Wires.

Зацикленная фраза крутится в голове, как будто пластинку заело. Игра проиграна. Игра проиграна. Игра про… Нужно начать сначала. Где тут кнопка перезагрузки? Томуре скучно, и он устал. Безжизненные глаза почти неподвижно пялятся в монитор компьютера, а узловатые пальцы чисто на автомате нажимают клавиши. Героиня игры в сорок восьмой раз падает с крыши небоскреба. Экран загорается красным. Game over. Начать с начала? Да. Вообще-то, Шигараки не особо жалует игры, связанные с паркуром. Шутеры как-то ближе. Но в том, как реалистично хрустят кости, когда персонаж падает с крыши, есть некая прелесть. Экран загрузки. Новая попытка. Новая жизнь. Героиня подходит к краю крыши. Еще пару шагов, и она падает. Перед взором проносятся окна, шумит ветер. Хруст костей. Потрясающая реалистичность. Дело не в сложности уровня. Томуре просто нравится. Сорок девятый. Голова гудит, и он не помнит, когда в последний раз спал. Глаза болят, будто в них песка насыпали, а Курогири говорит, что нужно меньше сидеть за компьютером. Шигараки касается одним пальцем Отца, проводит по выступающим косточкам. Холодная и мертвая. Томура, впрочем, ушел недалеко. В компенсации недостатка физического контакта он свернул куда-то не туда, выбрав мертвых людей. Становится только хуже. Он отталкивается от стола, и стул отъезжает к двери. Здесь нет окон и очень темно. Все лампочки давно перегорели и потрескались, как и терпение Шигараки. Восстановлению не подлежит. А комната, честно говоря, больше похожа на свалку, но Томура чувствует себя соответственно. Хлам. Мусор. Рухлядь. Выкинуть и забыть. Закопать и никогда не навещать. Хотя как будто кто-то бы стал. Экран мигает красным. Game over. Начать сначала? Нет. За стенкой слышится смех. Томура подтягивает к себе ноги и утыкается лбом в колени. Ему хочется заткнуть уши, но вместо этого он зачем-то прислушивается к голосам, пытается уловить суть шуток. Если выйти сейчас к ним, все сразу заткнутся и, в лучшем случае, будут изображать крайнюю степень омерзительной серьезности. Его боятся. Его предпочитают избегать. Только Даби, как чертов суицидник, постоянно нарывается. Весело ему. Курогири слишком часто спрашивает, почему юный лидер не пытается наладить общение с другими членами Альянса. У него бы «точно получилось». У одной из шести причин голубые глаза, бестактность как стиль жизни и привычка много курить. Томуре тошно от собственных размышлений. И от смеха за стеной. В конце концов, тяга к человеческому общению — это всего лишь баг в системе. Если ему захочется с кем-нибудь поговорить, он всегда может пойти к… Ах да, точно. Шигараки с трудом опускает веки, но перед глазами все еще пульсирует красная надпись. Game over. Начать сначала? Было бы неплохо. В соседней комнате точно находятся Твайс, смешливая Тога, Спиннер и… ну да, главный клоун на районе. Наверняка, именно с его шуток все смеются. Томура кусает и без того израненные губы и злится. Даби безбашенный, веселый, общительный, много знает. Даби харизматичный. Даби, черт возьми, просто нравится другим людям. Даже с таким дерьмовым чувством юмора. Томуре тошно. Он спускает ноги обратно на пол и скребет пальцами шею. Не нервно, а скорее задумчиво. Он что-то делает не так, но не может понять, что именно. Это все ошибка кода, и нужна перезагрузка. У Шигараки уже девятые сутки без перерыва болит голова. Нервы взвинчены так, что пружину скоро сорвет и унесет в космос. Ему банально очень хочется спать. Часов этак восемьдесят или даже сто двадцать. Поставить свою жизнь на паузу, а потом уже подумать, что делать дальше. Смерть — очень странная и абстрактная категория, поэтому хочется не умереть, а просто прекратить существовать на некоторое время. Погрузиться в темноту, а потом снова включиться. Осознание того, что это мало возможно, остается где-то на периферии, а то и вовсе за гранью картины мира Шигараки. Томура встает и выходит из комнаты. Смех становится громче, слышны отдельные фразы. В голове крутятся навязчивые мысли. А вдруг это над… А, неважно. Покинуть здание можно и через черный ход, но Шигараки принципиально идет в комнату, где собрались остальные члены Альянса. В конце концов, портить веселье — это же вроде… по-злодейски? Как и ожидалось: все замолкают. Спиннер стоит спиной к двери, поэтому вещает, активно жестикулируя, еще секунд тридцать, прежде, чем понимает, что что-то не так. Твайс, в повседневной одежде, но с этой дурацкой маской, выглядит нелепо. Щеки Тоги раскрасневшиеся даже больше, чем обычно. Возможно, из-за алкоголя, который Твайс поспешно принимается прятать. Все ясно. А Даби… стоит, опираясь плечом на стену, улыбается чуть снисходительно и, судя по взгляду, явно размышляет, какую бы гадость ляпнуть. Как же бесит. — Хэээй, — протягивает Тога и улыбается, игнорируя недовольные взгляды Твайса и Спиннера. — Томура, присоединяйся к нам. У нас есть еще немного сидра. Честная. Шигараки хмурится. Химико буквально единственная, у кого действительно могло бы получиться, если бы ему не было так тошно. Но он лишь дергает плечами и направляется к выходу. Хочется убраться из комнаты как можно скорее и не думать, что все вздохнут с облегчением. Боль в голове пульсирует все сильнее. Ну сколько можно. И где только носит Курогири, когда Томуре так хреново? — И куда ты собрался на ночь