Не по сценарию

То и дело озираясь по сторонам, я осторожно ступала по ровно подстриженному газону пульмонологического отделения. На улице смеркалось, но яркий свет горел лишь в считанных окнах здания, к которому я направлялась. Внезапно задний карман моих джинсов завибрировал и я подпрыгнула от неожиданности и раздавшегося затем мелодичного писка. СМС. Как вовремя. — Ш-шт! – негодующе зашипела я, оглядываясь назад. Мне в ответ завибрировало и запищало ещё дважды. Я осторожно извлекла телефон из кармана. На экране горел схематически изображённый конверт. Три сообщения. Интересно, кто это собрался пообщаться со мной подобным образом? Первое СМС гласило: «Да, я скотина», второе: «Прости», ну а третье: «Пожалуйста». Я была слишком сконцентрирована на том, чтобы бесшумно, никем не замеченной добраться до отделения, где находился Чаглар, и попросту не могла серьёзно размышлять над посланиями господина Индюка. «Знал бы ты, где я сейчас, – злорадно подумалось мне, – не просил бы так искренне прощения». С чувством лёгкого удовлетворения я поставила телефон на беззвучный режим. В будочке проходного пункта пульмонологии скрипнула дверь. Я как раз добежала до угла здания и спряталась за ним. Интересно, обещанная пересменка охранников уже закончилась или мне ещё пол вечера здесь торчать? Я прислушивалась к наступившему беззвучию, стараясь уловить с той стороны малейший шорох, и так увлеклась этим, что упустила происходящее за моей спиной. Слишком поздно моё ухо распознало скрип гравия под чьей-то мягкой обувью, и на плечо мне легла тяжелая ладонь. От испуга я кошкой подскочила на месте, в воздухе развернувшись на 180 градусов. Передо мной стояла разгневанная женщина в очках с очень толстыми линзами. Кажется, это означает дальнозоркость. Или всё-таки близорукость?Униформа и шапочка белого цвета на курчавой голове свидетельствовали о её принадлежности к медперсоналу больницы. Она убрала руку с моего плеча и стала негромко отчитывать: — Сколько раз я просила не курить возле корпусов! И сами работы лишитесь и меня подставите! Тебе мало, что двоих уволили на прошлой неделе?! Я издала носом странный звук, будто дырявый чайник, который хлебнул лишней воды. Женщина схватила меня под руку и повела в противоположную от центрального входа сторону, приговаривая: — Хоть говори, хоть нет… Второй этаж немытый, они стоят, курят… Под этот бубнёж мы дошли до железной двери под низким козырьком и поборница здорового образа жизни ввела меня в тёмный коридор с тусклой лампочкой под потолком. — Чтобы до девяти всё было сделано! Смотри, ещё раз поймаю… Она назидательно повращала огромными глазищами, увеличенными вдобавок стёклами собственных очков, и удалилась с чувством выполненного долга. Удивляться было некогда, ведь мне ещё предстояло вымыть целый этаж. Я по-хозяйски осмотрелась и двинулась дальше по коридору. По левую сторону я заметила дверь с точно такой же табличкой, как на комнате, в которой мы разговаривали с сестрой Фериде. Не считая себя больше посторонней, я уверенно повернула ручку двери вниз. Комната оказалась гораздо меньше своей предшественницы в главном корпусе и служила, в основном, складом для швабр, вёдер и прочих нужных и полезных вещей. Я полностью экипировалась и, чтобы ни у кого не возникло вопросов о роде моей деятельности, натянула на руки оранжевые резиновые перчатки и напустила на себя самый суровый вид. Гремя пустой тарой, я вышла из комнатушки, мысленно настраивая себя не падать в обморок от любого подозрительного шума. Следующая комната оказалась уборной, в ней я наполовину залила своё ведро водой. Дальнейшее моё исследование коридора первого этажа показало, что моя изначальная догадка была верной. В левом крыле располагались только технические помещения, палат с больными здесь не было. Я дошла до подсвеченной сверху зелёной лампочкой двери, за которой вверх поднималась лестница на верхние этажи. Оставшееся правое крыло первого этажа было перегорожено заляпанной краской деревянной стремянкой, хотя никакой покраски или иного ремонта там не велось. Я вздохнула и