Когда волк взвоет на луну

POV Астрид Не заметив, как потух огонь, я медленно, но уверенно провалилась в сон. Тягостные мысли одурманивали мою голову, обволакивали виски, вдалбливаясь в них острыми когтями. Я чувствовала себя разбитой, явная и непонятная мне агрессия Вильгельма пугала, я никогда не видела его таким. Черт знает, сколько мы уже сидим в Монреале, но эти дни кажутся вечностью. И ни разу в этой вечности я не поймала себя на мысли, что Вигго может быть недружелюбен к нам. Учитывая нашу первую встречу, я бы скорее решила, что его старший брат (имя которого я так и не запомнила) будет недобро смотреть на нас и при первой же возможности всадит пулю между лопаток, но теперь неявная опасность исходила от главаря охотников. А может, это всё бред моей опухшей от мыслей головы? И Вигго даже не думал, чтобы убивать кого-то из нас? Да, точно, это слишком радикальные и бессмысленные меры, ибо ему есть небольшая выгода от Иккинга. Да и от нашей команды есть прок, чего только стоит Роб и его познания в разных науках. Мой сон прервался также внезапно, как и начался. Я просто проснулась, ощущая, что вечер сменился утром, луна — солнцем, звезды — облаками. Неяркий дневной свет лился через окно, подобно водопаду, чья вода высекла дыру в огромной скале. В этом потоке кружили мелкие пылинки, словно танцуя легкий вальс. Я поднялась с холодного пола… Нет, подождите, это был не пол, а довольно мягкий, хоть уже и потертый диван, на котором лежала шкура мутанта, а вся я была замотана в красный, словно кровь, плед. Я попыталась стащить надоедливую плотную ткань с себя, что у меня получилось с трудом, кто-то явно перестарался, закутывая меня, словно мумию. Но, к счастью, я всё-таки смогла освободиться от тканевых оков, сковавших моё тело и мешавших передвижениям, и подошла к камину, в углях которого вчера растаял тонкий белый лист, на котором Вигго написал нечто неизвестное и в порыве злости спалил. Аккуратно коснувшись бледной рукой почерневшего дерева, я сразу отдернула её, словно боялась сгореть как тот обрывок бумаги в давно угасшем костре. На тонких девичьих пальцах остались черные отпечатки, казалось, словно горели не дрова, а именно они. Я шумно выдохнула. — Боже, не питай надежду, что ты там что-то найдешь, — но, словно противореча моим же словам, показался белый слегка обожжённый край листа. Я моментально уцепилась в него, резко выдергивая из пепла, желая до потери пульса узнать, что же было там написано. Скорее меня даже не так интересовал сам текст, как объяснение поведения Вильгельма. Я поймала себя на мысли, что беспокоюсь за него, хотелось как-то успокоить, утихомирить бурю в его душе, облегчить ношу, существование которой подвергалось мною под сомнение. Я взяла пожелтевший лист в руки, силясь разобрать что-то. Буду откровенной, у главаря отвратительный почерк, а учитывая, что лист горел в огне, да и написано всё было углем, то шанс разобрать хотя бы слово катастрофически быстро устремлялся к значению «ноль». — И так… — я нервно закусила губу, прожигая бумагу не хуже вчерашнего огня, таким заинтересованным и можно сказать пылким (во всех смыслах) казался мой взгляд. Первым словом, которое мне удалось прочесть, оказалось обыкновенное «ты», что вообще не меняло погоды. Это немного бесило. Дальше, к несчастью, всё было хуже, уголь поплыл и размазался, пришлось пропустить довольно много, видимо значимых, слов, так как и само послание было довольно кратким. Взгляд пробежался по строчкам и зацепился за второе разобранное мною слово «сгораю». Сказать, что это что-то мне дало — ничего не сказать. Абсолютный ноль в плане идей, но тут заметила за этим же словом другое, явно связанное с предыдущим: «в огне». — Ну логично, что не в воде, — хмыкнув, утвердительно произнесла я. Несуразица полная. Дальше, когда я небрежно коснулась пальцем слегка опаленной части текста, бумага посыпалась мелким пеплом на пол. Еще половину текста придется выкинуть. Опять сосредоточенно пробежавшись цепкими глазами по тексту, заметила словосочетание «…прекрасной лире». Из этого что-то вырисовывается: определенно это не деловой договор, приказ или заметки, которые как-либо связаны с охотниками, это больше смахивает на стих. Любовный стих. Скорее всего, главный герой сгорает от любви в огне, поет серенады под окном у барышни, играя на прекрасной лире. А это «ты»… Я, не заметив, прижала листок к груди, словно это стихотворение хоть как-то относилось ко мне. Почему-то внутри сердце выбивало чечетку, заходясь в гулком ритме, руки потеплели от одного только прикосновения к бумаге. Все слова, которые я знала, испарились, остались лишь «сгораю в огне», «прекрасной лире», «ты». — Кто же эта «ты»? — не задумываясь о громкости произнесенного, словно завороженная пропела я. Хотела было уже продолжить своё чтение запретного письма, будучи искушенной змеем, будто что-то навязывало мне читать дальше, присматриваться к каждой букве, к каждой незначительной закорючке, но мой слух резко уловил приближающиеся шаги. Быстро запихнув бумажку в карманы моих штанов, я развернулась в сторону странно смотрящего на меня главаря. — Что ты делала? — безапелляционно спросил Вильгельм. Его слова прозвучали, словно звон колокола, так отчетливо и ясно, но до оглушения громко. — Да, ничего особенного, — я погладила пальцами правой руки нежную кожу щек, а мужчина бросил на меня слегка суровый, но в то же время и оценивающий взгляд. Потом его глаза устремились к полу, прошлись вдоль камина и зациклились на маленькой горстке пепла. Его лицо приобрело тень заинтересованности, но прежняя строгость так и не сошла. Я чувствовала себя нашкодившим ребенком под взглядом этого мужчины. — Хорошо, выражусь конкретнее, — он вдохнул и тяжело выдохнул, казалось, словно я его чем-то раздражаю, испытываю нервы на прочность. — Что ты сейчас делала возле камина? Кровь отхлынула от лица и всех частей тела, а я чуть было не выпалила «грелась». Ну это был бы полный маразм — греться возле холодных углей. — Та, — я лихорадочно подыскивала ответ, — уголек хотела взять… Если бы было можно, я с такой силой сейчас бы хлопнула себя по лицу, всем фейспалмам бы фейспалм был. Но я сдержалась, пусть и моя левая рука слегка дрогнула в моментально заглушенном порыве. И это не укрылось от проницательных глаз Вигго. — Зачем? — с еще большими нотками заинтересованности в голосе спросил он. Его, видимо, сильно забавляла эта ситуация. Даже не она, а мои кривые и непонятные оправдания. — По-по-рисовать хотел-л-ла, — откуда только взялась эта дрожь в голосе, почему ноги стали ватными, куда делась моя уверенность? Кажется, он глушил во мне все силы противостоять ему же одним только взглядом бездонных карих глаз. Это пугало. Он опять выдохнул, повернув голову в сторону камина, подошел к нему и пробежался пальцами по кирпичной кладке, постукал по какому-то деревянному ящичку, подошел ближе… Его пальцы резко впились в мой подбородок, заставляя поднять опущенную голову и посмотреть в слегка озлобленные, но одновременно такие же спокойные глаза. Я взглянула в них, ощущая свою ничтожность, ощущая, что просто проваливаюсь в эту бездну, лечу и слышу биение его сердца, чувствую пульс в пальцах, которыми он держит мой подбородок. Очень сильные и острые ощущение. — Знаешь, Астрид, — неожиданно изрёк он, — ты мне очень сильно импонируешь, только давай без этой