глядя? — хмыкает Даби. — Мамочка знает? Становится как будто еще тише. Теперь все ожидают еще и драки. А Шигараки чувствует себя проигравшим, даже не начав ее. Game over. Всем спасибо, все свободны. То, что остается от Шигараки Томуры, можно выкинуть на свалку. Тошно. И это даже хуже, чем «плохо». Потому что, когда плохо — это понятно. А от чего нутро не болит даже, а просто изнывает — неясно. — Выглядишь еще более стремно, чем обычно, — кидает Даби, но ответом служит лишь хлопок дверью. — Вот черт. — Тебе не стоит нарываться на неприятности, — задумчиво протягивает Твайс, но тут же бодро добавляет: — Молодец, так держать! — Честно говоря, то, что он бесится, успокаивает меня гораздо больше, чем то, что он молчит. Даби косится на захлопнувшуюся дверь и вздыхает. Достает сигареты и закуривает. У него специфические способы помощи и еще более специфические проявления заботы. Парню с совершенно детским любопытством хочется разложить мысли Шигараки по полочкам, посмотреть со стороны. Может, даже понять. Только вот вероятность того, что сознание Томуры — чертов ящик Пандоры, слишком велико. А монстров Даби и своих хватает. — Я думаю, он переживает из-за того мужика, что нас вытащил, а сам попал в тюрьму, — протягивает Тога. — Учителем еще его называл. Ты просто не видел, как это было жутко. Кажется, именно с того момента Томура стал еще более замкнутым. Может, нам стоит… — Ага, давайте организуем ему скорую психологическую помощь, — кивает Даби, накидывая на плечи свой плащ. — И скинемся на создание Фонда Защиты Шигараки Томуры. Он ведь тааак в ней нуждается, бедняжка. Чур, пожертвования принимаю я. — Какой же ты бесчувственный! — возмущенно восклицает Тога. — И куда ты уже сам собрался? — А ты слишком уж сочувствуешь психопату, который пытался нас убить в первые десять минут знакомства, — парирует Даби, останавливаясь в дверях. — Подумай над этим. А я пойду, сигарет себе куплю. Не скучайте. Когда дверь за ним закрывается, Спиннер поднимает голову к потолку и задумчиво протягивает: — И где он в два ночи собирается в этом районе найти сигареты? Хоть бы за дураков нас не держал. Даби редко бывает стыдно за свои слова или поступки. Все это ради его собственного веселья. Ему интересно. Иногда он чувствует себя этаким ментальным Джеком-Потрошителем. Можно достать все, что находится внутри у людей, тщательно рассмотреть, а потом небрежно засунуть обратно. С этим можно играться. Только обычно ему лень как-то давить на людей. Почти всех в Альянсе Даби так или иначе развел на откровения. Из чистого любопытства, хотя некоторым можно и посочувствовать. А о Шигараки все еще ничего неизвестно, кроме имени (возможно ненастоящего) и крайне смутных планов действий. Даже вопрос о возрасте как-то повис без ответа. Томура кажется уязвимым, но только до тех пор, пока не притронешься. В лучшем случае, отделаешься легким испугом и малой кровью. В худшем — то, что останется, можно даже не выметать. Даби нравится эта игра на грани, но так, по мелочи. И лучше, в присутствии Курогири. Он не любит беспорядки. Но даже это «так, по мелочи» может иметь накопительный эффект. Что будет, когда чаша терпения наполнится до краев? Будут ли из нее вытекать маленькие капли крови, или она разлетится на сотни брызг? Звучит красиво, пока не касается тебя. На улице безлюдно, и заметить удаляющуюся одинокую фигуру не составляет труда. Даби тушит сигарету и совершенно бесшумно следует за ней. Нет, ему не стыдно и даже не жалко. Просто интересно. * Сомнительная романтика промышленных районов. Заводы, заброшенные прогнившие дома, нищенские халупы. Днем и ночью из труб валит дым. Разве что крысы из-под ног не разбегаются. Где-то ругается подвыпившая парочка. Томура поднимает голову, и звезд на ночном небе не видно. И ему тошно. И хочется просто прекратить существование хотя бы ненадолго. Зачем все это? Игра проиграна. Учителя арестовали, а Всемогущим все так же восхищаются. И что с этим делать? И голова болит. На улице еще хуже, чем в новом убежище. Шигараки вжимает голову в плечи, ускоряет шаг. Ему очень хочется сорваться на бег, но куда бежать? Куда? Куда? Game over. Начать сначала? Нет. Пожалуйста. Погасите монитор. Выключите звук. Не сводите Шигараки Томуру с ума. Он и сам может, знает дорогу. Скиньте все фигурки в коробку. И сожгите. Сжечь? Вот черт. Бесполезный, жалкий, постоянно совершающий ошибки, за которые расплачиваются другие. Кому ты нужен, Шигараки Томура? Кому? Смешно. Сердце ускоряет бег. Парочку, которая все еще орет вдалеке, хочется разорвать на части. Весь мир хочется разорвать на части. Нос щекочет запах дыма. Шигараки сворачивает в ближайший дом. Поднимается по лестнице наверх. Все системы терпят коллапс. Лучше бы он вообще из дома не выходил. Замок, закрывающий дверь на крышу, превращается в пыль. Но наверху ничуть не лучше, а как будто бы только еще больше удушающего смога. Ветер беспощадно срывает капюшон, цепляется за светлые волосы. Томуре хочется кричать, но звуки застревают в горле битым стеклом. Он подходит к краю, опирается на низкий забор, который якобы должен защищать от несчастных случаев. Где-то лает собака. Работает машинная сигнализация. Жизнь идет. Томуре тошно. Искусанные потрескавшиеся губы беззвучно шепчут: — Что мне делать? Что мне делать? Что мне… Поставьте