Шпионская сага. История восемнадцатая. И жизни тоненькая нить...

      Резкие и бесцеремонные рывки тюремщиков отозвались тяжелой тянущей болью в груди, едва они схватили его за руки и подняли с пола. Кристиан слышал крик Саши за спиной, но отчасти даже был рад, что Дэймон оставил ее в подвале. Одному ему будет проще настроиться и, полностью сосредоточившись на своих ощущениях, контролировать их, как сможет.       Кристиан понимал, что сломанные ребра сильно осложнят ему эту задачу — кроме реакции и рефлексов тела придется контролировать и дыхание. Если делать это медленно и неглубоко, то боль становится терпимой. Но Кристиан прекрасно осознавал, что во время пытки не всегда удается одновременно держать под контролем несколько очагов боли. Мозг всегда среагирует на более сильный из них.       Дэймон нагнал их уже возле дверей. Кристиана втолкнули внутрь комнаты, которая больше походила на иллюстрацию какого-нибудь рекламного буклета агентства загородной недвижимости, чем на пыточную. На стенах бумажные обои сдержанного цвета топленого молока, небольшие шторки на окнах, пара цветочных горшков на каждом подоконнике. Вся находящаяся в комнате мебель являла собой мечту самого требовательного антиквара-коллекционера. Противоположная от двери стена была полностью, от пола до потолка, занята книжными полками, лишь посередине — небольшая ниша с настоящим камином. Напротив диван и два кресла, между ними — небольшой столик. В углу слева от двери высокий шкаф, сквозь стеклянные дверцы которого Кристиан разглядел многочисленную амуницию для верховой езды: хлысты, сбруя, перчатки.       — Не хватает только слуг в ливреях и вечернего чая, — усмехнулся Кристиан на представший глазам антураж.       — У нас с тобой деловая встреча, не до сантиментов, — ответил за его спиной Дэймон.       — С подонками никаких дел не веду, — не оборачиваясь на него, выдохнул Кристиан и тут же почувствовал горячее дыхание на своей шее. Его руки были свободны и, если бы не сломанные ребра, можно было бы резко развернуться, схватить за шею двумя руками и молниеносно повернуть в сторону от себя.       — Грубишь… — Дэймон обошел его, подойдя к камину, взял что-то с полки и вернулся к Кристиану. — Твой шанс умереть тихо и безболезненно, — он бросил на столик тонкую папку.       — Пожалуй, откажусь, — Кристиан, лишь на мгновение опустив глаза на папку, тут же поднял их на Дэймона, стараясь не замечать ни тронувшей губы зятя холодной усмешки, ни движения за своей спиной, ни нарастающей тяжести внизу живота.       — Что-то прохладно, не находишь? — Дэймон медленно вернулся к камину, и вскоре легкое потрескивание дров добавило комнате прованского шарма. Оперевшись о каминную полку, Дэймон повернулся к Кристиану.       — Сам будешь руки марать или «шкафам» своим поручишь?       Эти полунамеки, натянутые, словно канаты, нервы, эта игра взглядов, полных понимания, что в любой момент вечер может перестать быть томным. Кристиан прекрасно осознавал, что романтический антураж комнаты совсем скоро померкнет в тумане, и телу будет совершенно все равно, вздрагивать от пронзающей боли на земляном полу подвала или на персидских коврах. Думать о том, что можно придумать в такой камерной обстановке, не хотелось, в извращенно-богатой фантазии Дэймона Кристиан не сомневался.       — Надеюсь, — усмешка исчезла с лица зятя, — ты понимаешь, что я не ограничусь в способах, чтобы получить то, что мне требуется. Поэтому последний раз предлагаю тебе подписать документы. Этим ты избавишь себя не только от волнений сегодняшней ночи, но и от последующих.       — Я тебе уже все сказал, — просто ответил Кристиан. — Моей подписи ты не получишь.       — Ты вынослив, я знаю, но даже у тебя есть предел. У каждого человека есть свой предел. И я найду его. Меня ты тоже знаешь.       — Удачи.       Кристиан чувствовал себя на удивление спокойно, словно, «умерев», он потерял или расширил для себя болевой порог, был уверен, что выдержит. И даже когда придется умирать уже по-настоящему, кто знает, в эту ночь или в одну из последующих, улыбка тронет его губы и сердце, которое билось до последнего за то, что принадлежит его детям и внукам, и что он не отдал…       Дэймон перевел взгляд за спину Кристиана, крепкие руки тут же схватили того за локти и потащили к камину. Сердце бешено заколотилось. Что задумал этот щенок?! Ноги сами собой упирались, пока его волокли по пышному ковру. Остановили в шаге от камина. Всполохи уже разошедшегося огня Кристиан видел на расстоянии протянутой руки. Желто-оранжевое буйство от него отделяла лишь решетка камина.       — Ночи уже холодные, а я, как радушный хозяин, не могу позволить тебе замерзнуть, — Дэймон, продолжая подпирать каминную полку, повернул к нему голову. Кристиан же все смотрел перед собой. Что бы там ни было, одно он знал точно — будет жарко. — Когда надумаешь, скажи…       Дэймон наклонился и бросил в огонь новую порцию дров. Самый резвый всполох тут же вырвался поприветствовать Кристиана, тот машинально отшатнулся.       — Не волнуйся, аутодафе священной инквизиции не будет, не сегодня, по крайней мере, — усмехнулся Дэймон его реакции. Наклонившись, тронул кочергой угольки. — Хороши…       — Тогда твоя была идея?       Дэймон резко повернулся на голос Кристиана, они оба поняли, о чем тот говорит.       — Я всегда знал, что ты человек умный, — улыбнулся Дэймон. — И скоро мы узнаем, насколько ты выносливый, — он размашисто провел по тлеющим уголькам, которые тут же отозвались огненными всполохами, высыпав на мозаичную окантовку пола возле камина. — Подпись.       Молчание. Жест рукой. Резкий удар под колени. Он готовился, но, рухнув на тлеющие угли, не смог сдержать крик. Кожу ног прожигало, брюки, вплавляясь в тело, горели под ним, тело вырывалось из державших его рук. Как его за запястья привязывали к решетке камина, Кристиан уже чувствовал сквозь накатывающую пелену. Нагревшиеся прутья коснулись груди. Он попытался отпрянуть, но его прижали ещё сильнее, верёвки впились в запястья.       — Подпись.       Резкий рывок за волосы назад, стиснутые зубы. Молчание. Треск рубашки. Новая порция углей упала теперь уже на спину, заставив взреветь и выгнуться.       — Подпись.       Тяжелое дыхание. Молчание. И словно окунутые в адский чан ступни. Затягивающая тьма бессознательности, и резкий запах нашатыря… Вернули.       — Подпись.       Молчание. Ночь длинная…