лжи, хорошо? Мне ни капли не нравится такого типа фарс. Я сглотнула. Две фразы. И он смог поставить меня на место. Понял, что лгу. Невероятная проницательность. — Я… — на выдохе произнося слова, посмотрела внимательно в его глаза. Безучастные, равнодушные. Хотя он бы сказал индифферентные. — Искала тот лист… Теперь он посмотрел на меня с шоком. В его глазах читался неподдельный испуг, но он тут же угас, его вытеснило нечто похожее на победное ликование. Я вообще удивлялась, как смогла хоть что-то разглядеть в этих двух базальтовых осколках тьмы. — Нашла? — его голос дрожал. Это вообще никак не было похоже на его поведение, он словно потерял маску той уверенности и спокойствия, которую до этого постоянно носил с собой. — Сгорел, — неожиданно уверенно и твердо прозвучали мои слова, я сама себе удивилась, и кивнула в сторону горстки пепла, — всё, что осталось. — Поверю, — он слегка ослабил хватку, но его лицо неожиданно приблизилось на расстояние спички от моего, слегка склонившись набок. Казалось, что еще секунда, и он носом дотронется до моей шеи чуть ниже уха. И да, я кожей ощущаю его размеренное дыхание, такое горячее, опаляющее всё тело, будоражащее нервы. Хотелось тотчас же обвить тонкими руками шею, прочувствовать все эти её мощные изгибы, провести ладонью по ямке между ключиц, ощутить все мышцы. Фантастическое желание, просто невозможно устоять, так хотелось прикоснуться хоть на секунду. Хотелось прощупать его бороду, узнать, насколько она колючая, встряхнуть его челку, зарыться пальцами в лес густых темно-коричневых волос, сжимать их до потери сознания. Поймала себя на мысли, что хочу изнасиловать его, даже не прибегая к половому акту. — Но давай только в следующий раз безо лжи, ладно? — прошептал он мне на ухо, выводя из транса. Я дернулась от неожиданности, это было как-то резко, пусть его слова были и шепотом, но отражались от стенок ушной раковины зверским шумом. Он отпустил мой подбородок, мне даже показалось, что он, отпуская, успел провести по нему указательным пальцем, словно пробуя на осязание мою кожу. Это было необычное ощущение. — Хм, — тот хмыкнул, осмотрев моё лицо. — У тебя след от угля на щеке. Вот тут. Я начала быстро бегать руками по коже, лихорадочно спрашивая «где?!», но Вильгельм только облизал большой палец и протер в нужном месте. Я опешила от такого. — Ты когда прикладывала руку к щеке, то оставила на ней след. Именно так я понял, что ты что-то искала в камине. Ну, еще горсть пепла тебя выдавала, — он взглянул на серенькое пятнышко на полу. — Дедуктивный метод еще никого не подводил. — Невероятно, — вслух произнесла я свои мысли, резко повернув голову в сторону камина и наткнувшись взглядом на деревянный ящичек, который больше напоминал шкатулку. У неё были резьбленные узоры, маленькие металлические ножки словно служили подставкой, а на месте замочной скважины красовалось скрупулезно сделанное человеческое сердце. Видны были все артерии, каждая камера, всё было проработано до мелочей. И теперь, окинув взглядом шкатулку, я поняла, что все эти узоры сплетаются в сеть тонких нитей, именуемых капиллярами, венами, артериями. Очень интересная и очень кропотливая работа. — Что там? — я коснулась железного и потемневшего сердца, провела рукой по тонким нитям капилляров. — Так красиво… — Там шрамы, — я удивленно взглянула на Вильгельма, думая, что ослышалась, но нет, он действительно сказал то, что я услышала. — Моя прошлая жизнь. Ушедшая жизнь. Я еще раз коснулась сердца, было ощущение, что оно забилось, ожило только от тепла моих продрогших холодных рук. — Что ты чувствуешь? — Оно бьется, — я прикрыла глаза, наслаждаясь моментом. Так отчетливо ощущала эти толчки холодного металла о руку, хоть всё это просто казалось мне. — Заставляешь сердце жить, — мужчина поднял один кирпич из кладки, под которым лежал маленький, но красивый ключик, на нем тоже было изображено сердце, хоть и не в таких деталях как на самой шкатулке, а маленькими, но невероятно красивыми буковками было выведено слово «Живи». Он сжал его в руках, ощущая, как впиваются его острые зубья в ладонь, после чего разжал руку, на которой выступила маленькая капелька крови. Потом он протянул ключик мне, позволяя открыть сердце. Я осторожно приняла его, осмотрев со всех сторон: действительно искусная работа мастера. Вставив ключ, я несколько раз провернула его до щелчка, после чего открыла шкатулку, на дне которой лежал какой-то лист, а под ним фотография. Я осторожно коснулась пальцами листа, доставая его из коробки. Это была грамота, которую присуждали за достижения в области химии. Я резко распахнула глаза, когда прочитала, кому её присуждали. — Так Вы… — я запнулась. — Надоедливые формальности… — пробубнил он. — Когда мы уже перейдем на «ты»? — Простите… То есть, прости… — мне было несколько непривычно к нему так обращаться. Всё-таки он внушал мне сильное уважение, я не могла беседовать с ним как с другом. Тут я вспомнила, как еле сдерживала себя, чтобы не обвить его шею. Противоречу сама себе. — Да, — четко молвил он. — Эту грамоту присудили мне в той самой лаборатории, где и произошел взрыв. Сложив два плюс два и, поразмышляв над сказанным минуту, я неожиданно для себя сделала вывод: — Так Вы… ты жил в Нью-Йорке? — я удивленно взглянула в бездну его глаз. Кажется, он обрадовался моей находчивости. — Прогресс, Астрид, — улыбнувшись, молвил мужчина. Несмотря, казалось, на безобидность фразы, она прозвучала несколько язвительно, я даже недовольно надулась. Теперь я точно похожа на курицу. А может индюка, Тор знает! — Выходит, ты ученый, — я задумчиво потерла подбородок, уже позабыв о своей обиде. А ведь действительно, Вигго был умен, раз смог организовать подле себя таких мародеров, могу поспорить, что среди них были и уголовники. Значит, Вигго имел авторитет не только среди интеллигентных слоев общества, но и среди такого прогнившего шара. Возможно, он был как-то связан с ними, хотя это полный бред. Никогда в жизни не поверю, что Вильгельм сидел хотя бы в обезьяннике, не говоря уже о камерах для опасных заключенных. — Да, я почти всю жизнь посвятил науке, вот только… — его взгляд скользнул по слегка обгоревшей фотографии. Печальный, скорбящий и душераздирающий взгляд. Было ощущение, что он всю боль вложил в него, стараясь передать это невербальным способом. Мне и самой было тоскливо только смотреть на него, его оборвавшаяся фраза хоть и не оглашала саму суть, но была и так понятна мне. Это больная тема для человечества. Если оно, конечно, не вымрет. Тогда уже нечему будет болеть. Вигго взял фотографию в руки, провел большим пальцем по ней, прикрыв глаза, словно ощущая то мгновение настоящей живой жизни. После он повернул её к моему лицу. Там была изображена счастливая и улыбающаяся семья, справа я смогла распознать Вильгельма, который имел короткую еле заметную щетину, его волосы были ухоженными, а не растрепанными. В правой руке он держал руку мальчика, а левой обнимал женщину за талию. Она была симпатичной: светло-русые волосы чуть выше лопаток, приятный легкий макияж, серо-голубые глаза были подчеркнуты густыми ресницами, что придавало женщине элегантного вида. И губы у неё были небольшими, но такими манящими, даже не смотря на отсутствие помады. А этот слегка вздернутый нос делал её выражение лица немного детским, но таким умиленным. — Это твоя жена… — утвердительно произнесла я. В этом не было сомнения. — Да, — подтвердил мужчина. — А этот мальчик — мой сын. Взгляд мой скользнул по маленькому детскому личику. Малышу было где-то три — четыре года. Волосы его были похожи на материнские, такие же русые. А вот глаза отцовские. Такие глубокие, понимающие, в них был виден целый океан мыслей, рассуждений, умозаключений. Умное выражение глаз.  — Они… погибли? — еле слышным шепотом спросила я. Было как-то неудобно это говорить, я боялась, что причиню ему еще большую боль. — Я не знаю… — неопределенно ответил мужчина. Ну да, я и сама не знала, выжили ли мои родители, в тот момент они находились на романтическом пикнике недалеко от Нью-Йорка. Маловероятно, но я всё ещё лелею эту угасающую изо дня в день надежду. Вигго вздохнул. Глубоко, протяжно, набирая воздух в свои легкие до предела, а затем, словно паровоз, выдохнул. Он старался таким образом привести себя в чувства, вернее убрать их. Хотел снова заполучить ту маску хладнокровия, которую хитростью выманил у него Локи. И у него получалось. — Ладно, — кашлянув в кулак, произнес он, завершая тем самым утро откровений. Он положил фотографию и грамоту в шкатулку, закрыл её и провернул ключ, а после хотел было уже положить его назад под кирпич, но я, заметив тонкую черную нить, которая была привязана к нему, спросила: — Этот ключ создан для того, чтобы носить его на шее, — рассуждала я вслух. — Почему же?.. — Сердце всегда должно быть открыто для новых людей, — он улыбнулся. Хотя это и была легкая улыбка, всего лишь слегка приподнятые уголки рта, но почему-то сердце мгновенно оттаяло, на душе потеплело, и захотелось резко упасть в объятия Вигго, занять то пустующее место в его шкатулке. Но я сдержалась. Нет, нужно соблюдать дистанцию, ведь я всё ещё люблю Иккинга. Люблю ведь? — Я вообще пришел, чтобы позвать тебя на арену, а мы тут с тобой начали откровенничать, — он почесал затылок. Было действительно немного неловко. — Арену? — переспросила я. Первый раз о таком слышу. — Да, мутантов, чьи шкуры не годятся для обработки или которые больны, мы отправляем на арену, где они сходятся в схватках. Это наше местное развлечение, мы на нем также зарабатываем. Это приносит удовольствие людям, пополняет наш совместный капитал, с помощью которого мы можем торговать с другими поселениями, и избавляет нас от мутантов. Три плюса, ноль минусов. Беспроигрышная стратегия. — Мудро, — кратко ответила я. — Когда начало? — Ну, учитывая факт того, что мы уже долго болтаем, то через… — Вигго начал быстро считать. Это я поняла по слегка приподнятому подбородку и щелкающим пальцам, с помощью которых он, видимо, как-то отмерял время. — Через полчаса. — Ладно, почему бы не согласиться? — рассуждала я вслух. Действительно, отвлечься от постапокалиптической суеты не помешает, учитывая, что за эту неделю я пережила достаточно стрессов. Вильгельм лишь кивнул головой в сторону выхода из его дома, а я спокойно последовала за ним, размеренно шагая. Находясь рядом возле него, всегда хотелось казаться идеальной, рассудительной, умной, в конце концов. Было нестерпимое желание хоть как-то соответствовать его образу, не выбиваться из него, возможно, даже подражать. Ибо я часто замечала на себе немного странные, озлобленные, а иногда даже удивленные взгляды других поселенцев, когда я и Вигго шли нога в ногу. Наверное, это была чистая зависть, потому что в основном эти пренебрежительные и злые взгляды исходили именно от женщин и девушек моего возраста и старше. Да оно и ясно, так как сам главарь в основном общался с людьми только по делу (в основном с мужчинами), а тут появилась какая-то нью-йоркская дура и, собрав все сливки, умостилась просто на Вильгельме. Хотя, в этом что-то определенно было, я ни разу не замечала, чтобы он флиртовал или делал какие-либо комплименты. Ну, не считая меня… Тут вспомнились все его слова, наш разговор во время охотничьего патруля, глубокомысленные рассуждения, то, как он спас Громгильду от разъярённых жителей, сегодняшние откровения… «Заставляешь сердце жить…», «…ты мне очень сильно импонируешь…», «Сердце всегда должно быть открыто для новых людей…». Эти его фразы будоражили все мои нервы, сердце начинало гулко ухать, по спине волнами пробегала дрожь. Его слова не сильно напоминают, но всё же являются комплиментами. И именно меня удостоили такой честью — услышать их. Я бегло взглянула на его ровную и сильную спину, пробежалась взглядом по мощным рукам, по талии, ногам. Весь он соответствовал образу борца, воина, руководителя. А кем была я? Девица с бледной, словно снег, кожей, тонкими пальцами, которые можно было сломать даже простым рукопожатием. Когда я последний раз тренировалась в нинджицу? Мне кажется, я забыла абсолютно все свои навыки, постоянно полагалась на кого-то. Пока мы шли до Монреаля, меня защищал Иккинг, спас от заражения, таскал на руках, засыпал возле меня. Теперь меня постоянно укрывает Вильгельм, пока Иккинг сам восстанавливается. Мне казалось, я постоянно водружаю себя и свои проблемы на плечи других, не могу сама за себя постоять. Не нравилось мне это всё, хотелось доказать всему поселению (ну, в первую очередь себе), что я не слаба, что я тоже чего-то могу, стою и что-то умею. И главное: мне не нужна чья-либо забота. Я докажу это. Спрошу у Иккинга, куда он ходил и где встретился с этим мутантом, пойду туда же и убью его. Отомщу за страдания своего друга. Ради близких мне людей. Ради себя. — Астрид? — пока я укрывалась в своих мыслях, уже строя наполеоновский план последующих действий, главарь безуспешно пытался вывести меня из транса. То махал рукой перед глазами, то слегка толкал в плечо, то говорил мне что-то. Где-то через пару минут его безуспешных попыток, я всё-таки вернулась в сознание. — А? — первое, что произнесла я. Боже, как неловко, здесь столько людей и все смотрят, как главарь пытается привести меня в чувства. Я кожей ощутила эти завидные взгляды, все они сверлили дыру в моей душе и теле. Но больше мне было стыдно за то, что я заставила Вильгельма так много внимания тратить на меня, подвергать свою репутацию. Это может сыграть с ним плохую шутку. — Прости, — я коснулась ледяными пальцами своего лба и с ужасом отметила, что он ещё более холодный. Немного затряслась. — Мороз, — проговорил он, снимая толстую шкуру с себя и накидывая ее поверх моих плеч. Это меня немного удивило, он оказывает знаки внимания, даже находясь среди людей. Вообще бесстрашный. А я вот нет, медленно обернулась в сторону тех злобно смотрящих на меня девиц. Они просто-таки побагровели от злости, на плотно сжатых кулаках выступили белые полумесяцы. Я сглотнула. «Нет, не выказывай страха, держи себя в руках, веди себя достойно рядом с ним. Ведь именно он тебя подпустил, а не их, гордись этим», — именно так говорил мне мой разум, но я почему-то вела себя как испуганная лань. Я вроде и не претендовала на благое расположение Вигго ко мне, но и не была против этого. Но мне абсолютно не хотелось из-за этого влипать в неприятности, я бы отдала им главаря со всеми потрохами, лишь бы они только оставили меня в покое. Вот такая я предательница. — Пойдем, займем свои места, — он указал на огромные ворота, возле которых толпились люди. Там находился пункт приёма, где все желающие посмотреть на бои выкладывали какую-нибудь плату: шкуры, оружие, драгоценности, книги. Стоимость билета, а