кто-нибудь паузу. Так больше нельзя. Шаги за спиной. Взгляд на затылке, будто кто-то из прицела смотрит. Шигараки напрягается, готовый в любой момент к защите, но не оборачивается. Ждет. Еще два шага. Мелкие камешки шуршат под подошвой. Вдох. Еще один шаг. Нервы у Томуры взвинчены, поэтому он резко разворачивается, готовый превратить нежеланного гостя в кучку пыли, но… Game over. — Ты что, преследуешь меня? Даби прокуренно смеется и качает головой. Шигараки выглядит дизориентированным и почти напуганным. Сердитым. Озлобленным. Подходить к нему ближе не стоит, если жизнь дорога. Даби делает еще один шаг. — Много чести. Мне было просто любопытно, куда ты мог собраться посреди ночи, да еще не предупредив Курогири. — Посмотрел? Доволен? Теперь проваливай. Даби поджимает губы, словно о чем-то задумался, а потом медленно протягивает: — Честно говоря, не очень доволен. Надеялся, что ты собрался на свидание. Каждым своим словом издевается, забивая гвозди в и без того мертвое терпение Шигараки. Смотрит сверху вниз и улыбается. Так всегда. Томуре тошно. Только он еще не знает: от себя или от этого ублюдка. — Какая тебе разница? — А я, может, ревную, — смеется Даби, вытряхивая из пачки сигарету и закуривая. — Ну, или мне просто было интересно посмотреть на этого человека. Это могло быть забавно. Если серьезно, что ты здесь забыл? Подышать свежим воздухом мог и в окошко. Все-таки твоя стремная рожа сейчас во всех новостных сводках. Томура ничего не отвечает и отворачивается. Горло буквально сдавливает. Коллапс. Если Даби сделает еще хоть шаг, Шигараки вырвет ему трахею. Но тот как будто чувствует и держится на предельном, но все-таки безопасном расстоянии, отравляя воздух сигаретным дымом. Шигараки царапает краску на поручне. Девятый этаж. Не небоскреб, но достаточно… высоко? Боль в голове пульсирует все сильнее. Как будто в мозгу что-то шевелится, шкребет маленькими лапками. Безумие. Ящик Пандоры приоткрывается. Пауза. Пауза. Перезагрузка. Перед глазами все кружится. — Так что ты здесь делаешь? — Умираю, кажется. Даби быстро выдыхает дым, удивленно вскидывает брови. Такого ответа он точно не ожидал. Дальнейших пояснений не следует. Шигараки продолжает одной рукой царапать поручень, а другой — обдирать кожу на шее. — Это еще как понимать? — В Mirror’s edge играл? — Нет, но слышал… В контексте звучит тревожно. Томура разворачивается и усаживается на поручень, смотрит в землю, пиная мелкие камешки. И выглядит чертовски слабым. — Пятидесятый раааз… — бормочет он и вздыхает. — Иди домооой. Здесь ничего интересного не будет. — Ага, уже бегу. Если Курогири узнает, что мы тебя прохлопали, достанется всем. Не хочу оказаться где-нибудь в Папуа-Новой Гвинее. Я, как минимум, не очень хорошо знаю папуасский. Так что, давай, подышал свежим воздухом и хватит. — Я так устаааал, — протягивает Шигараки, чуть откидываясь назад. — Что с этим делать? — Поспать? — хмыкает Даби, напряженно наблюдая за лидером Альянса. Поручень не кажется особо устойчивым. Как и психика Томуры. — Мне нужна паааауза. Перезагрузка. Чтобы начать игру сначала. Звучит не так, как должно. Шигараки часто использует весь этот компьютерный слэнг, но сейчас за ним скрывалось как будто что-то нехорошее, щекочущее адреналином нервы. Но нужно ли будет защищаться или… — Шигараки, не дури, — просит Даби, но, невзирая на порыв, не делает шага вперед. Все еще опасно, а жить хочется. Томура поднимает голову, фыркает с презрением. На обескровленных губах на миг дрожит полубезумная усмешка. — А чтоооо? Волнует? Даби кривится. Ему не нравится, когда его пытаются подловить. Он делает последнюю затяжку и откидывает сигарету в сторону. Ответить на вопрос — значит, проиграть. Какой бы ни был ответ. — Так и знааал. Смешной. У Шигараки свои выводы. Он чуть хмурится, будто размышляя над чем-то. Снова отклоняется назад, запрокидывает голову. Ветер треплет спутанные волосы. Даби впервые, пожалуй, видит лицо Томуры не скрытым ни капюшоном, ни криповатой мертвой рукой, ни волосами. А ведь он… — Звезд не виииидно, — протягивает Шигараки, отклоняясь назад еще сильнее. Взгляд по-прежнему безжизненный, словно не в небо смотрит, а все в тот же монитор. — Сядь нормально, — вздрогнув, бормочет Даби, хлопая по карманам в поисках пачки сигарет. — В мегаполисах нигде не видно звезд. Смог, световое загрязнение, все дела. — Жааааль. Могло бы быть красиво. — Почему мы вообще об этом говорим? — Не знаааю. Просто мне так хочется. Если падать — лучше смотреть в небо. Так крови не виидно. Странность ситуации и растянутые гласные вытягивают из Даби терпение, которого, конечно, много, но не бесконечный запас. Хочется уже наорать на этого глупого ребенка, чтобы прекращал свои игры и не пугал взрослых. И парень даже почти успевает придумать речь на эту тему, когда к лаю собак, ругани пьяниц и шуму машин добавляется треск и скрежет металла. Десять пальцев сжимаются на поручне, и он стремительно превращается в пыль, которую куда-то уносит ветер. Тело реагирует быстрее, чем мозг успевает сообразить, что же произошло. Пальцы смыкаются на слишком уж худом предплечье. Только после этого мышление начинает генерировать всякие идиотские мысли: Даби никогда не думал, что может быть таким быстрым; пальцы сжимаются на чужой руке слишком уж сильно, если не будет перелома, то