решительным шагом двинулась вверх по ступеням. Больничная атмосфера и в дневное-то время действовала на меня угнетающе, вечером же, когда все обычные люди возвращаются домой с работы или учебы, садятся за семейный стол, обнимают родных и близких, вид лежащих в палатах больных, оторванных недугом от привычной жизни, разбивал моё сердце. Я мысленно настраивалась увидеть страдания и боль. Страдания и боль любимого человека. Преодолев одиннадцать ступенек до лестничного пролёта, а затем ещё одиннадцать ступенек до второго этажа, я оказалась в полутёмном помещении отделения лёгочных болезней. Мне бросились в глаза десятки закрытых дверей с медными вензелями прибитых к ним цифр. И как я найду здесь Чаглара? Поставив ведро на пол, я попыталась перевести дух. «Спокойно, Дениз», - выдохнула я чуть слышно. Коридор был абсолютно пуст. Я сделала несколько шагов и в небольшом углублении в стене заметила деревянную стойку, за которой должны были обитать медсёстры. Но и там не было ни души. Вечер, никто не хочет работать. Почему я должна? Вылив на пол небольшое количество воды, я стала шваброй размазывать получившуюся лужу по паркету, продвигаясь в глубь коридора. Таким нехитрым образом я миновала несколько палат и приблизилась к стойке. Постоянно оглядываясь по сторонам, я привстала на цыпочки и заглянула за неё. На столе лежали канцелярские принадлежности, разбросанные в беспорядке, и больше мною не было обнаружено ничего интересного. А вот за стойкой стоял стеллаж с картонными папками. Зажав швабру коленями, я запустила обе руки в личные дела больных. На папках были наклеены цифры, вероятно это были номера палат, но ни в одной папке я не нашла нужную мне историю болезни. Домыв кое-как коридор второго этажа, я вернулась к лестнице и подняла глаза на ступеньки. Возможно, загадочный третий этаж скрывает от меня Чаглара? Насвистывая себе под нос внезапно всплывшую в памяти песню, я провела шваброй по первой ступеньке. «Прости меня под вечер» «Когда моя тень становится длинней» Я переступила через две ступеньки и продолжила свои телодвижения с шваброй. «Прости после полудня» «Как только ты захочешь» Сверху послышались шаги и негромкие женские голоса. Я замерла со своей стройной подружкой в руках, на автомате продолжая напевать. «Прости меня ночью» «Когда льется лунный свет» С третьего этажа спускались две девушки в белых халатах и темно-зеленых брюках. — Через полчаса не забудь проверить капельницу… Проходя мимо, одна из них бросила подозрительный взгляд сначала на швабру, потом и на меня. — Ходють и ходють по помытому, – недовольно пробурчала внезапно проснувшаяся во мне работница чистоты и порядка. – Ни стыда ни совести у людёв нету. Кажется, некоторые словечки я бессовестно позаимствовала у сестры Фериде. Девушки молча ускорили шаг и скрылись в коридоре второго этажа. Не веря своему счастью, я пританцовывая и оставляя шваброй на лестнице мокрые разводы, поднялась на третий этаж. «Пока не наступило утро, прости» Безлюдный темный коридор, точь-в-точь такой же, как и на втором этаже. Такие же запертые молчаливые палаты. И только в конце коридора еле виднелась тонкая полоска света, льющаяся из приоткрытой двери. Не в силах расстаться с ведром и шваброй, расплескивая воду в разные стороны, я ускорила шаг. Вот он свет, долгожданный свет, все ближе, и ближе, и ближе… «Ведь речь идет о расставании» Стараясь не шуметь, я прислонила свой инвентарь к стене рядом с палатой номер 37 и онемевшими пальцами толкнула дверь. Узкая комната с единственным окном, единственной кроватью, единственным человеком на ней. Я сделала шаг, потом еще один, и заглянула лежащему в лицо. Его глаза были закрыты. Я почувствовала, как что-то течёт по моим щекам, и всхлипнув, приложила ладони к мокрым разводам слёз. С кровати послышалось какое-то шевеление и я поймала на себе затуманенный серо-голубой взгляд. — Ты вернулась, – хриплым шепотом произнес Чаглар. – Наконец-то ты вернулась. Я подошла ближе, чтобы хорошенько его рассмотреть. Мне казалось, что я не видела его не два дня, а как минимум год. Лицо с