точнее кровавой печати, которую ставили вместо пропуска, варьировалась, не было четких границ. Если ты принесешь чудесную шкуру дикого лиса-мутанта, то пропуск тебе обеспечен, а вот одна несчастная шкурка кролика уже не катит, тебе придется положить две таких, а может и больше. Но в основном стоимость зависела от программы боев, редкости самих животных, которые будут выступать и людей, которые будут с ними биться. Мы подошли к столу, игнорируя наличие очереди, а холодные взгляды так и впивались стальными кинжалами в мою спину. Я, повинуясь мольбам моего разума не оборачиваться, гордой походкой прошла мимо. Тем временем Вигго уже стоял около стола, общаясь с местным приёмником платы. — И да, кстати… — подойдя ближе к столу, услышала я. — Сегодня я буду не один, так что и ей ты тоже поставишь печать. — А плата? — робко спросил маленький мужичок, выглядывая из-под своих очков. — Бесплатно, — отрезал Вильгельм, протягивая руку. Тот взял печатку, мокнул её в слегка загустевшую кровь, а затем аккуратно коснулся тыльной стороны ладони главаря. На месте прикосновения появился рисунок дикого мутанта, а внизу подпись, которая, по всей видимости, принадлежала Вигго. Это была такая закорючка, что даже понять, откуда она начинается было проблемой, не говоря уже о том, чтобы попытаться повторить её. Я тоже осторожно протянула белую руку мужчине. Тот, словно завороженный, взял её и провел большим шершавым пальцем по моим костяшкам. — Какая у Вас нежная ко… — ледяной взгляд карих глаз слишком сильно испугал приёмника, из-за чего тот резко отдернул руку. — Простите… Он тут же взял печатку и быстро макнул её в кровь. Вильгельм мог, как внушать уважение и излучать доброту, так и пугать, вселяя страх. Это и помогало ему поддерживать людей в подчинении. Мужчина аккуратно коснулся холодной печатью моей кожи, из-за чего меня всю слегка обдало холодом. Я вздрогнула, но руку не отвела, позволяя оставить след. Когда печать убрали, то под ней оказался такой же отпечаток, как и на руке Вигго. Вот только на его загорелой ладони он был виден не так четко, а на моей белесой был словно на бумаге. Я убрала руку, осматривая её пристальным взглядом. — Пойдём, — тот указал рукой на ворота, за которыми постоянно скрывались люди. Перед вратами стояли два громилы, которые проверяли посетителей на наличие печати. Мы подошли к ним и молча продемонстрировали их, после чего прошли за ворота. Там было две лестницы: одна уходила вправо, другая — влево. — Видишь, — Вильгельм указал на какую-то большую лаву, на которой никто не сидел. — Это наше место, пройдем. Я зашагала вслед за Вильгельмом. Когда мы поднялись по лестнице, то я начала осматривать арену: ничего особенного или примечательного в ней не было. Лишь голые каменные стены, на которых остались следы от когтей мутантов, где-то даже отвалились небольшие камни и теперь лежали кучками на полу, над головой находились сплетенные цепи, которые не позволяли крылатым мутантам вылететь, а вокруг длинные лавы, на которых располагались зрители. Еще на арене были ворота, всего их было четыре, каждые из которых располагались от других на расстоянии дуги девяносто градусов. По всей видимости, оттуда и выходили противники, а учитывая количество ворот, их могло быть несколько. Я окинула взглядом лавы со зрителями, там сидели люди разного возраста: от малышей, которым было не больше пяти, до стариков, которым уже переваливало за шестьдесят. Удивительно, что некоторые особи доживают до такого внушительного возраста, хотя они становятся бременем на шеях молодого поколения, которое стремится развиваться, а не тянуть на своих плечах старцев. Я проходила по деревянной дорожке, удивляясь, как мутанты способные изрыгать пламя не спалили тут всё дотла. А ведь действительно, эти деревянные скрипящие жердочки загорятся даже от одной искры. — Вигго, скажи, а что насчет пожарной безопасности? — острые взгляды впились в меня, когда услышали, что я обращаюсь к главарю на «ты». Неприятное чувство. — Видишь те цепи? — он указал пальцем на «крышу», которая накрывала арену. — Они смазаны слюной эраптодона — самой огнестойкой слюной у мутантов. Именно она не пропускает пламя сквозь щели в цепях, её огнестойкость сравнится с вольфрамом. — Вау, — выдала я. Действительно впечатляет. — Твоя идея? — Чья ж ещё, — мужчина пожал плечами, искренне улыбнувшись. Мне нравилось это выражение лица, не притворное, а именно искреннее. Мы подошли к нашей лаве, которая отдаленно напоминала трон султана, на который я когда-то обратила внимание, проходя по истории тему Османской империи. Вот только здесь не было никаких особых излишеств, лишь красная шкура мутанта была устелена на ней. А ведь правда, Вигго не особо опекался какими-то драгоценностями, они больше служили ему как средство платы, чем красивые безделушки. — Присаживайся, — он подождал, пока сяду я сама, а после и сам присел. — Ты не голодна, жажду не испытываешь? — Спасибо, всё в порядке, — я улыбнулась ему, слегка прикрыв глаза от удовольствия. А всё-таки внимание приятно. Тут вдруг прозвучал громкий удар, словно ударили в гонг. Тот пронизал арену своим шумом, и все взгляды зрителей обратились в центр арены, яростно ожидая боев. — Дамы и Господа, — обратился к нам мужчина, стараясь перекричать шум на трибунах, — сегодня у нас необычные бои. В схватках сойдутся одни из сильнейших мутантов, а также на арене появится ваш любимый гладиатор — Дикарь! Все одобрительно закричали, некоторые уже выбрасывали свои шапки на арену (таким образом, человек, одетый в броню из шкур, сливается с окружением и мутанту тяжелее сосредоточиться и попасть по цели), а другие же кидали разные ценности (если гладиатор выживал, то он забирал помимо выигрыша еще и дары зрителей, на это у него есть всего несколько секунд). — А кто этот Дикарь? — я повернула голову в сторону Вигго. Он выглядел задумчивым. — Это вор, которого засудили за его проступки и отправили на арену. Вернее, я отправил. Если преступник выживает, то он оправдывает свою жизнь и получает свободу, а если умирает… Дальше и так было ясно. — То есть, все гладиаторы — преступники? — удивленно спросила я. — Нет, некоторые заключают договор: если они выживают, то получают там какой-то выигрыш. Чем больше боёв проведешь, тем больше получишь. Но вне зависимости от того, преступник ты или нет, все гладиаторы проживают в этакой тюрьме, где за каждым из них следят, чтобы не шалили. Вильгельм слегка нахмурил брови. Не смотря на то, что толпа обожала Дикаря, главарь не питал к нему добрых чувств. По всей видимости, это последний его бой, и если он победит… — Это точно его последний бой, — скрипнув зубами, прокомментировал он. — За что ты его так ненавидишь? — уточнила я его. Что-то было между этими двумя и отнюдь не хорошее. — Я подозреваю его в сотрудничестве с бандой «Изгоев». Это преступники из разных поселений, которые собрались в одну шайку, и бегают как шакалы, выискивая слабые места у других. Их ещё могут называть рейдерами, ибо те часто нападают на нас и остальных. — Удачно? — Еще ни разу не сломили защиту. — Поэтому-то ты и не хочешь, чтобы он выжил? — уточнила я. — Боишься, что после он уйдет, присоединится к этой банде и выдаст всё о поселении? Вильгельм утвердительно качнул головой. Его опасения были ясны, но правосудие есть правосудие, если этот Дикарь достоин жизни, тогда его нужно