синяк точно останется; Даби находится непозволительно близко к Шигараки Томуре, который только что чуть не рухнул с девятого этажа, разрушив под собой опору. — Отпустиииии. Слабая надежда, что это было просто случайностью, не оправдывается. Шигараки, вынужденный из-за того, что его держат за руку, упереться ногами на самый край крыши, смотрит мрачно и… недовольно? Серьезно? — У тебя совсем мозгов, что ли, нет?! Даби кричит, а это происходит не так уж часто. Он точно злится, но на остальные чувства старается внимания не обращать. Томура дергает рукой, пытаясь освободиться, и чуть не увлекает с края крыши их обоих. — Отпустиии. Или останешься без руки. — Что за херня вообще? Даби пытается ухватить парня второй рукой, чтобы затянуть на безопасное место, но узловатые пальцы сцепляются на его запястье. Три пальца. Слишком близко. Остаться без руки не очень хочется. Драться на краю крыши — тоже. А если отпустить Шигараки, он явно закончит начатое. Пауза затягивается. — Ты что творишь? — шипит Даби, чувствуя, как на запястье опускается четвертый палец. — Помереть вздумал? — Я устааал. И мне нужна пауза. — В виде прыжка с крыши?! Шигараки в глаза не смотрит, отворачивается. От взгляда с высоты начинает кружиться голова. Он запрокидывает голову и почти что повисает только за счет хватки на предплечье. Даби думает, что неплохо бы его было сломать. Так, для профилактики. — А как еще? Отпусти меня, пожалуйста. Это, вообще-то, не твое дело. — Да ты издеваешься. Чертов инфантил. Даби пытается потянуть на себя безвольно повисшего Шигараки, чтобы толкнуть к выходу с крыши, но тот внезапно разворачивает руку ладонью вверх. Узловатые грубые пальцы смыкаются на предплечье. Сразу пять. Боль сеткой проходит по всему телу. Даби шипит. Первая реакция — разжать хватку, отскочить в сторону, но он только сильнее сжимает худое предплечье. По обожженной темной коже как будто идут трещины, из которых тут же льется кровь. Пальцы проникают глубже, до мышц, и боль уже не чувствуется. — Ну давай, оставь меня без руки, как вечно грозишься, — рычит Даби, стискивая зубы. — Псих. Я тебя из принципа не отпущу. Не будешь ты подыхать так нелепо. Шигараки вздрагивает и смотрит прямо в прищуренные глаза. Дольше, чем обычно. Он… удивлен? Два пальца отрываются от кожи. Кровь течет к локтю, падает на землю. Ее как-то слишком много. Пользуясь этим замешательством, Даби буквально за шиворот хватает Томуру и с силой отталкивает куда-то к центру крыши. От боли становится сложно соображать. Шигараки с трудом, но удерживается на ногах, резко разворачивается, смотрит озлобленно. Чувствует себя проигравшим, но все равно готов к драке. Только вот Даби вместо попыток напасть прижимает к себе раненую руку, пачкая белую футболку в крови. Шипит что-то неразборчиво. Не так он собирался заканчивать свой день. — Зачем ты это сдееелал? Я могу превратить тебя в пыль меньше, чем за минуту. — Это ты мне объясни, что за хуйня сейчас была? — вновь срывается на крик парень, но тут же затихает. — А, не хочу знать. Ты гребанный псих. Почему меня это вообще волнует? Черт, сколько кровищи-то… Ты ебанутый на всю голову. Блять, зачем мне вообще это надо было? Знаешь, Шигараки, если ты еще раз надумаешь суициднуться, делай это без такой демонстративности. И не втягивай в это меня. А мне надо что-то сделать с этой раной. Если что, я так и напишу на твоем надгробии: «на всю голову ебанутый». Что? Томура дергает головой и хмурится. Весь боевой настрой пропадает. Он не… — Не собирался я суиц… Что? — Называй это, как хочешь, — отмахивается Даби здоровой рукой, направляясь к выходу с крыши. — Мне на сегодня хватит твоей ебанутости. Когда парень скрывается за дверью, Шигараки вновь подходит к краю, смотрит вниз. Голова болит и кружится. Он сонно трет глаза и вздрагивает, понимая, что руки мокрые и липкие. Пахнет железом. Кровь. Уже остывшая. Весь бетон залит кровью. А Даби даже не попытался что-то ответить на это. Так не похоже на него. Вообще-то, их стычки никогда еще не заканчивались кровопролитием. Шигараки так долго смотрит вниз, что почти может представить себя там, на асфальте. Вокруг головы растекается темная лужа. Переломанные кости торчат из-под кожи. И все на это смотрят. Кто-то, возможно, снимает на камеру. Мерзость. * Пол в общей комнате тоже залит кровью. Будучи совершенно сонным и вымотанным, Томура едва не поскальзывается на ней. Ругается сквозь зубы. Дремлющий на каркасе кровати Спиннер вздрагивает и поднимается. Чуть не ляпает какое-то возмущение, но вовремя прикусывает язык. Томура останавливается в центре и смотрит по сторонам. Кажется, крови слишком много. Людям вообще можно столько терять? Не в тему думается, что «кто-то», не любящий беспорядок, будет злиться. Как будто это важно сейчас. — Гдеее он? Спиннер заминается. С одной стороны, Даби вернулся раненым, и сдать его будет не по-дружески, а с другой, Шигараки — лидер Альянса, и его игнорирование может быть чревато. Молчание затягивается. — Гдеее? — угрожающе повторяет Томура, разворачиваясь и мрачно глядя на невольного собеседника. — Не знаю, — быстро ляпает Спиннер. — Вроде… куда-то… к комнатам пошел… или вообще ушел. Не знаю. Шигараки закатывает глаза и, развернувшись, уходит к себе. Спиннер вздыхает с облегчением, но на всякий случай хватает телефон