заметно отросшей щетиной осунулось, щёки, покрытые темно-русыми волосками, впали, воспалённый взгляд смотрел куда-то мимо меня. — Дениз. Я вздрогнула. Он узнал меня! Он определённо меня узнал! Но этот странный взгляд… Только сейчас я заметила, что его опущенная левая рука немного виднелась из-под одеяла, а рядом стояла железная стойка на растопыренных ножках. От висящего на ней пакетика с лекарством до руки Чаглара вела тонкая пластиковая трубка, по которой струилась прозрачная жидкость. — Почему ты так долго не приходила? Я ждал. Я растерянно заморгала, не зная, что сказать. — Прости, – наконец выдавила я из себя, – я только недавно узнала, где ты, но к тебе никого не пускали… Чаглар усмехнулся, как будто услышал что-то крайне смешное в моем исполнении. — Ты же уже была здесь. Шутница. Не в силах отвести взгляд от прозрачной трубки, я закусила губы, чтобы не разреветься. Он и узнал меня и в то же время, понятия не имел, кто перед ним. Наконец я смогла перебороть эмоции. Вид уменьшающейся жидкости в капельнице напоминал мне, что от получаса времени у меня осталось всего ничего, и скоро сюда снова придёт медсестра. Я приблизилась, села на краешек кровати с противоположной от капельницы стороны и дотронулась до его руки. Он повернул голову и в его взгляде появилась некоторая осмысленность. — Что это на тебе такое? – его голубые глаза с покрасневшими веками скользнули по мне и устало закрылись. – Впрочем, ты всегда выглядишь превосходно. Я с сомнением осмотрела свой наряд уборщицы, оранжевые резиновые перчатки, заткнутые за пояс джинсов и смущенно поправила цветастый платок на голове. — Спасибо. — Ты всё время приходишь, когда я зову тебя. Почему? — То есть? Он легонько сжал мою ладонь в своей руке. — Ты всегда рядом? Почему? Я снова погладила по теплой коже его пальцев. — Ты тоже всегда был рядом, когда я нуждалась в тебе. Почти всегда… Он горько усмехнулся: — Лучше бы не был! Его рука ускользнула из моей ладони. — Лучше бы не был, – повторил Чаглар, вцепившись пальцами в свои волосы. – Все те разы, что я был рядом, лучше бы меня не было, чем… Чем… В его глазах блеснули слёзы. — Чем тогда, когда один-единственный раз в жизни меня рядом не было. Я молчала. — Как ты сможешь простить меня? Как? Чаглар негромко закашлялся и из его груди послышался хрип разгоряченного дыхания. — Как я могу даже думать, о том, чтобы ты меня простила? «Если я обидел тебя» «Обижайся на меня» В моей душе было тихо и спокойно. Только бы он выздоровел и ничего плохо с ним больше не случилось. Это всё, что действительно волновало меня. Простить его? Как, если я уже давным-давно его простила? — Когда я получил то сообщение, – продолжал Чаглар, – я сошёл с ума, клянусь, сошёл с ума. — Какое сообщение? – очнулась я. — Знаешь, – он снова усмехнулся краешком губ, – если мне предложат роль сумасшедшего, я ей-Богу соглашусь. Я теперь знаю, как сходят с ума. — Чаглар, какое… — Сначала я просто смотрел на него, потом подумал, что это розыгрыш. Может быть, думал я, кто-то подшутил? Демет, или, может, Пынар, или ты сама… Я перечитывал и перечитывал его, но ничего не мог понять. Затем я начал звонить тебе, звонить Демет, в гостиницу, потом снова тебе. Чаглар прервался на хриплый смех и был наказан приступом кашля. — Я думал, что попал в какой-то плохой фильм, в очень плохой фильм, с отвратительным сценарием. Я терял разум, я просто сходил с ума. — Какое же сообщение? – умоляюще воскликнула я. — А потом, в какой-то момент, на следующий день вроде, я уже не помню… Я сдался. Ты знаешь, я просто сдался. Я поверил. Заставил себя поверить. Чтобы окончательно не тронуться умом, я заставил себя поверить, что все это правда. — Да можешь ты, ради всего святого, ответить, что за сообщение?! – закричала я громче. Чаглар поднял на меня больные глаза. — Ну как же, твоё сообщение, прости, что не сохранился ни телефон, ни сам текст, – и он начал цитировать по памяти. – «Всё, что ты завтра увидишь в газетах, правда. Пожалуйста, не звони мне. Я не хочу с тобой разговаривать. Я больше никогда не хочу с тобой разговаривать».