будет отпустить. Тем временем проходили все организационные моменты, уже начали вывозить из противоположных ворот клетки, в которых сидели злобные мутанты. Через решетку трудно было определить, кто это был, но когда их выпустили, то я сразу подметила ярко-оранжевого монстра: у него было четыре огромных крыла, которыми он постоянно помахивал, словно разминая, длинный хвост и довольно плоское брюхо. — А что это за мутант? — уточнила я, удивленно рассматривая чудовище. Такого огромного, да еще и четырехкрылого монстра мне не доводилось видеть. — Пеплохвост, — мгновенно отвечает главарь, с не меньшим интересом осматривая мутанта. — Это редкий экземпляр, встречается ближе к островам, где-то в районе Кубы или же Бермуд. — Подожди, — тут же перебиваю я. — Неужели ты хочешь сказать, что мутация… — Да, она уже и туда добралась. Я с тоской поглядываю на арену, в гневе сжимая шкуру, которую накинул мне на плечи Вигго. Взгляд мой устремляется в небо, всё-таки этот мир обречен на погибель или же такое существование. Это всё зависит только от последующих действий человечества. Дикий рев, который пронизал мои уши, заставил вернуться в реальность и в кои-то веки обратить внимание на арену, по которой вышагивал грозной поступью другой не менее опасный мутант. Я пригляделась. Мощные изгибы, длинный чешуйчатый хвост, дикие почти змеиные глаза и мощные передние лапы зверя. — Узнаешь? — Вильгельм поворачивает голову в мою сторону, ожидая моей реакции. И вдруг меня осеняет. — Очень похож на мою Громгильду… — словно не веря своим глазам, я всматриваюсь в животное, боясь предположить, что на арене именно моя кошка. — Не волнуйся, — теплая ладонь согревает моё продрогшее плечо, я вздрагиваю только от одного касания к нему. — Громгильда сидит в клетке, это другой мутант. Но он тоже относится к классу змеевиков. — А, это те млекопитающие, которые были подвержены воздействию мутации вместе с ДНК змеи… — Да. Таких много, в этих краях развелось приличное количество этих чешуйчатых, а кошки, а иногда собаки охотятся на них. И часто, съедая подобную змею, которая спокойно переносит на своей чешуе мутацию, они мутируют и становятся страшными и весьма опасными зверьми. Но такие мутанты не редкость, — я заметила, что взгляд Вигго не особо интересует тот зеленоватый змеевик, а наоборот — его противник. И действительно, было сразу ясно, что этот ужасающий пеплохвост многократно превосходит по силе своего оппонента. И именно это вводило в ступор главаря. — Мне крайне интересно, кто отправил его сюда, — сверкнув своими темными глазами, он повернул голову влево, встретившись глазами с другим мужчиной, который в момент ока попытался скрыться. — Даже слишком. Тем временем на арене разгоралась драка двух чудовищ. Я не много знаю о пеплохвостах, в книге Борка о них мало упоминается, но то, что они способны видеть на триста шестьдесят градусов и выпускать огонь из всех частей тела это я помнила. Также там упоминалось, что это мутанты, которые когда-то были саламандрами. Красно-оранжевый мутант недовольно бил хвостом по арене. Явно у него сегодня было не лучшее настроение для сражений, но его сон уже потревожили, а значит нужно мстить. И неважно кому. Змеевик же испуганно бегал глазами, этот шум и гам с трибун сильно дезориентировал его. Он в страхе напрягся, заставляя шипы, которые были на хвосте, подняться и приготовиться к обороне. Шерсть на загривке тоже встала дыбом, огромные клыки показались из пасти. Но это ничуть не напрягло пеплохвоста, он уверенно зашагал в сторону змеевика, что еще больше испугало животное. Мутант вскарабкался по стене и уцепился когтями за цепи, ожидая действий саламандры. Только сейчас я заметила, что крыло кошки разорвано и это затрудняло ей возможность летать. А четырехкрылое чудище, казалось, чувствует себя как рыба в воде. Лениво он раззявил пасть, пуская в кошку огненный залп. Такая неторопливость несколько наскучила зрителям. Пеплохвост постоянно нападал, а змеевик в свою очередь постоянно уклонялся от ударов. Организаторы тоже заметили такую вялую активность животных, поэтому решили скрасить представление появлением человека. Почти выпихав его сквозь ворота на арену, появился гладиатор. Его колени заметно дрожали, на голове был лишь небольшой шлем, который больше мешал, чем защищал от повреждений. В руках тот держал какой-то меч, которому явно уделяли мало внимания и отнюдь не ухаживали. Такой зубочисткой разве что в своих зубах колупаться. Зрители на секунду замерли, пытаясь узнать этого чудака, который явно шел на верную гибель, и сразу же громко рассмеялись, а некоторые недовольно гудели на парня. — Это Амо́с — человеческий отброс! — громко кричали с трибун. — Не понимаю, за что они его так ненавидят? — я повернула голову в сторону Вигго, который питал ноль эмоций к происходящему. — Он трусливый, бои с ним крайне скучные. Обычно он сражается с какой-нибудь мелочью вроде Жутей, да и им иногда уступает, — пояснил Вильгельм. — Скорее всего, организаторы решили от него избавиться. На секунду мутанты повернули головы в сторону новоприбывшего Амоса. Тот нервно сглотнул и выставил вперед меч, стараясь отгородить себя от мутантов. В глазах животных блеснул недобрый огонек, со рта начала капать слюна, а голод в глазах говорил только об одном: им давно пора подкрепиться. В один прыжок змеевик настиг парня, но сзади его за хвост ухватил другой мутант. Рыкнув от боли, монстр растопырил свои шипы, которые сильно впились в язык, десна и нёбо саламандры, изо рта брызнула кровь. Дико рыкнув, он запрыгнул на спину кошки, ухватив ту за загривок и с силой начал трусить своей головой, просто-таки отрывая куски кожи вместе с шерстью и чешуей от вопящего змеевика. Монстр резко поднял хвост с шипами, направив в оседлавшего его пеплохвоста, и мгновенно выпустил в спину чудовища около десятка ядовитых шипов. Свалившись от терзающей боли на землю, саламандра еле дышала, ощущая, как пульсирует израненная спина. На арене появились первые лужи крови мутантов, кое-где виднелись клоки шерсти вместе с кожей. Змеевик грозно рыкнул, взмахнул своими крыльями и в прыжке выпустил раскаленный огонь в голову пеплохвоста, целясь ему в глаза. Но, увы, тот промахнулся, так как мутант успел закрыться одним крылом. Легкий дымок поднимался вверх, было видно, как огнестойкая жидкость животных потихоньку испаряется, оставляя открытыми их самые незащищенные места. Переступив с лапы на лапу, саламандра взмыла в воздух, пуская по всей территории арены огненные залпы, которые из-за своей мощности и частоты просто слились в один большой огненный вихрь. Всем зрителям резко стало жарко, даже слюна эраптодона еле выдерживала такую мощь. Змеевик во все горло ревел, ощущая, как горит его шерсть и жжет недавняя рана. Когда же пеплохвост поутих, то сразу же кинулся и впился клыками в брюхо мутанта, вырывая из него все внутренние органы. Змеевик вопил до тех пор, пока мощные челюсти мутанта не сомкнулись на его шее, раздавливая все кости внутри. На секунду мутант захлебнулся кровью, его глаза стали стеклянными, а голова безвольно упала на пыльный и забрызганный кровью пол арены. Победивший в схватке мутант пару раз оторвал от другого куски его плоти, жадно глотая, но наполненное мутацией мясо отвратительно горчило и было до жути соленым, из-за чего пеплохвост перевел взгляд на дрожащего возле ворот Амоса. Парень