и быстро набирает смс: «К тебе может заявиться Шигараки. Будь готов». Сообщение быстро отмечается прочитанным, но ответа не следует. Томура с трудом сдерживается, чтобы не хлопнуть дверью. На мониторе, который он оставил включенным, все так же пульсирует красная надпись. Game over. Начать сначала? Да к черту. Шигараки не хочет умирать. Он всего лишь очень устал. А этот ублюдок просто не так все понял. К черту. К черту. К черту. От рук воняет железом. Обычно это не волнует, но сейчас Томуру буквально тошнит от этого запаха. Но он не смывается даже после третьего раза, хотя вода уже прозрачная. Кровь не вымывается из-под обломанных ногтей. Взгляд, уже не безжизненный, а беглый, почти что лихорадочный, цепляется за небольшую красную коробочку, стоящую на одной из полок. Курогири оставляет это здесь чисто по привычке. Господи, как же Томура ненавидит красный цвет. Еще один знак того, что он проиграл. * Даби внимательно смотрит на пришедшее сообщение, а потом откидывает телефон в сторону. Он сидит прямо на полу в своей комнате и пытается сообразить, в какой момент его жизнь свернула не туда. Во всяком случае, ценой собственного здоровья оттаскивать от края крыши суицидальных психопатов в его планы точно не входило. В конце концов, ему за это даже не платят. Голова шла кругом, но кровь кое-как удалось остановить. В целом, рана была не то чтобы серьезная, но неприятностей доставит еще кучу. Хотя бы потому, что это правая рука. Не найдя ни бинтов, ни хоть какого-то подобия тряпок, на перевязку пришлось пустить и без того безнадежно испорченную футболку. О чем-то более серьезном Даби подумает ближе к полудню, когда в этом районе откроется хотя бы парочку магазинов. Если доживет, конечно. Из груди вырывается нервный смешок. Очень в тему. Кажется, в определенный момент от потери крови в голове что-то переклинивает. Даби по неосторожности не просто приоткрыл ящик Пандоры, а разворотил его к чертовой матери. Увиденное ему, само собой, не понравилось. И что теперь со всем этим делать, он тоже не знал. Но тот факт, что Шигараки все-таки добрел до убежища, несколько успокаивал. Даби хлопает по карманам плаща, лежащего на кровати, и достает сигареты. Руки заметно дрожат, но он скидывает все на потерю крови. Дверь распахивается слишком резко. От нервного вздрагивания пепел падает прямо на черную футболку. — Какой ты беспардонный, — вздыхает Даби, отряхиваясь. — Мог бы и постучать. Добивать меня пришел? Только дай докурить. — Аааа, хоть сейчас помолчииии. Не издевайся. Шигараки замирает в дверях, не зная, куда себя деть. Он чувствует себя беззащитным. Волосы закрывают лицо, а капюшон максимально надвинут. Но этого мало. Хочется совершенно по-детски затянуть шнурки капюшона. Сбежать. Провалиться сквозь землю. Исчезнуть. Поставить жизнь на паузу. Что он вообще забыл здесь? Игра проиграна. Это и так всем ясно. А Шигараки Томура жалкий и бесполезный. Боже. Он исподлобья смотрит на криво перевязанную руку Даби и спрашивает: — Решил подохнуть от сепсиса? — Такие перспективы, — протягивает парень, стряхивая пепел в какую-то жестяную банку. — Долгая и мучительная, но не стопроцентная смерть от сепсиса, или более быстрая и менее мучительная, но вероятная смерть от потери крови. Даже не знаю, что выбрать. — Судя по твоему характеру: быструю, мучительную и стопроцентную смерть от моей ненависти. — Не преувеличивай. И закрой уже дверь с какой-нибудь стороны. Дует. Шигараки с трудом пересиливает себя и делает шаг в комнату, закрывая за собой дверь. — Если ты пришел справиться о моем здоровье, можешь себя не утруждать. Меня так просто не убить. Уже завтра будешь жалеть, что не вцепился мне пальцами в глотку. Если ты, конечно, не собираешься сделать это сейчас. — То есть, вариант адекватного поведения ты даже не рассматриваешь? Даби опускает голову и усмехается. Руки все еще подрагивают. Очень хочется расспросить Шигараки о всех чудовищах, скрывающихся в его сознании, но это как-то неуместно и, честно говоря, страшно. В голову ударяется что-то мягкое и шелестящее, падает на пол. Даби чуть поворачивается. Запечатанная упаковка стерильных бинтов. — Даже так… Мило. Удар бутылкой антисептика оказывается более ощутимым. Даби трет ушибленное место, но все шутки проглатывает. Не сейчас. В конце концов, акт милосердия от Шигараки — это что-то новенькое. Томуре все еще хочется провалиться сквозь землю, но он пересиливает себя и усаживается на стул. На безопасном расстоянии от парня, сидящего на полу. На языке крутятся очень много слов, режут небо, но Шигараки молчит. Пальцы нервно царапают шею. Запах крови так и не отмылся. Теперь Томуре просто чертовски, блять, плохо. В комнате все лампочки горят слишком ярко, и их хочется разбить. Как и собственную голову. Может, тогда она перестанет болеть. Он смотрит исподлобья, как Даби стягивает с руки импровизированную повязку. Кровь успела засохнуть и прилипнуть к ране, поэтому ткань приходится отдирать осторожно. Человеческая плоть куда сложнее поддается разрушению, чем остальные материалы, поэтому обошлось без непоправимых последствий. Хотя тот факт, что трещин, отходящих по коже от основной раны, стало как будто бы больше, несколько тревожит. Кое-где снова открылось кровотечение. Даби зажимает в губах сигарету и устраивает раненную руку на бедре, подложив