***

      Она не услышала — почувствовала. Крик звучал внутри нее, горел, достигая каждой клеточки тела. Саша свернулась клубочком на полу, сжав кулаки.       — Держись… Я с тобой…       Она теряла сознание вместе с ним. Возвращалась вместе с ним. Горели плечи, спина, ноги. Руки дрожали.       — Держись… Я с тобой…

***

      Леону показалось, что он только успел выключить телефон, как Оливье уже стоял на пороге кабинета. Вопрос, что он сам делает в такой поздний час в Управлении, даже не возник. Они не могли объяснить, почему, это не вернуло бы Кристиана, но для них было делом чести найти его убийцу. Найти как можно скорее. При одной только мысли, что нелюдь, из-за которого сгорел их друг, спокойно ходит по земле, заставляла их, взрослых мужчин, переживших и повидавших многое, сжимать кулаки и дрожать от ярости.       — Вот… — Леон молча отодвинулся от экрана компьютера, давая возможность Оливье подойти ближе.        «Оперативное Управление Интерпола сообщает об аресте Бенджамина Аристо, более известного как Аслан из братства «наследников ассасинов», обвиняемого в покушении на митрополита Галльского Эммануила, и уже давшего признательные показания, а также сообщившего, что изначально он направлялся во Францию с братом Айдаром, ранее задержанным немецкими таможенниками» …       — Получается, — спустя несколько минут молчания, Оливье поднял голову и посмотрел на Леона, — что Кристиан не был целью второго покушения, как мы подумали после его смерти?       — Получается, что нападение на него вообще не связано с работой, — присев на соседний стул, выдохнул Леон.       Полученное сообщение давало ясно понять, что то, чем они занимались круглосуточно последнюю неделю, не имело никакого отношения к событиям, произошедшим туманным сентябрьским утром в Венсенском лесу.       — Если ассасины ни при чем, и это какая-то личная неприязнь, то… — Оливье задумчиво крутил в руках ключи от кабинета, — зачем вообще устраивать весь этот спектакль с подставной машиной, крюком в несколько километров, аварией и взрывом? Не проще ли, — повернулся он к Леону, — просто пристрелить или бомбу под машину подложить?       — Вот и я о том же…       Мысль, только что озвученная Оливье, не давала покоя Леону с той минуты, как он прочитал сообщение Интерпола. Действия таинственного убийцы выглядели крайне странными, слишком мудреными, слишком сложными, если ты просто хочешь расправиться со своим врагом.        — А что, если…       Оливье замер, посетившая его мысль казалась безумием, полностью противоречила уликам и фактам. Он поднял глаза на Леона. Робкая улыбка на лице начальника оперотдела не показалась тому странной и не вызвала желания позвонить Жану просто потому, что точно такая же мысль ворвалась и в его сознание, став той тоненькой ниточкой надежды, за которую они оба были готовы уцепиться мертвой хваткой.       — Что, если это означает…       Дверь распахнулась, в двери возник запыхавшийся Жак.       — Ты выглядишь так, словно у тебя покойник воскрес… — пробормотал Оливье, повернув к нему голову.       — Можно сказать и так… — выдохнул Жак.

***

      Теперь он совершенно точно знал, что такое ад. Очнувшись на полу между диваном и столиком, Кристиан даже не смог вспомнить, как его отвязали и принесли сюда. Он лежал на боку, каждый сантиметр спины и груди ныл и горел. На фоне общих ощущений даже как-то померкла боль в сломанных ребрах. Приоткрыв глаза, Кристиан увидел знакомые носки ботинок.       — Очухался? — тень нависла над ним, тут же движение воздуха с другой стороны, один из «шкафов» присел на корточки. Игла вошла в плечо, Кристиан поморщился, сдерживая стон. — Минут через десять сможем продолжить разговор.       Черт… Судя по кромешной тьме за окном, «переговоры» в разгаре.       — Да пошел ты… — прошептал Кристиан, не дожидаясь вопроса, и закрыл глаза. Разговор закончен.       — Обожаю тебя … — усмехнулся Дэймон, — можно сказать, ты мой кумир с самого знакомства.       — Тобою и спланированного…       — От начала и до конца, — нескрываемая гордость проскользнула в голосе Дэймона. — Пришлось быть максимально реалистичным, чтобы ты поверил.       — В бочке были обычные муравьи.       — Ты никогда не задумывался, почему мы так легко ушли тогда?       Не задумывался… Но сейчас, вспомнив и взглянув на события тех дней в свете новых фактов, Кристиан был вынужден признать, что двадцатипятилетний мальчишка сделал его тогда, разыграл спектакль, достойный премии Мольера. Знакомство, лагерь, пытки… И это все он. Ахмат был мозгом и идеологом, простой британский паренек — палачом, написавшим сценарий его жизни на много лет вперед, просчитав основные действия, по ходу умело пользуясь подворачивающимися возможностями.       — Красивую легенду про родителей ты мне тогда сочинил…       Все еще закрытые глаза. Слишком большое желание плюнуть в эту самодовольную физиономию, но надо поберечь силы, зятек явно пока не собирался заканчивать разговор.       — Признаюсь, это была идея Ахмата. Он у нас стратег, я больше исполнитель.       — У вас прямо разделение труда, — усмехнулся Кристиан, боль отпускала, несколько секунд перевести дух.       — Главное, результат. Я всегда его получал. И сейчас, — он наклонился к самому его уху, — получу… Мне спешить некуда, убедить Джоанну подождать с чтением завещания, думаю, будет легко. Она, бедняжка, цепляется за любую возможность как можно дольше не признавать твою смерть.       — Мразь! — открыв глаза, Кристиан резко повернулся к Дэймону. При упоминании Джоанны в памяти тут же всплыла фотография в газете, в голове вскипел гнев, от одной только мысли, что с ней происходит сейчас, захотелось сомкнуть пальцы на этой шее и давить, давить, давить…       Его рука была остановлена в воздухе, цепкие пальцы сжали запястье. Щенок с глазами гиены. Рывком за руку он поднял его — резкое движение тут же отозвалось знакомой болью в груди, и швырнул в кресло лицом вниз. На сиденье лежала упругая подушка, которая, признаться, сгладила неприятные ощущения, подарив ребрам опору и облегчение. Однако, сучонок беспокоится, чтобы от слишком резких движений сломанные ребра не проткнули легкое. Тогда ему точно подписи не видать.       Руки развели в стороны и, обмотав запястья, стянули за спинкой кресла. Локти зафиксировали, привязав к подлокотникам. Тяжело дыша, Кристиан присушивался к звукам за спиной. Щелчок открываемого замка. Шаги.       — Признаюсь, тогда у столба ты удивил меня. Можно сказать, я даже зауважал тебя.       — Что, фантазия иссякла? — услышав звук хлыста, Кристиан вздрогнул, за усмешкой пытаясь спрятать нахлынувшие воспоминания, оставившие на его спине свой след навечно. — Повторяешься.       — В этот раз я уверен, твои ощущения будут еще более яркими, — усмехнувшись, Дэймон поднялся, пересел на диван, в сторону которого была повернута голова Кристиана, закинул ногу на ногу. — Но если ты подпишешь…       Молчание.       К звуку рассекающего воздух хлыста Кристиан был готов. А вот к тому, что тот, словно змея, длинная, гибкая, опустится на поясницу, несколько раз обмотав его тело, и небольшим металлическим шариком на конце закончит свой путь на животе — нет… Взревев, Кристиан повис на веревках. Взрыв боли где-то в висках. Разматывая хлыст, «шкаф» потянул его на себя. Кристиан выгнулся, мышцы сжались, откликаясь точечными всплесками боли каждый раз, когда металлический наконечник касался тела.       — Подпись.       Молчание. Спрятав лицо в подушку, Кристиан зубами сжал ее. Второй рык утонул в мягком бархате. Привычный уже запах нашатыря.       — Подпись.       Молчание. Снова.       — Подпись.       Молчание. Запах. Опять.       Погрузившееся в темноту сознание пропустило ворвавшийся в окно первый робкий луч солнца.       — Уберите его. Сегодня постараюсь пораньше. Надо еще босса встретить. Уколы остаются по прежней схеме. Он мне пока еще нужен живой. Девчонку не трогать. Ну… воды и поесть им принесете.