знал, что это его конец, да и все сидящие на трибунах только и мечтали, что увидеть его смерть. Голод сжал желудок мутанта, он в прыжке настиг гладиатора, пригвоздив того к стене. Не успел он даже завопить от боли, как пеплохвост в мгновение ока оторвал бедняге голову. Разламывая большими клыками череп, тот с легкостью его проглотил, облизнувшись. Вкус не соленой и не горчащей крови будоражил рецепторы пеплохвоста, захотелось откусить еще и еще. Схватив уже труп Амоса за плечо, тот оторвал приличный кусок мыса, вырывая руку вместе с ключицей и лопаткой. Некоторые зрители, которые явно не были готовы к такому (в большинстве своём это были дети или же старики), еле сдерживали подступающую рвоту, другие же вжимались в лавы арены ближе к людям, словно боялись, что такое же может произойти и с ними. Я же была шокирована. Иккинг говорил, что он сражался с мутантом, та и не просто каким-то обыкновенным чудищем, а с Ночной Фурией. Меня до сих пор брала дрожь, когда я осознавала, что с ним могло случиться такое же, как с этим бедолагой. А ведь он до сих пор жив, хотя его нога и сломана, а сам он подвергся воздействию DEX-12. Тут я вспомнила, как хотела пойти к этому мутанту и отомстить за Иккинга. Что-то энтузиазма во мне поубавилось… — Красавец, — услышала я рядом возле себя и повернула голову в сторону звука. На лице Вигго была странная улыбка, но было ясно, что он доволен боем. Казалось, его восхищает кровожадность мутанта. — Но я все равно не понимаю… — Что именно? — робко спросила я, боясь как-то разозлить главаря. Ну, мало ли, вдруг это такая очевидная истина, а я тут лезу со своими вопросами. — Даже с такого расстояния я вижу, что его шкура в отличном состоянии, поэтому и не понимаю, что он здесь делает. Я снова обратила внимание на арену. Да, действительно, шкура животного казалась идеальной даже после боя, хотя из него и торчали огромные шипы змеевика. На секунду я обратила внимание на то, что нигде нет трупа Амоса. Или же его уже съел мутант, или же его забрали с арены. Но хотя последний вариант маловероятен, так как туша погибшего змеевика всё еще лежала на арене. Да и вряд ли пеплохвост так по-дружески согласился бы отдать свою добычу. Вскоре на арену выпустили еще одного монстра. Огромное синее чудовище с рыжими пятнами на боках и булавой на конце его хвоста. Большие рога были немного закручены и чем-то напоминали рога буйвола. Я внимательнее пригляделась, узнавая в этом животном вострозуба — мутанта из класса «Камнееды», который когда-то был коровой. Но, не смотря на то, что якобы он должен быть исключительно травоядным, он не прочь полакомиться и мясом. Желтоглазое чудовище зарычало на слегка удивленного пеплохвоста. В отличие от предыдущего боя, этот продлился дольше. Всё еще голодная саламандра с радостью набросилась на вострозуба, который был более пригоден для пищи. Завязалась долгая драка, в которой последний неоднократно успел зарядить пеплохвосту в морду булавой, оставляя кровавый отпечаток на ней. Но в итоге сильные залпы монстра смогли убить, казалось, неприступного вострозуба. Голодное чудище впилось в его увесистое брюхо, жадно глотая уже не столь соленое мясо. — А теперь… — послышался громогласный голос судьи, который на секунду прервал шум с трибун, даже жующий пеплохвост поднял голову и посмотрел в сторону мужчины. — Дамы и господа, встречайте! Неповторимый гладиатор Дикарь! Послышались громкие вопли, шум на трибунах стал громче, все вокруг гудели, ожидая, когда мужчина выйдет на арену и задаст хорошую трепку этому пеплохвосту. И вот показался он: широкоплечий, среднего роста, с длинными и большими усами и небольшой бородой. На голове был шлем с рогами вострозуба и его клыками, одет он был в кольчугу и наплечники, спереди кожаный нагрудник, который неоднократно подвергался воздействию пламени мутантов. А в руках у него был простой, но довольно острый железный меч. Он пару раз провернул его в руках, рассекая клинком воздух, из-за чего привлек внимание чудовища. Оно сверкнуло своими глазами, медленно приближаясь и изучая своего следующего противника. Но Дикарь, оправдывая свою кличку, без раздумий бросился на монстра. В глазах его горело лишь одно желание: убить и получить кровью заработанную свободу. Не ожидавший такой реакции мутант отпрыгнул в сторону, нацеливая на противника хвост с огнем. Секунда, и вот уже пламя летит в сторону бушующего Дикаря. Но, словно пребывая в замедленной съемке, мужчина резко сворачивает в сторону и уходит с линии огня, продолжая дико кричать и нестись с мечом на мутанта. Пеплохвост недовольно ударяет хвостом о землю, явно разочарованный столь позорным для него промахом и, решив больше не церемониться, а перейти в ближний бой, расправляет крылья и в половину прыжка настигает гладиатора. Его большие ноздри раздуваются от бушующей внутри мутанта ярости, когда Дикарь, воспользовавшись столь удобным моментом, делает ловкий кувырок назад и прямо-таки выскальзывает из клыков зверя, сомкнувшихся на пропахшем кровью воздухе. Пеплохвост начинает сильнее бушевать, пуская неконтролируемые огненные залпы в свою цель, что так её и не настигают. Когда же чудище решает пригвоздить жертву к стене с помощью хвоста, то заносит его, готовясь для прицельного удара, но Дикарь ловко разрубает хвост зверя, когда тот резко ударяет им, подобно хлысту. Внушительных размеров кусок его плоти с характерным звуком падает на пол арены и воспламеняется. Зверь кричит, словно ему отрубили не хвост, а вытянули сквозь горло позвоночник. Не ожидавший того, что хвост загорится ярким и всепожирающим пламенем, Дикарь сильно обжегся, из-за чего его правая рука безвольным куском мяса повисла вдоль тела. — Тварь! — заорал он, подхватывая левой рукой воткнутый в землю меч, и с разгону кидается с ним на мутанта. Зверь учуял опасность и решил, что отступить будет неплохой идеей, вот только слишком поздно это сообразил, когда обрубок его лапы уже лежал на земле, а из новой раны буйным потоком хлынула кровь. Не выдержав такого издевательства и наглости, мутант с силой вцепляется острыми зубами в правую руку Дикаря, а уже через секунду швыряет опешившего от происходящего мужчину в стену. Послышался громкий хруст позвоночника гладиатора, он закричал на всю арену, оглушая своим зверским басом всех зрителей на трибунах. Довольный своей очередной победой пеплохвост прыгает на мужчину и с радостным выражением морды начинает хрустеть его правой рукой. Гладиатор же чуть было не потерял сознание от болевого шока, но не успел: челюсти зверя сомкнулись на его черепе быстрее, чем он погрузился в небытие. Издав протяжный и наполненный болью крик, Дикарь мертвой куклой повис в пасти саламандры, которая, подобно комодскому варану, заглатывала его полностью, не тратя времени на расчленение уже мертвой тушки. — О, Тор… — непроизвольно вырвалось из меня, когда я попыталась отвернуться от арены. — Этот мутант непревзойдённый убийца. А эти глаза… И правда, глаза, которыми мутант обводил арену, сверля каждого зрителя своим хищным взглядом, выражали только одно желание: убивать. Один мальчик, со смесью страха и интереса наблюдавший это действо, подобрался чуть ближе к арене и схватился за переплёт цепей, накрывавших её куполом. И этим не побоялся воспользоваться мутант. Резко подпрыгнув, он схватился длинными когтями за цепи и, словно змея, пополз по ним. Не успевший