ткань. Открыть упаковку с бинтом не так уж просто. — Ты рассказал Курогири? — Ага, позвонил и сказал что-то вроде «Многоуважаемый Курогири-сама, хочу сообщить Вам, что Ваш ебанутый на голову ребенок чуть на моих глазах не спрыгнул с девятого этажа, аргументируя сей суицидальный акт сомнительными игровыми терминами. Повлияйте на него сами, потому что мне за подобные мероприятия не платят, и объясните, что приличные люди тихонечко вскрываются в ванной, чтобы никому не мешать». — Даби кидает окурок в банку и поднимает взгляд на Шигараки, который явно подобного юмора не понимает. — Боже, ну что с лицом? Шучу я. Ничего я ему не говорил. И не собирался. Почему эти упаковки такие сложные? Проще сдохнуть от потери крови, чем открыть их. Слушай, я вообще не понимаю, что сейчас произошло, но очень надеюсь, что ты взрослый мальчик и сам разберешься. И не вздумай воспринимать мои слова про ванну как план действий. Бред какой-то. Даби откидывает в сторону разорванную упаковку. Ножниц под рукой тоже, конечно, нет. Совершенно дикие условия. Пальцы на правой руке едва гнутся от ноющей боли. Решив отложить проблемы перевязки, парень открывает зубами антисептик, чувствуя на языке горький вкус. Кажется, умереть от сепсиса было бы проще, чем позаботиться о своем здоровье. Щедро налив на рану антисептика, Даби тихо шипит и ругается сквозь зубы. Боль снова проходит импульсом во всему телу, растягивается сеткой. От этого становится дурно. Или от вновь начавшейся кровопотери. — Что ты, по-твоему, видел? — Это я тебя спрашивать должен, — бросает Даби, зажмуриваясь. — Дебильную попытку суицида? Притащи лучше ножницы. Томура хмурится, совершенно запутавшись в своих и чужих мыслях. Чуть помедлив, он сползает со стула и усаживается на пол. Даби удивленно наблюдает, как узловатые пальцы легко разматывают бинт, отрывают кусок и складывают в квадрат. Под обломанными ногтями запекшаяся кровь, но Даби не уверен, что это его. На шее хватает свежих царапин. Шигараки глаз не поднимает, натягивает на себя капюшон и скрывается за завесой волос. Но то, как он кусает губы, все равно видно. — Я не знаю, как еще назвать целенаправленную осознанную попытку упасть с девятого этажа на бетон. Но если я что-то неправильно понимаю, ты можешь мне объяснить. Я не очень умный. — Я не хочу умирааать, — протягивает Томура, заливая сложенный бинт антисептиком и передавая Даби. — Я просто устааал. Мне нужна была пауза. Ну знаешь… типааа… прекратить существовать на время. А потом начать сначала. Рестаарт. Мне очень нужно начать этот уровень сначала. — Что? Какой еще уровень? — качает головой Даби, прикладывая к руке бинт. — А, черт. Такое ощущение, что рана становится больше. Слушай, мы не в компьютерной игре. Тут нет уровней, боссов и кнопок паузы или перезагрузки. Жизнь так не работает. Если ты падаешь с девятого этажа, превращая свой череп в крошево, это уже навсегда. Нет запасных жизней, нет рестарта или последнего сохранения. Все. — Game over. — Нет, хуже, — фыркает Даби, щурясь. — Надгробие с надписью «Шигараки Томура — ебанутый на всю голову». Если надо будет — маркером от руки напишу, честное слово. — Вандал. — Псих. — Все равно моим надгробием никто не будет заниматься. — Ну, значит, никто не помешает мне сделать эту надпись, — легко отвечает Даби, вытряхивая очередную сигарету из пачки и закуривая. — Слушай, ты зачем, вообще, попытался сигануть с крыши прямо у меня на глазах? Это какая-то проверка? Ты был так уверен во мне, что я успею тебя спасти? Вообще-то, логичнее было бы предположить, что я бы просто наслаждался зрелищем. — Аааа… не говори чепухи. Я не хотел, чтобы ты меня спасал. Я не был в опасности. Я просто подумал… надо же кому-то вернуть мое тело в убежище. А тут ты… Иногда Шигараки хочется хорошенько ударить, чтобы выбить всю дурь из головы. — Ты, блять, серьезно? Еще скажи, что не прыгнул бы, если бы я не пришел, потому что некому было бы дотащить тело. — Возможно, я бы написал Тоге. — Боже. А ей-то за что такое счастье? «Привет, Тога. Забери через десять минут мой изувеченный труп под такой-то многоэтажкой. Спасибо. Буду должен». Ты точно больной на голову. Даби старается казаться злым и строгим, но его пробивает на нервный смех. Черт, с этого идиота действительно сталось бы написать что-то подобное. Мысль о том, что, возможно, если бы он не появился на крыше, Шигараки бы и не пытался ничего с собой делать, Даби упрямо отшвыривает в сторону. Еще чего не хватало. Он же сожрет сам себя за это. Томура молчит и крутит в руках бинт. Потом отматывает еще кусок и складывает в квадрат, заливает антисептиком. Первый насквозь пропитался кровью. Шигараки мерзко то ли от самого себя, то ли от запаха металла, дезинфекции и табака. И в его концепции мира все еще что-то не сходится, разваливается на части, утекает сквозь пальцы. С каждым бессонным днем, наполненным головной болью, раздражением и ноющим чувством собственной ненужности и неправильности думать становилось все сложнее. Неудивительно, если в его расчетах мировоззрения действительно закралась ошибка. Очередной баг системы. Даби накладывает новый компресс и пристально смотрит на затихшего Шигараки. Хочется стянуть с него раздражающий капюшон, но парень и так был слишком близок сегодня к тому, чтобы остаться без руки. Сигарета в