***

      Листок, словно парашют, спланировал на стол. Три пары глаз уставились на него.       — Может, я сошел с ума, и это мне пора к Жану… — начал Жак, подойдя к Оливье и Леону.       — Еще один… — буркнул начальник оперотдела. — В очередь.       — Много тут желающих, а Жан у нас один, — поддакнул Леон.       Переведя взгляд с одного на другого, сделав вывод, что безумец безумца всегда поймет, Жак ткнул пальцем в одну из цифр на листке.       — Шестьдесят, понимаете? Шестьдесят!       Леон и Оливье молча смотрели на Жака, который взволнованно жестикулировал, дыхание его сбивалось, словно у финишировавшего из последних сил спринтера.       — Они не признали его официально. Ни одна экспертиза, ни один суд не примет его за доказательство. Но Чан никогда раньше не ошибался. Он — гений! Понимаете? — Жак схватил сидящего ближе к нему Оливье за ворот рубашки, тот на всякий случай кивнул головой.       — Кофе будешь? — ляпнул Леон, все это время так и державший в руках пакет, правда, уже пустой.       Жак замер, продолжая держать ворот Оливье, повернул голову к Леону. Оливье осторожно освободил свою рубашку.       — К черту кофе… — снова замахал руками Жак. — Коньяк доставай!       — Шестьдесят? — уточнил Оливье, запуская руку под стол, где у Леона хранился неприкосновенный запас.       — Да все сто! — плюхнулся на стул Жак, отчего тот жалобно заскрипел под ним. — Согласно анализа, придуманного Чаном — мой японский коллега, — наконец, пояснил Жак, — вес человека, сгоревшего в машине в Венсенском лесу, не превышает шестидесяти килограммов!       Звон разбившейся бутылки прозвучал, словно салют. Тлеющая в их сердцах надежда засияла подобно фейерверку по одной простой, всем их хорошо известной причине.       Кристиан весил почти восемьдесят три.