отойти малыш, которому на вид было года три — четыре, в безмолвном крике выпал на арену, когда мощная лапа пеплохвоста швырнула его туда. Под малышом поплыла небольшая лужица крови, а сам он еле смог поднять голову и взглянуть на ухмыляющегося мутанта. Из его рта текла небольшая струйка крови, а корпус, на котором виднелись следы когтей, нещадно кровоточил, смешивая алую жидкость с пеплом и грязью арены. — Брант! — воскликнула какая-то женщина, вцепившись руками в купол. Мужчины же подскочили к ней, хватая за руки и не позволяя выйти на арену, чтобы защитить ребенка. Другие же, что наблюдали за происходящим, душили внутри себя отчаянные порывы броситься на помощь ребенку, судьба которого явно решила поиздеваться над малышом. Они понимали, что от их присутствия рядом с мальчиком ничего не изменится, разве что пеплохвост сегодня явно наестся до отвала. Будь даже их там с несколько десятков, в закрытом пространстве, где под ногами расплывались скользкие лужи крови, они будут только мешать друг другу и полягут на этой арене. Поэтому все охотники решили обойтись малой кровью невинного ребенка, чем жертвовать своими жизнями понапрасну. Я же судорожно сглотнула и попыталась отвести взгляд: настолько прискорбно мне было смотреть на эти бездействия со стороны других людей. Но не успела я и закрыть глаза, как почувствовала, что Вигго, до этого мирно сидевший на лаве, поднялся и схватил рядом стоящий в ножнах огромный меч. Его лицо исказилось в гневе, на нём заиграли желваки, а гордые плечи напряглись. На руках, сжимающих меч, выступили посиневшие вены, и он быстро, насколько это было возможно, проскользнул между щелью в цепях и спрыгнул на каменный пол, привлекая внимание уже навострившего свои клыки на ребенка зверя. Тот не ожидал, что после увиденного кто-то осмелится ступить ещё раз на этот забрызганный кровью пол арены. — Ну что, тварь? — надменно обратился к монстру Вигго. — Потанцуем? Саламандра оскалилась, демонстрируя ряд уже не таких белоснежных зубов. Вильгельма, казалось, это ни капли не смутило, он только с напускным интересом проверил остроту меча, который недавно вытащил из ножен, что теперь смирно покоились за его спиной. Мальчик же, до этого лежавший подобно безвольной кукле, со скрежетом в зубах поднялся и вытащил небольшого размера нечто блестящее. Этим блестящим оказался острый кинжал. — Спрячься! — рыкнул Вильгельм, тоже заприметив агрессивно настроенного ребенка. Но Брант, словно не услышав приказа старшего, сделал небольшой полукруг и встал позади пыхтящего адским пламенем пеплохвоста. Когда же малыш полоснул обрубок его хвоста, то тот взревел и резко развернулся к нему, держа наготове лапу с когтями. Не успел малыш отойти, как мутант уже готов был нанести смертельный удар, но Вигго быстро, подобно молнии, занёс меч над его лапой и с силой разрубил её чуть выше локтевого сустава зверя. Не устояв на одном-единственном обрубке лапы, зверь плюхнулся на пузо и проехался по полу арены. Оказавшись прямо у ног ребенка, он резко ощутил невероятную боль, пронзившую его глаза: мальчик равнодушно вонзил кинжал по самую рукоять и начал вращать им, превращая глазные яблоки в кровавое месиво, словно орудовал блендером. Вигго взмахнул мечом, закинул его повыше в воздух и, схватив в полёте, подпрыгнул и вонзил в голову зверя, кроша череп вместе с плотно сжатыми зубами монстра. Кровь, что брызнула из его головы, запачкала не только пол арены, но и лицо мальчика, и броню охотника. Вильгельм оглядел свой окровавленный меч, а после перевел взгляд холодных карих глаз на ребенка. Он смотрел на него с не меньшим вызовом своих темно-зеленых глаз, белобрысая чёлка была вся в крови и пыли, из-за чего волосы его приобрели смуглый оттенок. Подойдя, главарь присел на корточки, изучая лицо малыша. — Молодец, — он потрепал его по блондинистой шевелюре. — Не испугался. Хвалю. Как зовут? — Брант Ингерман. — Обязательно вручу тебе медаль. Когда-нибудь, — он улыбнулся и зашарил руками в районе своих штанов, отстёгивая ножны с каким-то кинжалом. — Дарю. Мальчик неуверенно принял то, что ему предлагал мужчина, и вытянул из ножен красивый кинжал с искусной резьбой по металлу. Рукоять была сделана из палладия, а по ней сплетались тонкие узоры из лазурита. Они превращались в голубовато-синего оттенка кошку, с огромными клыками, подобно тем, что имел убитый ранее пеплохвост. — С-спа-а-сибо, — неуверенно протянул паренёк, со скрытым восторгом рассматривая оружие. В сравнении с его дешевым железным кинжалом, который достался ему от отца, этот многократно превосходил его. Да и как можно сравнивать обрубок металла с искусной работой мастера? — Вы очень похожи на моего папу… Вигго вздрогнул, услышав подобную реплику. Малыш же смотрел на него с каким-то невыраженным восторгом, благодарностью и спокойствием. — Для меня всё поселение как родные, — усмехнулся главарь и подхватил на руки ребенка. Мальчик слегка опешил от такого поведения незнакомого мужчины и хотел уже было вырваться или прочертить длинную линию кинжалом по его шее, но не успел, так как бережные руки главаря охотников уже ставили его на пол рядом с матерью. Женщина тут же кинулась к Бранту, обнимая его и целуя в замурзанную щёку, а слёзы непрерывным потоком лились из глаз. — Сыночек! Дорогой мой! — после каждой реплики следовали поцелуи. — Родной мой! — Мам, прекрати, не позорь меня, — прошипел малыш, отталкивая мать от себя. Женщина недовольно сверкнула глазами в сторону сына, а после перевела полный благодарности взгляд на Вигго. — Спасибо, Вильгельм! Спасибо! Я так боялась, никто даже не дернулся, когда мой малыш свалился на арену, а Вы спасли! Спасибо! — женщина хотела тоже поцеловать мужчину в щёку, но тот отстранился, сказав сухое: — Пожалуйста. За моей спиной послышалось шушуканье, люди начали перешептываться и о чём-то разговаривать, а я услышала только одну реплику: — Ну, конечно. Он же только с этой нью-йоркской шлюхой сосётся. Я застыла, боясь пошевелиться. Спину полоснули ледяным ножом из взглядов зрителей, обращенных ко мне. Такого презрения мне ещё не доводилось ощущать, столь негативное отношение к моей персоне я впервые чувствовала в этой проклятой всеми Богами жизни. Вигго же, выслушав слова благодарности и уверив всех, что они того не стоили, вернулся ко мне, безмятежно усевшись на лаву. — Вильгельм… — неуверенно протянула я. — М? — Скажи, — пытаясь не обращать внимания на всё ещё ядовитые взгляды и слова за спиной, я хотела задать интересующий меня вопрос. — Почему никто не выстрелил в мутанта? — Ты про гладиаторов или про зрителей во время инцидента? — Про всех. — Гладиаторам запрещено использовать огнестрельное оружие во время боёв. Только холодное. А по поводу зрителей, — он перевёл взгляд на какого-то мужчину, который опять поспешил скрыться, — это бесполезно. Кожа пеплохвостов невероятно пружинистая, пуля бы просто сделала рикошет от него и врезалась если не в стену, то в людей. А это, как ты понимаешь, неблагоприятный исход. На некоторое время повисло молчание не только между нами, но и на всей арене. Но это продлилось недолго, так как все резко загалдели, прославляя и благодаря Вигго. «Слава главарю!», «Не зря он наш лидер!», «Спасибо Вам!», — кричали со всех трибун. — Дамы и Господа! — снова обратился мужчина, выйдя на арену и держа в руках громкоговоритель. — Сегодня вы имели честь