пальцах все еще подрагивает. И вопросов слишком много, но все они — как шаги по минному полю. Все монстры прячутся где-то глубоко внутри сознания Томуры, и Даби не знает, стоит ли их вытягивать. Гораздо проще, конечно, было бы сейчас промолчать и больше никогда не поднимать эту тему, продолжать шутить и нарываться на стычки. Гораздо проще быть мудаком. Но мысль, что с такой позицией Даби рано или поздно сообщат, что Томура все-таки найден мертвым, отдается неприятным чувством где-то под ребрами. Да боже, он же даже не понимает, что творит. — Ладно, предположим, что смерть действительно не была твоей целью, — медленно кивает Даби, выдыхая дым в сторону. — Тогда чего ты хотел? Только давай без этого игрового слэнга про перезагрузку и паузу. Ни черта не понятно же. — Ааааа, я не знаю, — протягивает Шигараки, запрокидывая голову и тут же резко опуская. — Я просто… хотел прекратить функционировать и существовать на некоторое время. Недолго. А потом вернуться и решить, что делать дальше. Потому что сил моих больше нет на это все. — Ты же понимаешь, что это так не работает? — терпеливо повторяет Даби, стараясь не повышать голос. — Когда люди падают с девятого этажа — это навсегда. Когда их мозг остается на асфальте — это навсегда. Когда они умирают — это. На. Все. Гда. Все мысли про «временно не существовать» — это совершенная глупость. Даби еще долго хочется возмущаться на тему идиотизма идей Шигараки, но он замолкает. Смотрит в безжизненные глаза, чуть воспаленные, с яркой сеточкой кровеносных сосудов, и ему становится не по себе. Как будто в Шигараки Томуре уже что-то мертво, и при этом давно. Лежит в глубине ящика Пандоры, разлагается, отравляет не только его, но и окружающих. И ни черта он не понимает. Не понимает, что смерть — это навсегда, что себя нельзя поставить на паузу. Не понимает, что прекратить существовать и умереть — это одно и то же, что нет запасных жизней, как в компьютерной игре. Что там, за краем крыши, нет второго шанса, а есть только темнота. Пятилетние дети тоже не понимают, что смерть — это навсегда. — Ты идиот. Будешь еще пытаться? — Заткнииись. Видимо, нет. Тебя это волнует? Снова этот вопрос. На крыше Даби промолчал, не желая проигрывать. Если сказать «да» — проиграть Томуре. Если «нет» — самому себе. Даби не любит врать. Два: ноль. — Да, волнует. Брать реванш не хочется. Шигараки резко поднимает голову и смотрит с совершенно детским удивлением. В безжизненных глазах появляется замешательство. Слова Даби кажутся издевательством. Томуре хочется ощетиниться, защитить себя, потому что он уверен, что парень напротив сейчас, как обычно, самодовольно улыбнется и скажет, что это все шутка и ему плевать, что ему просто не нравится вид мозгов на асфальте, поэтому убивать себя лучше в ванной. Но проходит минута и даже, кажется, вторая, но ничего подобного не происходит. Обычно насмешливые голубые глаза кажутся невероятно спокойными, но не холодными. Даби курит медленно и смотрит прямо. Как будто все так и должно быть. Четыре утра, сигаретная дымка и разговоры о смерти, сидя на полу. Томуре слабо знакома концепция дружбы, но это, наверное, могло бы вписаться в нее. Снова становится тошно от собственных мыслей. Шигараки быстро опускает глаза. Какая же нелепость. Кому ты нужен? Это все вранье. Вранье. Но так хочется поверить. Нутро изрезано невысказанными словами так, что хоть кровью плюйся. А мысли путаются. — Дай сюда свою руку, — бормочет Шигараки, подвигаясь чуть ближе. — И молчи. Или я все-таки оторву тебе ее. Даби удивленно смотрит, как Томура, чуть судорожно, но достаточно ровно наматывает на раненную руку бинт. И усмехается, прячась за приложенной к губам сигаретой. Два: один. Игра становится интереснее. — Не делай так больше, ладно? Три: один, но да черт с ним. Томура на миг замирает, но быстро возвращается к наматыванию бинта, чуть спокойнее, стараясь нечаянно не поранить. Как же нелепо. Нелепо. Нелепо. — Ты даже не представляешь, как я устааал. — Расскажи, раз не представляю, — пожимает плечами Даби, откидывая голову назад, на кровать, и выдыхая дым в потолок. Кажется, кровопотеря дает о себе знать. Мир кружится и плывет, как после хорошей дозы алкоголя. Становится холодно. Томура долго молчит, и Даби уже начинает думать, что тот ничего рассказывать не собирается. Но бинт на руке плотно затягивается, и парень краем глаза видит, что Шигараки садится сбоку, тоже упираясь спиной в кровать, и подтягивает к себе колени. Капюшон скинут, но волосы все еще закрывают глаза. — Зачем рассказывать? — Потому что я попросил. Считай, это расплатой за мою руку. — Мудак. — Когда-нибудь ты привыкнешь. Томура снова замолкает. Даби шарит рукой сбоку и, не поворачиваясь, кидает окурок в банку. Хочется зажечь еще одну сигарету, но веки кажутся невероятно тяжелыми, и парень не уверен, что не отключится. Не стоит разводить пожароопасную ситуацию. Шигараки смотрит на него искоса. На свежих бинтах все равно выступают несколько пятнышек крови. Томура до ноющей боли проводит пальцами по шее, сдирая кожу ногтями. Он столько раз угрожал Даби, а сейчас хочется потыкать в него пальцем, потому что он слишком затихший с закрытыми глазами. Мало ли. — Я не понимаю, что мне делать дальше, — едва слышно шепчет Шигараки, утыкаясь лбом в колени. — И Учитель больше не даст