом Жак переводил взгляд с одного на другого. — Подставная машина, — загибал пальцы Оливье, — подставная авария, подставной труп… — он поднял глаза на коллег. — Зачем?! — Кому-то, — вмиг посерьезнев, Жак посмотрел на Оливье, перевел взгляд на Леона, — было очень нужно, чтобы мы думали, что Кристиан погиб. И не просто думали, а вообще не подвергали это сомнению. Тут впору вспомнить знаменитую фразу де ля Мерту: «Это больше, чем преступление, это ошибка». Леон вдруг схватил свой телефон: — Надо сообщить Джоанне! Оливье, выхватив у него аппарат из рук, сбросил набор номера. — Ты чего?! — ошеломлённо посмотрел на него Леон. — Кристиан жив! Мы должны сказать Джоанне! — Для начала мы должны все проверить. Дать ей надежду, что Кристиан жив, а потом снова отнять? Ты готов это сделать? — спросил Оливье, возвращая Леону телефон. Тот, взяв его, лишь вздохнул и повернулся к Жаку: — Ты с чего вдруг вообще решил этот анализ сделать? — Еще когда мы зубную карту сверяли, — Жак наклонился вперед, подняв голову на ребят, — я чувствовал, что что-то не то. Слишком белый, слишком чистый зуб. И это на месте пожара? Но не я один тогда писал заключение, от моих сомнений просто отмахнулись. — Но зуб-то был Кристиана? — Оливье непонимающе мотал головой. — Зуб Кристиана, — согласно кивнул Жак, переведя взгляд на начальника оперотдела. — Вспомни, когда его нашли? Сразу, как вы приехали? Взрыв же на ваших с Полем глазах произошел? — Да, мы как раз из-за поворота выехали, и тут рвануло. Нашли… — Оливье нахмурился, мысленно возвращаясь в то утро. — Поль долго не пускал меня туда. Горело так, что за несколько метров пекло доставало. Лишь когда почти вся машина выгорела, мы смогли подойти. — А теперь можешь вспомнить, где было тело, и где нашли зуб? Прямо около него? — Тело… Тело было шагах в трёх-четырех от машины, ребята потом еще предположили, что Кристиана при взрыве выкинуло ударной волной. А зуб прямо около тела, под черепом. Оливье поднялся, медленно прошелся по комнате туда-сюда, подойдя к окну, с пару минут выводил мысленные узоры на стекле. Жак и Леон молча наблюдали за ним. Пока он, наконец, не повернулся к ним: — Если бы тело действительно выкинуло из машины при взрыве, зуб никак не мог оказаться под черепом, по всем законам физики он бы отлетел и пострадал от огня так же, как те, что были в челюсти, то есть, черепе жертвы. И если предположить, что это был, и правда, не Кристиан, то получается, что тело сначала оставили у машины, подложив под голову зуб. Тогда, по крайней мере, становится понятно, почему он не почернел, а остался чуть ли не девственно-белым… Ну, а потом уже напавшие взорвали машину. — Расчет был именно на то, что мы найдем зуб. А поскольку других способов идентифицировать тело у нас не будет, останется зубная карта. И вуаля… — Жак развел руками. — Чертовски умный план… Значит, так. Леон, — Оливье повернулся к нему, — собери записи со всех камер на дорогах, ведущих к Венсенскому лесу. Тот, кто это провернул, не телепортировался же на место преступления? Явно приехал на машине. Собери записи, будем смотреть, думать. Я возьму нескольких ребят, съездим туда еще раз, прочешем лес дальше вглубь. Все дороги после взрыва были оцеплены полицией, уйти он мог только лесом. Причем либо на север, либо на восток. — На юге и западе слишком далеко до дороги, — согласно кивнул Жак. — К тому же там в самом лесу встречаются оборудованные места для отдыхающих, был слишком большой риск нарваться на кого-нибудь, — поддакнул Оливье. — Жак, с того, что мы уже имеем, можно еще что-нибудь выцепить? — Я посмотрю еще раз машину, вернее, то что от нее осталось. Ее осматривали ребята из центральной жандармерии, посмотрю-ка еще и я. — Тогда задачи всем ясны? — получив утвердительные кивки Леона и Жака, Оливье схватил свой телефон и бросился к двери, параллельно набирая кого-то: — Стив! Поднимай экспертов и наших ребят. Через десять минут внизу у задних ворот. И чемоданчики не забудьте! — Если это не Кристиан, — Жак замер в дверях, обернувшись на голос Леона, — значит… он… жив? — Нам остается надеяться только на то, что провернувшему все это человеку Крис был нужен именно живым. И если это так… — Леон задохнулся надеждой. — Мы найдем его. И это был не вопрос, не сомнение. Это была уверенность. Жак улыбнулся и вышел из кабинета.