наблюдать за боями самых свирепых из мутантов. Спасибо всем за внимание! Объявляю бои оконченными! Зрители потихоньку зашевелились, выходя из ворот и позволяя охране стереть кровавую уже присохшую к коже печать ледяной водой. Мы с Вигго какое-то время сидели на лаве, ожидая, когда толпа немного рассосется, а после уже и сами встали и вышли за пределы арены. Когда ледяная вода коснулась кожи, я зашипела, словно мне её разрезали тем самым острым кинжалом, который Вильгельм подарил Бранту. Я сжала зубы и сдавленно зашипела. Когда я опустила руку, то почувствовала чьи-то тёплые пальцы, сковавшие в плен мои. Они были теплыми, даже горячими, их тепло будоражило нервы. Я перевела недоумённый взгляд на главаря. — Ты очень сильно замёрзла, — отчеканил он. — Пойдём, я знаю, чем можно тебя согреть. Я подчинилась ему, проследовав за его высокой фигурой. Вильгельма это немного разозлило, так как он резко остановился и с немым укором уставился на меня, идущую сзади. — Астрид, — выдохнул он, и клубочки пара скопились над его лицом, согревая морозный воздух. — Будешь тянуться за мной шлейфом, и я возьму тебя за руку. Это была весьма странная угроза, но при этом легко воплощаемая в жизнь. А лишние слухи и сплетни мне были ни к чему. Поэтому я покорно поравнялась с ним, шаркая своими ботинками землю и смотря точно под ноги. Мелкие камушки шуршали под ногами, иногда я пинала их носками, наблюдая за тем, как они катятся по песчаной дороге. Мы достаточно быстро приближались к рынку. Это я поняла по голосам зазывающих торговцев и покупателей, запаху еды и алкоголя, а также по виднеющейся впереди асфальтированной дороге. Мы вышли к ней, шагая вдоль всех людей и лавок. Спустя несколько минут остановились около небольшого ларька, из которого приятно пахло чаем и моим нелюбимым кофе. — Привет, Альфред, — он протянул руку улыбающемуся черноглазому мужчине, который в ответ пожал её с лучезарной улыбкой. — Приготовь, пожалуйста, одну чашку крепкого кофе и мятного чая. Я всё-таки решила поднять взгляд и разглядеть то, куда мы пришли. Это была небольшая лавка, в которой мужчина в тёмном костюме и с шапкой на голове готовил различные горячительные напитки, включая алкогольные. В его котелке варился с разными пряностями глинтвейн, сзади на полочках стояли разнообразные пакетированные и заварные чаи, а также упаковки кофе. Их нечасто находили в различных продуктовых магазинах, именно поэтому те высоко ценились среди простого народа, любящего насладиться приятными частицами цивилизованной жизни. Я вдохнула полной грудью, ощущая тепло, исходящее от огня под котелком. Вильгельм держал в руках две неаккуратные деревянные чашки. Над ними скапливались клубы пара, я чувствовала приятный аромат мяты. Приняв чашку, Вильгельм, расплатившись, повёл нас куда-то в сторону его дома. По дороге мы пили каждый свой напиток, и я невольно задалась вопросом, а почему именно мятный чай. Не выдержав давления собственных домыслов на мозг, я решилась спросить: — Вигго, скажи, а почему ты взял для меня именно мятный чай? — Я заметил, что ты слишком переволновалась из-за того инцидента, поэтому решил взять что-нибудь, что тебя успокоит. Кофе бодрит, к тому же ты его не любишь. Я утвердительно кивнула и снова присосалась губами к чаю. Его вкус был очень приятным, ощущение тепла мгновенно распространялось по телу. Через несколько мгновений мы уже заходили в дом главаря, который стал и для меня временным приютом. Он поставил чашку с недопитым напитком на свой стол, а сам уселся на стул, устало откинув голову на его спинку. Слипшиеся потные пряди были в крови, руки пребывали в похожем состоянии, не говоря уже об одежде. Он достал из стола какую-то тряпку, вынул из ножен меч и начал тщательно его протирать, словно хотел до блеска в лезвии отполировать оружие. Я подошла к котлу, который стоял в камине, а внутри него было немного теплой воды. Подхватив висящее на гвозде полотенце и обмокнув его в воде, я подошла к Вильгельму и сама стала вытирать его запотевшее лицо и руки. Он лишь удивленно вскинул брови, но через мгновение уже прикрывал свои глаза в наслаждении. Я аккуратно вытерла капельки крови, которые ещё не успели застыть на его лбу, и шумно выдохнула, присев на стул. Вигго открыл один глаз и усмехнулся: видимо, ему понравилась моя инициатива. — Астрид, — еле слышно позвал мужчина, полностью прикрыв веки. — Я хотел с тобой поговорить. Я спокойно уставилась на него, желая узнать тему предстоящего разговора. — Понимаешь, — как-то немного неуверенно начал он, — завтра я буду очень занят различными рода делами. И я хочу, чтобы ты присутствовала. Я как-то не особо представил тебе наше поселение, хотелось бы, чтобы ты имела полноценную картину происходящего здесь, наших правил, обычаев, уставов и законов. — Я не против экскурсии, — широко улыбнулась я. — Но, я так понимаю, это не всё? — Не всё, — подтвердил мужчина. — Послезавтра я должен буду отправиться на вылазку с охотниками для добычи медикаментов, пищи, оружия и прочих вещей. Я пробуду на ней около двух недель, моим заместителем будет Рассел. Не волнуйся, я прикажу ему не трогать вас, пусть вы ещё и не дали однозначного ответа, но я уже считаю вас своими друзьями и жителями этого поселения. Так вот… Он на секунду запнулся, пытаясь подобрать нужные слова и, шумно выдохнув, продолжил: — Понимаешь, девушкам в нашем поселении не запрещается отправляться на вылазки или в какие-либо передряги. Вы вольны сами выбирать, хотите вы сидеть у костра и варить суп или же рисковать жизнью в схватке с мутантом. Мы, мужчины, обязаны заниматься только вторым, есть исключения, когда это старцы, дети или же люди с определенными травмами, болезнями. Но не в этом суть. Поскольку я знаю, что ты не захочешь сшивать куски шкур или же шинковать мясо для еды, я хочу спросить, согласна ли ты пойти со мной на эту вылазку. Я, конечно, не настаиваю, никто не в праве тебе указывать, что делать. Но мне сейчас катастрофически не хватает боеспособных людей. Ты отнюдь не слабачка, это доказывает твоя катана, которая явно ведала не одно сражение. Не волнуйся, в первые дни вылазки мы не особо далеко отойдём от Монреаля, так что у нас будет время потренироваться. Ты согласна? Несколько секунд я раздумывала над предложением и не нашла ни одной причины для отказа. Да, Вигго прав, я не стану сидеть и заниматься какими-то домашними обязанностями, даже не смотря на то, что я раньше любила готовить. Раньше я и меч в руках тверже держала, раньше у меня была другая жизнь. Сейчас я, наверное, и простую яичницу не приготовлю, слишком привыкла к обугленной над костром крысятине без перца и соли. Поэтому я, недолго думая, ответила: — Не вижу причин для отказа. Я согласна. В котором часу выходим? — Все нюансы мы обсудим завтра. Сейчас у меня есть некоторые неотложные дела, а тебе советую хорошенько отоспаться. Арена и мята слишком сильно тебя разморили, приляг. Я зевнула и поглядела на диван, на котором всё также лежал красный плед. Устало поднявшись со стула, я проследовала к ложу и, устроившись на нём поудобнее, крепко зажмурилась и сладко зевнула. Чьи-то теплые руки укутали меня в плед, а теплые губы коснулись макушки. Последнее мне показалось сном, так как я уже пребывала в полудрёме. Мужчина отошел от меня на пару шагов. — Сладких снов, Астрид, — прошептал он, после чего я забылась крепким нерушимым сном.