мне совет. Разве я справлюсь сам? Я не знаю. Я никогдааа не был без него. Все мои планы всегда идут наперекосяк. Да и не хочууу я никаких планов. Я спаать хочу. Я несколько дней не спал. Голова девятые сутки болит тааак, будто в ней стекло перекатывается. Гудит и ноет. Как с этим спать? Никак. Не могу, ворочаюсь. Хоть вой. Устаал так. Все шутят, смеются, ничего их не волнует. Ты со своими прикооолами. Бесишь. А мне просто хочется прекратить существовать на время, чтобы отдохнуть. И чтобы голова не болела. Тогда можно было бы о чем-то думать, двигаться дальше. Это так сложно? Почему нельзя? Люди такие дурацкие. Курогири просит собраться, а как — не говорит. Как собраться? Я попытался, а ты говоришь, что так нельзя. А девять дней с головой, полной стекла и дерьмовых мыслей, можно? Как будто что-то пожирааает меня. Томура замолкает, зажимая ладонями рот. Слишком много. Слишком честно. Слишком не тому. Кто его просил об этом? Заткнись, Шигараки Томура. Кому ты нужен? Всем плевать. Ему плохо. Хочется отмотать время назад, начать заново, но… Жизнь не компьютерная игра. Окей. Даби с трудом заставляет себя открыть глаза и чуть поворачивается. От вида Шигараки, прячущего лицо в коленях и зажимающего себе рот руками, становится почему-то стыдно. Брошенный ребенок, совершенно не способный о себе позаботиться. И агрессивно не желающий, чтобы о нем заботились другие. Парень чуть шевелится и все-таки достает себе сигарету, медленно переваривая полученную информацию. Мир перед глазами все еще кружится и пытается убежать. Зато руки не дрожат. По-хорошему, стоило бы лечь спать. Девять дней. Даби выдыхает дым и на пальцах считает. Девять дней назад арестовали Все за Одного. Вот оно как… Слишком переживает. Слишком много пытается на себя взять. И, конечно, не справляется. Что здесь удивительного? Только вот, самому себе он это простить не может. — Ты кому-нибудь еще говорил об этом? — Аааа… Нет, конечно, — вздыхает Шигараки, поднимая голову. — Я не понимаю, почему тебе растрепался. Это такая херня. Можешь начинать издеваться. Как обычно. Отличный повод же. Я и сам знаю, что это жалко и смешноооо. — Да за кого ж ты меня принимаешь-то, — качает головой Даби. Он зажимает в зубах сигарету и кое-как поднимается на ноги. Мир почти ускользает из сознания, но парень удерживает его. Стягивает со стула свой рюкзак и что-то ищет там. — За конченого ублюдка, лишенного всякого намека на совесть. Мило. Даби усмехается. На такие импульсивные замечания даже злиться не хочется. В конце концов, после того количества дерьмовых шуток, которые в сторону Шигараки он отпустил, Томура имеет полное право на подобное мнение. — На, — произносит Даби, положа что-то Шигараки на макушку. — И расскажи завтра о своем состоянии Курогири. Он-то должен знать, что с тобой делать. Томура, злобно шипя, дергает головой. Движение отзывается новой порцией боли. На пол падает упаковка таблеток. — Это еще что? Отравить меня решил? — Ты совсем дурак? — устало отзывается Даби, пытаясь придумать, куда стряхнуть пепел. — Если бы я хотел, чтобы ты помер, я бы не держал тебя на краю крыши ценой своей руки. Это снотворное. Действенное. Только не переборщи. Не больше двух таблеток. — Зачем тебе снотворное? — хмурится Шигараки, крутя в пальцах упаковку и кидая недоверчивые косые взгляды на парня. — Давай не будем, окей? — просит Даби, аккуратно стряхивая пепел на какой-то магазинный чек. — Не один ты здесь пиздец как устал от жизни. Томура широко распахивает глаза, но тут же опускает взгляд, кусает губы. У Даби тоже есть свои чудовища в голове, только они не смотрят на мир через его голубые глаза и не пытаются жрать других людей. Они ждут. Просто ждут. Даби, в принципе, не так плох. Только не надо заглядывать глубоко. Даби харизматичный и нравится людям, и Томура, кажется, тоже на это ведется. — Спасибо. — Ты даже такие слова знаешь? Ух ты! Ну, тише-тише, прекрати пытаться меня пнуть. Я и так сегодня достаточно калека. Иди, лучше попробуй поспать. Может, голова станет меньше болеть. Шигараки, что-то бурча под нос, поднимается на ноги и с нарочитой демонстративностью ставит антисептик и бинты на стол. Он злится на слабую улыбку Даби, которую тот пытается скрыть ладонью. Он злится, что его руки все еще пахнут кровью. Он злится, что замерз, сидя на полу. Томура, вообще, готов все свои чувства обозвать злостью, лишь бы не путаться в них. Разбираться в оттенках слишком сложно. Уже в дверях Шигараки бросает: — Не сдохни, пожалуйста, во сне от потери крови. Пожалуйста? Даби смеется, но совсем беззлобно. И отбрасывает идею вести счет. Пусть будет ничья. — И тебе, Шигараки, доброй ночи. И не прыгай больше с крыш. Пожалуйста. Томура на миг замирает, чуть дергает плечами и поспешно уходит из комнаты, хлопнув дверью. Ничего не говорит, но Даби надеется, что был хоть немного услышан. Кинув рюкзак на пол, он кое-как переползает на кровать. Рука все еще ноет болью, но пальцами уже можно шевелить. Бывало и хуже. Гораздо хуже. Даби чешет бинты и на миг останавливается, с трудом поднимает руку над головой, чтобы рассмотреть повязку. — Чертов инфантил, — сонно вздыхает парень, аккуратно опуская руку и закрывая глаза ладонью. — Кто еще додумается завязывать бинты на такие бантики? Не держится же нефига. Но повязку Даби не трогает. Черт с ним.